Когда наступило утро, сон уже не одолевал их так, как ночью, и с сумрачным рассветом, проступившим из окружающей мглы, стало легче на сердце.

На третий день до обеда они слышали несколько раз гул самолета и сирену тральщика, но самого судна увидеть вблизи им не удалось.

После обеда подул довольно сильный ветер, и толстая завеса, скрывавшая рыбаков от тех, кто их искал, раздвинулась.

Вскоре к старой рыбацкой посудине приблизилась мощная моторка, и смертельно измученные рыбаки, чьи замерзшие лица походили на гипсовые маски, еще издали узнали своих товарищей, стоявших на носу моторки и приветственно махавших руками.

Вимба медленно перевалил через борт якорь, который казался ему тяжелым, как якорь большого корабля, хотя это был всего-навсего небольшой якоришка. Паулис улыбался так радостно и широко, как только позволяли ему застывшие щеки, а Андерсон, откинувшись на кормовое сиденье, всхлипывал, как ребенок, и совсем не стыдился своих слез, которые обильно текли по щекам, цепляясь за щетину бороды, быстро превращаясь в крупинки льда.

Спасенных рыбаков поместили в моторную кабину. И пока они отогревались, товарищи угостили их коньяком и глинтвейном, припасенным в термосе, и рассказали, что на берегу стоит легковая машина министерства и врач поджидает их со всякими лекарствами и мазями, а у Вимбы истоплена баня. Трудно было сказать, сколько людей поднято на ноги вдоль побережья и в Риге. Центральный Комитет Коммунистической партии Латвии и правительство все время следили за поисками лодки. О происшествии, кажется, известно даже в Москве.

Андерсон сидел рядом с мотором и не мог преодолеть глубокого волнения. Он прислушивался к словам своих товарищей, а в горле чувствовал ком и глаза то и дело становились влажными. Наконец, он тряхнул головой и тихо заговорил сдавленным голосом:

— Ну, это уж слишком, это чересчур… Стоило ли поднимать из-за нас такой тарарам? Ничего ведь такого из ряда вон выходящего не случилось, и в конце концов кто же мы такие — только простые, обыкновенные люди.

Но Паулис улыбнулся и заметил:

— Теперь ты знаешь, что у нас самое ценное?

Лицо Андерсона стало чрезвычайно серьезным и торжественным, когда он ответил:

— Знаю и запомню навсегда. И вперед постараюсь поступать так, чтобы люди не подумали, будто они спасли того, кого вполне спокойно можно было оставить в море.

Поздно вечером, когда врач оказал спасенным рыбакам первую помощь, после того как они попарились в бане и во всех подробностях рассказали о происшествии членам своих семейств, друзьям и товарищам по работе, — из Риги позвонили в правление артели и сообщили, что на всех троих уже выписаны путевки в санаторий и они могут прибыть туда уже завтра — легковая машина министерства отвезет их. И как ни ворчали Андерсон с Вимбой, что это ненужная роскошь и расточительность, и как ни пытались они заверить, что через несколько дней смогут снова выйти в море, — ни министерство, ни правление артели не приняло во внимание их возражений — им пришлось уехать в санаторий втроем.

1950