Затем, продолжая действовать в ключе этого дипломатического ревизионизма, он впервые предпринял политический шаг, направленный против тотемических представителей колумбийских левых — герильи. Вместе с целым рядом колумбийских интеллектуалов, в числе которых был и художник Фернандо Ботеро, он подписал письмо, которое было опубликовано 22 ноября в газете El Tiempo. Фактически это было письмо в поддержку недавнего решения Гавириа объявить тотальную войну герилье, не проявлявшей никакого интереса к его мирным инициативам[1220]. Разумеется, герилья, возмущенная тем, что осталась без поддержки, особенно со стороны «интеллектуалов из среды мелкой буржуазии», ужесточила борьбу, которая продолжается по сей день. Для Гарсиа Маркеса это был шаг огромной важности, созвучный с решением, которое он принял в результате падения Берлинской стены. Не исключено, что это его решение было продиктовано прежде всего желанием отдохнуть после болезни. Он устал постоянно поддерживать то, что почти невозможно удержать. Отныне он утратит свое влияние среди колумбийских левых, которым пользовался до сих пор; с другой стороны, колумбийские левые тоже перестанут быть авторитетной силой. Неизбежно поползли слухи, что вскоре он отвернется и от Кастро; в конце концов, Фидель был зачинателем и символом большинства партизанских движений, распространившихся по Латинской Америке с начала 1960-х гг. В ответ Гарсиа Маркес просто отшучивался: он никогда не оставит Фиделя[1221].
Он отмежевался от герильи в тот самый момент, когда в Вашингтоне в Белый дом собирался вступить новый президент. Сообщали, что Билл Клинтон — первый за двенадцать лет президент-демократ — «страстный поклонник творчества Гарсиа Маркеса». Возможно, наконец-то обстоятельства складывались к лучшему: молва гласила, что в доме Буша вообще не было книг, в его семье предпочитали смотреть телевизор.
Гарсиа Маркес оставался в Картахене. 11 января в газете El Espectador появилась фотография, где он был запечатлен вместе с Аугусто Лопесом Валенсией, президентом транснациональной компании «Бавария», принадлежащей Хулио Марио Санто-Доминго; они о чем-то беседовали на трибуне арены для боя быков[1222]. Газета не предоставила комментария по поводу этой встречи. В предыдущие периоды своей жизни Гарсиа Маркес либо старался не привлекать внимания прессы к подобным встречам, либо давал им какое-нибудь объяснение, например говорил, что почувствовал интуитивный интерес к собеседнику. Но так было раньше. Теперь он вращался в мире буржуазии и был готов стать приверженцем рыночной экономики. Как социалист он всегда был принципиальным противником идеи благотворительности (хотя в частном порядке сам всегда помогал деньгами отдельным людям, никогда не привлекая к тому внимания). Однако в отсутствие денег на те благородные начинания, в которые он верил, Гарсиа Маркес обратился к общественной филантропии, которая стала возрождаться в странах Запада в масштабах, невиданных с конца XIX в., с эпохи американского «позолоченного века», когда восторжествовал монополистический капитализм. (Сам Билл Клинтон в конечном счете написал книгу о пользе пожертвований — «Жить отдавая»[1223].) Гарсиа Маркес руководил кубинским Фондом кино и обдумывал идею еще одного столь же дорогостоящего проекта: хотел создать институт журналистики. Открытая война за идеи социализма, вооруженная и интеллектуальная, была окончена, классовая борьба на время утихла, и писатель проникся убеждением, что культурная и политическая позиционная война — это все, к чему он может стремиться, действуя прогрессивно, насколько позволяют сложившиеся обстоятельства. Посему он более усердно, чем прежде, начал обхаживать знаменитых и могущественных.
Обозначив для себя новые ориентиры в дипломатической сфере, Гарсиа Маркес вошел в состав «Форума мыслителей» ЮНЕСКО (или «Форума двадцати одного мудреца», по выражению колумбийской прессы), чтобы принимать участие в обсуждении нарастающих международных проблем в рамках так называемого нового мирового порядка как раз в то время, когда ЮНЕСКО именно за это жестко критиковали США и Великобритания: устраивают дорогостоящие международные «пирушки», «треплются про магазины», вместо того чтобы делать конкретные дела. С появлением на политической арене Тэтчер и Рейгана центры власти либерального Запада впервые увидели угрозу в таких обсуждениях. От разговоров одни только беды, «говорильни» главным образом на руку левым, и вообще, какой смысл в праздной болтовне, если, как заявила сама Тэтчер, «общества как такового не существует». Кандидатуру Гарсиа Маркеса предложили вдова Луиса Карлоса Клана, Глория Пачон (она была представителем Колумбии в ЮНЕСКО в Париже), и, конечно, ее босс, Гавириа. Гарсиа Маркес сказал, что согласился участвовать в форуме как ради своей страны, так и ради всего мира[1224]. В числе других членов форума были чешский писатель и государственный деятель Вацлав Гавел, итальянский ученый и философ Умберто Эко, французский философ Мишель Серрес и американский литературовед и культуролог арабского происхождения Эдвард Саид. Первое заседание форума состоялось в Париже 27 января 1993 г. Там Маркес познакомился с Федерико Майором, первым в истории ЮНЕСКО генеральным директором из испаноязычной страны; вскоре они станут добрыми друзьями. Словно для того, чтобы подчеркнуть свой новый высокий статус, свою респектабельность и, быть может, произвести впечатление на родных и близких, он, находясь в Париже, на родине Французской академии, обрушился с критикой на Королевскую академию испанского языка — автора, по его выражению, «геоцентрического словаря»[1225]. И опять же, в прошлом он не считал нужным снисходить до академий. Но, как оказалось, в долгосрочной перспективе это был мудрый шаг: он заведет тесное знакомство с новыми людьми — академиками, филологами, поэтами правого толка, — с теми, на кого прежде никогда не «тратил попусту» свое время. Вскоре он будет налаживать связи с Гвадалахарским университетом в Мексике, где он недавно завязал близкие отношения с ректором, Раулем Падильей Лопесом, и вместе с Карлосом Фуэнтесом выступал в поддержку создания там Центра им. Хулио Кортасара. Гарсиа Маркес и Карлос Фуэнтес уже искали подходы к новому президенту США, Биллу Клинтону, думая, что он — человек более умеренных взглядов и более образованный, чем его предшественник-республиканец.
В июне, хоть он и был недоволен тем, что ему по самым разным причинам приходится отвлекаться от писательского труда, Гарсиа Маркес в Барселоне проводил предвыборную кампанию вместе с Фелипе Гонсалесом. Его появление перед сорокатысячной толпой сторонников ИСРП на одном из последних митингов, организованных Гонсалесом, произвело фурор. Пожалуй, лучше бы уж он поехал в Венесуэлу, где другой его друг, Карлос Андрес Перес, переживал политический кризис, от которого так и не оправится. 20 мая Переса вынудили уйти с поста президента Венесуэлы, обвинив его в хищении 17 миллионов долларов из госбюджета, когда он пришел к власти в 1989 г. Гарсиа Маркес написал открытое письмо в поддержку Переса, в котором подчеркнул, что последний — мужественный человек, предотвратил несколько попыток государственного переворота (одну из них предпринял Уго Чавес в то время отбывавший тюремное заключение), что он «великолепно умеет дружить» (а при чем тут это? — задавались вопросом многие читатели), хотя честность Переса писатель превозносить не стал. К сожалению, Гарсиа Маркес пошел еще дальше: имел наглость раскритиковать институты и представителей страны, подразумевая, что выдвинутые против Переса обвинения сфабрикованы; он только что не осудил сам венесуэльский народ[1226]. Отныне в Венесуэле он уже не будет столь популярен, как прежде. Его личные отношения с сильными мира сего стали дорого ему обходиться.
