— На Пятнадцатую улицу, пожалуйста, — сказала она водителю, — мы поедем вдоль нее очень медленно. Я, к сожалению, не помню номер дома, но надеюсь его узнать.

Машина проехала по многолюдным площадям, и, миновав парк, они оказались на небольшом перекрестке, от которого веером расходилось несколько улиц. У нее перехватило дыхание, сердце билось, казалось, в горле: они приближались.

— 15-я улица, миссис, — крикнул шофер, притормаживая.

Вирджиния повернулась к нечетным домам. Фасад, другой… а вот и этот, о котором она мечтает… Она узнала его задолго до того, как машина поравнялась с номером 9. Дом как дом, ничем не отличающийся от других. Но какой-то мужчина, оглядевшись по сторонам, проскользнул в один из его подъездов, и Вирджиния, несмотря на то, что видела только его спину, поняла: это он, тот, из видений. Крупный, в потрепанном засаленном пиджаке, этот мощный вульгарный загривок… Он пошел к ним, все позволяющим самкам… Он не мог пойти в другое место… Вирджиния готова была поклясться, что это именно так. Смутная интуиция, к которой она стала вдруг склонна, заставила ее испытать вместе с ним страх быть узнанным, с которым он юркнул в дверь, непроизвольную неловкость мельтешащих рук, нажимающих на звонок, и, конечно, сладострастие, которое тянуло его сюда.

Такси приближалось к концу короткой улочки, и шофер предупредил об этом Вирджинию. В ответ она попросила отвезти ее домой.

Навязчивая идея, грызшая ее последние несколько суток, вспыхнула с новой силой. Мужчина с 15-й улицы и тот, который жил в ее воображении, совместились. С упоением, которое заставляло трепетать сердце, она вспоминала этот слоновий силуэт, исчезнувший за дверью постыдного дома. Она представляла его низкий, заросший грязными волосами лоб, мясистые рыхлые руки, грубую одежду. Вот он, кряхтя и икая, поднимается по лестнице… звонит… Выходят женщины… Сразу несколько… На этом все обрывалось, воображение давало сбой, потому что дальше начинался исступленный бред, горячка, в которой мерещились потные голые тела, учащенное дыхание и стоны…

Некоторое время Вирджиния контролировала себя. Ей хватало этих картин и образов, но вскоре они довели ее до окончательного изнеможения. И Вирджиния твердо решила вновь увидеть этот дом, куда, быстро собравшись, отправилась пешком.

Она так и не смогла поднять глаза, чтобы прочесть вывеску, прикрепленную у входа. Зато с глубокой тревогой и смущением провела в подъезде по старым шершавым стенам, как будто хотела впитать ту грубую чувственность, которая жила в этом доме.

«Миссис Эллен — антресоль слева», «Миссис Эллен…» Прочитав табличку три раза подряд, она зажмурилась и переступила порог.

Вирджиния не помнила, как поднялась по лестнице и оказалась перед открытой дверью. В прихожей этой квартиры стояла крупная молодая блондинка. Казалось, она ждала Вирджинию:

— Что желаете, мисс?

У женщины появилось непреодолимое желание убежать отсюда, но ноги отказывались повиноваться. Услышав обращение, она глухо ответила:

— Это вы… занимаетесь…

— Я миссис Эллен.

— Тогда… я хотела бы…

Затравленным зверьком Вирджиния посмотрела на блондинку и застыла в ожидании.

— Заходите, поговорим спокойно, — пригласила та.

Она провела молодую женщину в комнату, оклеенную темными обоями, с огромной кроватью под красным покрывалом.

— Ну так что? — заговорила она приветливо. — Вы, конечно, хотели бы немного подзаработать? Я готова вам помочь. Вы очень симпатичная и привлекательная. Такие здесь нравятся. Договоримся так: половина вам, половина мне. У меня большие расходы.

Вирджиния кивнула, не в силах произнести ни слова. Эллен обняла ее.

— Я вижу, вы немножко смущены. В первый раз, правда? Не беда, вы скоро поймете, что это совсем не страшно. Сейчас еще рано, и ваши подружки еще не пришли. А то бы они вам все рассказали. Когда вы хотите начать?

— Я не знаю… может быть… — Вирджиния вдруг подумала, что больше никогда не сможет выбраться отсюда, поэтому оставшуюся часть ответа произносила, как бы моля о пощаде: — Я обязательно должна уйти в пять часов… понимаете, в пять… так нужно… Хорошо?

Когда Вирджиния шла сюда, она даже не думала, что надо обязательно указывать время прихода. Но в этот момент у нее само собой вырвалось, что она может быть здесь только до пяти, то есть в те часы, когда Ральфа обычно не бывало дома. У миссис Эллен это время не вызвало возражений, наоборот даже, она радостно воскликнула:

— Как скажете, моя малышка. С двух до пяти — это замечательное время. Только не опаздывать, иначе мы рассоримся. В пять будете свободны, обещаю… Вас ждет молодой человек, не правда ли? Или муженек?..

Вирджиния, как в тумане, вышла от миссис Эллен. «Муженек… муженек… или муженек…», — бесконечно повторяла она эти слова. «Как все просто… Вы хотите подзаработать? Пожалуйста… До пяти?.. Прекрасно… Или муженек… муженек…» В голове мелькали обрывки разговора, они изматывали ее. Вирджиния не стала брать машину и шла по улицам, не осознавая, где она находится. Неожиданно ее внимание привлекло величественное здание с колоннами. Вирджиния еще плохо знала Нью-Йорк, и ей было незнакомо это здание, но простота и совершенство архитектуры на мгновение отвлекли ее внимание. Но лишь на мгновение. Она тут же вспомнила, откуда идет, и отвернулась: у нее не было права на созерцание этого благородства.

Дорога вывела ее к парку, и она узнала его: они с Ральфом иногда приезжали сюда погулять. Ральф… самый благородный человек из всех, кого она только знала в своей жизни. И она, его жена, — проститутка… Почти оглушенная непривычным шумом огромного города, ошеломленная тем, что с ней сегодня произошло, Вирджиния вошла в парк. Весеннее солнце уже растопило снег, и на всех аллеях копошились рабочие: обрезали деревья, оформляли лужайки, разбивали клумбы. Вирджиния прошла дальше и оказалась на берегу пруда с лодочной станцией. Лодки еще не были спущены на воду, их только еще подновляли и красили. Вирджиния спустилась к самой воде, вода была еще мутная, грязная, и она не раздумывая сунула в пруд обе руки. Вода, так зачаровавшая ее своей мутной неподвижностью, оказалась ледяной, и Вирджиния с криком отпрянула от берега, ужаснувшись своей внезапной прихоти. И тут же без всякой связи ей в голову пришла мысль: «А что, если рассказать Ральфу о том, где я сегодня была, и вообще обо всех этих наваждениях…» Интересно, поймет ли он ее? А может быть, отвернется с презрением или даже с брезгливостью. «Но разве наказывают за приступ безумия? А то, что я сделала, — это форменное помешательство. Когда-то мои родственники сочли меня безумной за элементарное желание жить свободно и говорить то, что думаешь, а не то, что положено. Что бы сейчас сказал дядя Роберт, узнай он о моем визите в это заведение? Впрочем, какая мне разница, что сказал бы дядя Роберт или даже мать, — что сделает Ральф? Нет, все-таки клин вышибают клином. Я заболела, я сошла с ума и пошла лечиться в сумасшедший дом. И этого похода мне вполне хватило. Я выздоровела…»

Сейчас Вирджиния твердо верила, что все в прошлом. Сама мысль о возвращении к миссис Эллен ужасала ее. Впрочем, череда оправдательных и, как казалось Вирджинии, спасительных мыслей вскоре закончилась. Она снова ощутила абсолютную пустоту, полную неспособность соображать. Вирджинии вдруг показалось, что все ее существо, и душа, и тело втягиваются в огромную похотливую пасть неведомого чудовища. Она подняла безумные глаза… Совсем рядом, так близко, что можно было дотянуться рукой, стоял огромный мужчина. Как, откуда он появился? Мощные голые шея, руки, торс… Скорее всего, рабочий… Наверное, отсюда, с лодочной станции. Его штаны были заляпаны зеленой и желтой краской, от него и несло краской, да еще табачным перегаром. Вся его жилистая фигура говорила о недюжинной физической силе.

Мужчина остановил свой тяжелый взгляд на Вирджинии, не подозревая, что творится в душе этой холеной женщины, какую бурю чувств он у нее вызвал.