При воспоминании о своих родственниках Ральф нахмурился, и в его глазах опять появилось тревожное выражение. У его дяди Рональда де Брикассара случился сильнейший криз, и он вот уже несколько дней находился между жизнью и смертью. Сегодня врачи сказали, что появилась надежда на улучшение, но еще очень и очень слабая. Прилетел отец, собрались и другие родственники, и Ральф большую часть времени находился в доме дяди. Вирджиния ни о чем не знала, и он не хотел, чтобы она узнала о болезни дяди, иначе она внушит себе, что это не дядя Рональд, а она сама умирает от криза. Ральф присел на кресло и понуро опустил голову. Что ему делать? Он уже и не пишет сколько времени. Для того, чтобы писать о природе, надо жить в покое и согласии, хотя бы с самим собой. А он уже давно потерял душевное равновесие, хотя старается и не показывать этого. Он попал в ловушку, которую сам себе и поставил своим мягкосердечием и отзывчивостью на чужую боль. Ну что ж, такова, видно, его судьба, он должен нести свой крест до конца и постараться вывести Вирджинию из ее надуманного состояния опасности. Она предлагала поехать на Саурес. Может быть, так и надо сделать, но не сейчас. Надо подождать, когда поправится дядя Рональд, да и она сама должна окрепнуть после болезни. Он вспомнил, как сухо разговаривал с ней сегодня, и пожалел об этом. Она, конечно, напугана, надо снова помочь ей прийти в себя.

Вирджиния проснулась, едва забрезжил рассвет, и тем не менее чувствовала себя бодрой и вполне отдохнувшей. Подумывая уже было соскочить с постели, она вдруг вздрогнула, заметив рядом с собой мужа. Ральф был здесь… Впервые после болезни они провели ночь в одной постели. Как же крепко она спала! Конечно, это он защитил ее от страшных снов, кошмарных видений. Кто, кроме него, способен отвлечь ее от горечи и неприятностей? Кто, кроме него, может сделать ее счастливой? Когда Ральф прижимал Вирджинию к себе, она постоянно задавалась вопросом, не перешло ли то смутное наслаждение, которое изнуряло ее во время выздоровления, в новое чувство к мужу, какого она раньше к нему не испытывала. Вирджинии и раньше нравилась близость с Ральфом, но она вызывала в ней лишь тихое умиротворение. Во время болезни в ней проснулась жажда бурных наслаждений, всепоглощающего сексуального взрыва. В своих видениях она предавалась таким необузданным сексуальным оргиям, которые трудно было представить себе в реальности и уж тем более с Ральфом. При нем она стыдилась даже вспоминать о своих кошмарных видениях. Он был слишком чист для этого.

Предрассветная полутьма скрывала его прекрасные черты, и Вирджиния слышала лишь тихое дыхание мужа. Ральф спал спокойно, как ребенок, Вирджиния взволнованно смотрела на мужа, и два года, которые они прожили вместе, пронеслись в ее сознании, словно поток солнечного света. Только Ральф наполнял радостью ее жизнь все это время, заботясь о ней с такой теплотой и нежностью. «Получал ли он удовольствие от близости со мной?» — вдруг подумала Вирджиния. Как же раньше она не задумывалась над этим? Да, у них было особенное душевное взаимопонимание. А секс? Они никогда не занимались сексом как таковым, и их интимная жизнь была как бы продолжением душевной. Наверное, так и должно было быть, но сейчас Вирджинии казалось этого мало. Может быть, потому, что душевная связь утратилась, и она пыталась найти ей замену. «Чем женщина может удержать мужа?» — И неожиданно вспомнила она дурацкий вопрос дяди Роберта и передернулась. Она не собирается удерживать его насильно, он волен уйти от нее тогда, когда захочет, хотя Вирджиния не могла даже представить себе, что она будет делать, если это случится на самом деле, и почему-то была уверена, что этого никогда не произойдет. «Как много бед я могу натворить», — неожиданно подумала она и сама же удивилась своим мыслям. «Глупости, во всем мире для меня существует один только Ральф, и он никогда меня не оставит». Это убеждение было настолько сильным, что Вирджиния улыбнулась своим дурацким опасениям. Что бы ни случилось, Ральф никогда не будет страдать из-за нее. Какую нежность испытывала она к этому спящему ребенку-мужчине! Теперь она постарается сделать для него счастливым каждый день, каждую минуту, и так будет до конца. Вирджиния почувствовала, как внутри у нее опять все сжалось при мысли о конце, который мог наступить очень скоро, но постаралась не думать об этом. Сколько бы ни осталось ей жить, они пройдут весь путь вместе без подозрений и сомнений. Вирджиния ощущала в себе такой наплыв сил, такую бесконечную преданность, что будущее опять представилось ей легким и прекрасным. Все остальное глупости: и ее кошмарные видения, и то странное чувство, которое она испытала вчера с Кроузом. До сих пор Вирджиния жила и управляла только теми эмоциями, которые были оформлены в виде ясных и доступных истин. Уверенная в том, что она всегда может контролировать себя, женщина и не подозревала, что в ней спят силы, противиться которым она не сможет.

Стремясь поскорее поделиться с мужем переполнявшими ее чувствами, Вирджиния нежно поцеловала его в губы. Еще в полусне, притягиваемый магнитом инстинкта, Ральф обнял Вирджинию и еще несколько секунд оставался в этом таинственном сказочном забытье.

— Родная… — прошептал он.

Вирджиния зажгла лампу, стоявшую на столике рядом с кроватью. Ей захотелось видеть то блаженство, которое скрывалось за этим словом. Свет лампы, затененной шелком абажура, заполнил комнату. Ральф даже не пошевелился. Новое, неизвестное ей выражение, которое она пыталась обнаружить на его лице, исчезло вместе с темнотой. Он был таким, как всегда, нежным и искренним, и ласково смотрел на нее.

— Значит, ты уже давно проснулась. Но ведь еще так рано. Ты хорошо себя чувствуешь?

Вирджиния тихо засмеялась.

— Я хотела тебе сказать, как ты мне дорог, а еще спросить, как сделать тебя счастливым…

Она остановилась, догадавшись, что взяла слишком высокую ноту. На лице Ральфа появилось изумление.

— Прошу тебя, — проговорил он, — не занимай себя этими мыслями. Я вполне доволен жизнью с тобой.

— Во всяком случае, — продолжала Вирджиния, — я должна как можно больше знать о том, чем ты живешь…

— Не надо говорить об этом, — прервал ее Ральф, и Вирджиния сама почувствовала, как напыщенно прозвучали ее слова, ведь тогда на Сауресе у нее не было необходимости говорить ему это. Она просто жила с ним одной жизнью, и сейчас она только надеялась на деликатность Ральфа и на то, что он не будет напоминать ей об этом. Он и не напомнил. И все-таки Вирджиния испытывала неудовлетворение от своего порыва: она так хотела служить Ральфу, снова установить с ним душевный контакт, ведь он был у них, хотя она понимала, что ни ее образования, ни культуры, ни способностей не хватало, чтобы встать с ним вровень, жить одинаковыми духовными запросами.

— Что я могу сделать для тебя, любимый? — снова взволнованно прошептала она. Этот непривычный в последнее время тон Вирджинии удивил Ральфа. Он склонился над ней и посмотрел в ее глаза так, словно хотел проникнуть в ее душу. Они долго разглядывали друг друга, и каждый делал свое собственное открытие.

Вирджинию охватила дрожь. Даже не высказанный напрямую, призыв мужа, какой она увидела в его глазах, попал в точку — в плоть, которая никогда еще так не трепетала. Это походило на ощущение, какое она испытала накануне с Кроузом, только много сильней и откровенней. Ей захотелось, чтобы Ральф тут же сжал ее в своих объятиях, настоящую силу которых она до сих пор не знает. И когда он овладел ею, Вирджиния застонала от долго сдерживаемой страсти и полностью отдалась во власть мужчины. В какой-то момент она почувствовала, как сладкое содрогание охватило каждую клеточку естества мужа, и в тот же миг ее подхватила знойная волна неведомого ей до сих пор наслаждения, как будто молния пронзила ее и выплеснула наружу бушующие в ней силы. Она запустила руки в густую шевелюру мужа и счастливо, облегченно засмеялась.

Некоторое время они лежали не двигаясь. Потом Ральф почувствовал на себе руку жены и нежно сжал ее.