— Ты видела отца и дядю и знаешь, что я Ральф де Брикассар. И я думаю, что ты догадалась, что я — Фрэнк Стеджер, поскольку ты заходила в мой кабинет.
— Да. Но я зашла туда не из любопытства. Я забыла, что ты запретил мне заходить туда… забыла…
— Это неважно, — перебил ее Ральф. — Я не собираюсь убивать тебя или вешать на стенку за волосы. Я просто хочу рассказать тебе мою историю с самого начала. Я шел прошлой ночью как раз с намерением сделать это. Да, я сын де Брикассара, потомок старинного рода. Но я и сам забыл об этом.
Ральф горько рассмеялся, несколько раз прошелся по комнате, потом сел в кресло напротив Вирджинии.
— Сколько я себя помню, я был сыном очень состоятельных родителей, и наш род из поколения в поколение давал церкви выдающихся священнослужителей. Меня тоже готовили к этой карьере, хотя я не испытывал большого желания посвящать себя церкви. И все надеялся, что это как-то минует меня. Мой отец очень богатый человек, а дядя, ты его видела, занимается производством лекарств, разных там пилюль, настоек и прочего. Ими везде завалены все аптеки, а его лицо красуется на всех упаковках, и его все знают. Это доставило мне много горя, но об этом потом. Мой дядя бездетный человек и собирается сделать меня своим наследником. Так что тяжесть богатства я ощутил еще в раннем детстве. У нас был настолько большой дом, что я, маленький мальчик, постоянно терялся в нем. У меня были все игрушки, о которых только может мечтать ребенок, но я был самым одиноким в мире. Я помню только один счастливый день детства, Вирджиния, только один. Даже ты, наверное, была счастливей. Отец поехал навестить своего старого друга и взял меня с собой. Меня отпустили играть одного во дворе, и я провел целый день, забивая гвозди в деревянный чурбан. У меня был замечательный день. Когда подошло время возвращаться в свою комнату в большом доме, полную игрушек, я плакал. Но не сказал отцу почему. Я вообще никогда ничего ему не рассказывал. Для меня всегда было трудно рассказывать о себе, Вирджиния, особенно когда дело было серьезным. А со мной постоянно случалось что-то серьезное. Я был очень чувствительным ребенком. Никто никогда не знал, о чем я страдаю. Отец и не задумывался над этим.
Когда меня послали в частную школу, а мне было только одиннадцать лет, мальчики окунали меня в плавательный бассейн до тех пор, пока я не вставал на стол и не читал громко все молитвы, какие я знаю, или названия лекарств, которые изобретал мой дядя. Я делал это, а потом, — Ральф сжал кулаки, — я испугался и чуть не утонул, и от меня отвернулся весь мир. А потом я пошел в колледж, сокурсники пытались делать то же самое, но я устоял. — Ральф горько усмехнулся. — Они не смогли заставить меня делать это. Но они могли и сделали мою жизнь несчастной, никчемной. Четыре года в колледже показались мне кошмаром. Знаешь, а может быть, ты и не знаешь, какими бессердечными скотами становятся мальчишки, когда у них появляется такая жертва, как я. У меня были друзья, но всегда существовал барьер между мною и людьми, которые мне нравились. Случалось, что ребята хотели подружиться с потомком рода де Брикассаров, но они не нравились мне. Но один друг у меня все-таки был, я думал, что был. Умный, начитанный мальчик, немного писатель. Это и связывало нас. У меня было тайное влечение к этой деятельности. Парень был старше меня, я равнялся на него, поклонялся ему. Целый год я был почти что счастливым. А потом в рукописном журнале колледжа вышел пародийный скетч, язвительный рисунок, издевающийся над моими родственниками, в основном над тем, кто занимался лекарствами. Имена, конечно, были изменены, но все знали, что изображено и кто имеется в виду. Рисунок был остроумным, это без сомнений. Весь колледж сотрясался от смеха. Я выяснил, что сделал этот рисунок он.
— А ты уверен? — Печальные глаза Вирджинии вспыхнули негодованием.
— Да. Он признался мне, когда я его спросил. Сказал, что хорошая идея всегда была для него более ценна, чем друг. Это разрушило многие мои идеалы и иллюзии, и это было самым печальным во всей этой истории. После этого случая я стал молодым мизантропом. Мне не хотелось ни с кем дружить. А потом… через год после выпуска из колледжа я встретил Мэй Уэйтерс.
Вирджиния вздрогнула. Ральф полностью находился в своем прошлом и не заметил этого.
— Отец рассказывал тебе об этой женщине, я думаю. Она была очень красива. Я любил ее. Да, я любил эту женщину. Я не хочу отрицать этого сейчас или умалять свое прежнее чувство. Это была первая романтическая, страстная, но печальная любовь мальчика, но она была. Мне казалось, Мэй тоже любила меня. Я был настолько глуп, что поверил этому. Я был безумно счастлив, когда Мэй пообещала выйти за меня замуж. Мои родственники тоже поверили в эту любовь и больше не предлагали мне посвятить себя церкви. Это длилось несколько месяцев. А потом я понял, что она не любит меня. Я оказался случайным свидетелем одной сцены. Этого было достаточно. Результат наблюдения потряс меня. Ее подруга спросила, как Мэй может переваривать потомка чернорясников и весь этот церковный фон с аптечными ароматами.
— Его деньги покроют золотом все рясы и все аптечные запахи, — смеясь, сказала Мэй. — Мама посоветовала мне поймать этого парня, если смогу. Мы совсем на мели. Но подожди, я по запаху чувствую эту наживку, когда она приближается ко мне.
— Ах, Ральф! — вскричала Вирджиния, проникаясь жалостью к мужу. Она совсем забыла о себе, была полна сострадания к Ральфу и ярости к Мэй Уэйтерс. Как она могла так поступить?
— Ну, вот, — Ральф поднялся и снова начал измерять комнату шагами. — Это совсем подкосило меня. Полностью. Я покинул цивилизацию и отправился на Юкон. Два года я мотался по свету, по разным уголкам мира. Я достаточно зарабатывал на жизнь, мне не хотелось брать и цента из отцовских денег. А однажды утром я проснулся и понял, что Мэй больше меня не интересует. Она была кем-то, кого я знал в другом мире, вот и все. Но у меня уже не было никакого желания возвращаться к прежней жизни. Это было не для меня. Я был свободен и хотел сохранить эту свободу. Я приехал на Саурес, увидел остров Тома Гарднера. Годом раньше была опубликована первая моя книга, она имела успех, я получил немного денег в качестве гонорара. И купил мой остров. Но я по-прежнему держался в стороне от людей. Я никому не верил. Не было веры даже в такие понятия, как настоящая дружба, верная любовь. Все это существовало не для меня. Я привык кутить и веселиться по-дикому, так что обо мне все правильно говорили. А я еще и подогревал людские слухи в свой адрес «таинственными» поступками, которые люди трактовали каждый в свете своего мировосприятия.
А потом появилась ты. Я был вынужден поверить, что ты любишь меня, действительно любишь меня, а не миллионы моего отца. Другой причины, объясняющей, почему ты хочешь выйти замуж за бедного дьявола, не было. И мне было жаль тебя. Да, я не буду отрицать, что женился на тебе, потому что пожалел тебя. А потом я нашел в тебе самого лучшего, милого, веселого и нежного человека, какого я когда-либо видел. Остроумная, добрая, родная, ты смогла заставить меня снова поверить в существование любви и дружбы. Мир снова показался мне родственным, поскольку в нем жила ты, любимая. Я хотел бы жить так вечно. Я узнал то ощущение, когда выходишь из леса ночью, а в твоем доме на острове горит свет. Я знал, что там ты, и ты ждешь меня. После того, как я жил бездомным всю жизнь, было так сладко иметь свой дом. Дом, куда можно прийти ночью голодным и знать, что меня ждет добрый ужин, веселый огонь в камине и ты.
Но я не мог осознать до конца, что ты действительно для меня значишь до того момента у железной дороги. Все произошло, как вспышка молнии. Я знал, что не смогу жить без тебя, что если мне не удастся тебя освободить, то лучше погибнуть вместе. Я уже признался, что это согнуло меня, заставило обезуметь. Я не мог вынести этого. Поэтому я вел себя как болван. Но была еще одна мысль, которая доводила меня до отчаяния. То, что ты должна умереть. Мне всегда была ненавистна эта мысль, но я думал, что у тебя нет никакой надежды выжить, поэтому я старался не думать об этом. Но в те минуты я был вынужден оказаться лицом к лицу с этим фактом: тебе угрожает смерть, а я не могу без тебя жить. Когда я вернулся домой прошлой ночью, то уже твердо решил показать тебя всем самым лучшим специалистам в мире, которые бы непременно могли что-то сделать для тебя. Я был уверен, что все не так плохо, как решил доктор Стинер, раз тот инцидент на железной дороге не повредил тебе. А когда я нашел твою записку, то сошел с ума от радости, а потом от ужаса, испугавшись, что теперь я тебе не нужен и ты ушла, чтобы избавиться от меня. Но сейчас все хорошо, не правда ли, родная?
