Главной целью развязанной Вильгельмом войны являлось достижение Германией гегемонии на европейском континенте, а для этого ему было необходимо добиться резкого ослабления России путем отторжения от нее Польши, Литвы, Прибалтики, Украины и Белоруссии, аннексии и германизации части этих территорий.
Интересен тот факт, что, по крайней мере, часть русских националистов и консерваторов, понимая всю ненужность и опасность войны с Германией, выступала против продолжения участия России в Антанте. Так, например, один из лидеров союза имени Михаила Архангела Ю. С. Карцов в начале 1912 г. заявил:
«Государственные интересы России требуют союза не с Англией, а с Германией, ибо война России с Германией повела бы к печальным результатам не только Россию, — но даже и всю континентальную Европу, и мало того, чрезмерно усилила бы господство Англии».
В наиболее обоснованном и последовательном виде эта позиция была сформулирована в меморандуме члена Государственного Совета П. А. Дурново, представленном в феврале 1914 г. Николаю II. Меморандум Дурново представляет уникальный документ, целый ряд положений которого предвосхитил реальное развитие событий. Действительно, ведь даже в случае если бы наша страна попала в число победителей, то, как совершенно справедливо предупреждал Дурново, для достижения этой цели она понесла бы крупнейшие потери в людях и технике, оказалась бы отброшенной в своем развитии на десятилетия назад, и кроме того, угодила бы в должники своим же союзникам, практически ничего не получив взамен.
Однако, несмотря на то, что Дурново был абсолютно прав, как в этом, так и во многих других положениях своего меморандума, тем не менее трудно согласиться с его основным тезисом:
«Жизненные интересы России и Германии нигде не сталкиваются и дают полное основание для мирного сожительства этих двух государств. Будущее Германии на морях, то есть там, где у России, по существу наиболее континентальной из всех великих держав, нет никаких интересов…
И вот по мере умножения германских колоний и тесно связанного с тем развития германской промышленности и морской торговли немецкая колонистская волна идет на убыль, и недалек тот день, когда Drang nach Osten отойдет в область исторических воспоминаний. Во всяком случае, немецкая колонизация, несомненно, противоречащая нашим государственным интересам, должна быть прекращена, и в этом дружественные отношения с Германией нам не помеха».
В том-то и беда, что в Берлине на тот момент времени победила линия канцлера Бетман-Гольвега, и свое будущее Германия видела, прежде всего, в континентальной экспансии и создании германской империи Серединной Европы, а это и был тот самый Drang nach Osten, который Дурново ошибочно счел отходящим в область исторических воспоминаний.
Поэтому Дурново, будучи во многом прав, тем не менее кардинально ошибался в главном, не учитывая, что победившая в Берлине концепция государственного развития и национальные интересы России настолько противоречили друг другу, что делали две европейские империи непримиримыми врагами. А в этой ситуации России были жизненно необходимы союзники. И, несмотря на все уже изначально прогнозируемые издержки союза с Англией, без ее помощи одолеть немецкую угрозу России вряд ли было возможно. Кроме того только явное военное превосходство Антанты над союзом Центральных государств, в принципе, могло бы обеспечить мирное развитие Европы в начале XX в.
Сейчас по прошествии времени стало очевидно, какая грозная опасность таилась в зарождавшемся в Германии нацизме с его планами захвата жизненного пространства и создания империи Серединной Европы. Однако до 1914 г. такая перспектива развития событий мировой истории еще не была столь уж очевидной. Но попытка достичь европейской гегемонии Берлином всегда была совершенно неприемлема для России. В Петербурге отчетливо осознавали характер и масштаб исходящей от немецкого милитаризма угрозы и его вероятные последствия. В этой связи министр иностранных дел России Сазонов писал в своих мемуарах:
«Россия теряла прибалтийские приобретения Петра Великого, открывшие ей доступ с севера в западноевропейские страны и необходимые для защиты ее столицы, а на юге лишалась своих черноморских владений, до Крыма включительно, предназначенных для целей германской колонизации, и оставалась, таким образом, после окончательного установления владычества Германии и Австро-Венгрии на Босфоре и на Балканах, отрезанной от моря в размерах Московского государства, каким оно было в семнадцатом веке».
Причем это осознание наступило задолго до начала Первой мировой войны. Вот что в этой связи еще 21 июля 1911 г. Извольский (в то время министр иностранных дел) писал председателю Совета министров П. А. Столыпину:
«Вы знаете, что все пять лет, которые я провел на посту министра, меня беспрерывно мучил кошмар внезапной войны. Какой-либо возможности изменить сложившуюся систему союзов не существовало; ее ослабление неминуемо вызвало бы либо общеевропейскую войну, либо безусловное и полное порабощение России Германией. В любом случае это означало бы finis Rossiae (конец России. — Авт.) как великой и независимой державы».
В своем ответе на это письмо Столыпин говорит, что в сложившейся ситуации надо сделать все, чтобы максимально отодвинуть начало войны и использовать мир, чтобы укреплять империю:
«Не могу не признать, что тоже был весьма обеспокоен происходившим. Мою точку зрения Вы знаете. Нам необходим мир; война в следующем году, особенно в том случае, если ее цели будут непонятны народу, станет фатальной для России и династии. И наоборот, каждый мирный год укрепляет Россию». Трижды на протяжении первого десятилетия XX в. России удавалось лавировать и уходить от участия в назревавших в Европе военных конфликтах (во время аннексии Австрией Боснии и Герцеговины, а также во время двух Балканских войн). Однако в 1914 г. германский император фактически припер Россию к стенке. При этом никаких шансов сохранить мир у Николая II практически не оставалось.
В любом случае Первая мировая война была для России вовсе не войной за Сербию или же за черноморские проливы, это были лишь ее побочные, второстепенные цели. Фактически русские мужики погибали, чтобы пресечь первую, тогда еще сравнительно «мягкую» попытку немецкого нацизма расширить жизненное пространство Германии и начать его германизацию. Русские сражались за свою независимость, за право оставаться русскими, против претензий Германии на немецкое господство в Европе. Это была в высшей степени справедливая и поистине отечественная война.
Фактически же в августе 1914 г. при Николае II было положено начало Великой победе, которую уже под руководством Сталина наш народ завоевал в 1945 г. Поэтому совсем не случайно 9 мая 1945 г. Сталин в своем выступлении по радио говорил не только о победе над нацистской Германией, но и о победе славянских народов в их вековой борьбе за свою независимость и существование. А Первая мировая война явилась одной из важнейших вех этой вековой борьбы России.
Глава 7
Так во имя чего же была развязана Первая мировая война?
Захват жизненного пространства — основная цель политики Вильгельма II
Поведение высшего руководства Германии и Австрии в июле 1914 г. свидетельствовало о том, что Берлин и Вена сознательно обостряли ситуацию вокруг Сербии. Они прекрасно понимали, что вероятность начала крупнейшей в Европе войны с участием России, Франции и Бельгии возрастает.
Если вплоть до 28 июля у Германии еще был достойный мирный выход из кризиса, то после объявления австро-сербской войны такого выхода ни у России, ни у Германии уже практически не оставалось. Так что именно Берлин решал вопрос быть или не быть войне, и выбор кайзера в пользу войны был вполне осознанным. В этой связи возникает резонный вопрос, почему Вильгельм пошел на риск большой войны и какие цели он при этом ставил.
Ответ на этот вопрос непрост, поскольку до начала войны ее истинные цели были одним из главных государственных секретов того времени. И судя по всему, руководство Германии даже не разрабатывало специальный документ, в котором эти цели были бы провозглашены. Собственно говоря, в таком документе и не было особой нужды. Кайзер и его ближайшее окружение с этими целями прекрасно были знакомы, а заранее оповещать широкую общественность относительно своих агрессивных намерений особого смысла не имело, поскольку это успешно делала широко разветвленная система пангерманских союзов.