— Что, если бы я пришел и застал тебя с кем-то?

— Не застал бы. Когда я бываю с кем-то, как ты выражаешься, я велю слугам никому не открывать.

— Ты права, сьелито, но не будь ко мне слишком строга. Я не привык дружить с женщиной, которая вызывает во мне такую страсть. Давай-ка сменим тему, — предложил Алонсо. — Надеюсь, ты оценишь то обстоятельство, что я, при всей своей нелюбви к каллиграфии, собственноручно переписал для тебя рукопись, о которой мы с тобой однажды говорили. Помнишь?

Глаза Консуэло вспыхнули. Она с благоговейным восторгом приняла из рук Алонсо небольшой свиток и бережно развернула его.

— О, мой милый вестгот! — прошептала хозяйка особняка. — Чем же я заслужила такой дар?..

— Вот здесь сам текст, — объяснил Алонсо. — Как ты понимаешь, я не мог поручить эту работу постороннему. А тут я записал обычными латинскими буквами и с пробелами уже расшифрованные фрагменты.

Радости Консуэло не было границ. Она тут же принялась читать расшифрованный текст, сверяя его с оригиналом. Алонсо был доволен, убедившись, что она выполнила свое обещание и выучила двадцать две буквы еврейского алфавита.

— Да, трудное чтение, — заключила Консуэло после нескольких попыток. — Но тем интереснее. Давай я несколько дней почитаю все, что ты уже разобрал, а потом начнем вместе работать над рукописью. Вдвоем мы все очень скоро поймем! Как ты думаешь?

Она отложила рукопись и принялась расспрашивать Алонсо о деде, о том, как идет торговля. Алонсо поведал ей, как они с Мануэлем нашли Ибрагима в ставке эмира, рассказал о Фатиме и об отъезде Мануэля с Кристобалем Колоном на корабле «Санта-Мария» в поисках западного пути в Азию. Она слушала его с огромным вниманием, иногда перебивала, задавала множество вопросов.

Консуэло поинтересовалась его кузеном Хуаном, — в прошлый раз Алонсо делился с ней своими тревогами в связи с ним.

— Как ни странно, он успокоился. — Алонсо до сих пор удивлялся той перемене, которая произошла с Хуаном после женитьбы. — Да и кто бы мог подумать, что его избранницей окажется сеньорита из семьи потомственных христиан!

— Вот тебе еще одно доказательство того, насколько жизнь похожа на сон! Ну а как твои сновидения? Ты меня просто потряс перед нашим расставанием, когда рассказал о том, что ты в них творишь! Тебе по-прежнему снятся сны, которые ты называешь «сказочными»?

— Довольно часто. Почти два-три раза в неделю. И в них я действительно произвожу множество изменений. Но в реальности мне ни разу не удалось этого сделать, и это меня слегка беспокоит. Я уже столько лет этим занимаюсь, а толку никакого!

Во взгляде Консуэло он прочел непередаваемое изумление.

— Нет, ты все же неблагодарный варвар, Алонсо! Как же никакого толку?! — потрясенно воскликнула она. — Ты два-три раза в неделю перемещаешься в волшебный, сказочный мир, переживая это не просто в мыслях, как при чтении книг, а всем своим существом, зрением, слухом, обонянием, и ты еще и недоволен! Стыдись!

— Ладно, ладно, ты, как всегда, права, — примирительно сказал Алонсо.

— А что слышно о той синеглазой девушке, чей портрет ты видел в медальоне своего друга? Она все еще снится тебе?

— Теперь уже очень редко. В последний раз видел ее во сне месяца три назад. Начинаю забывать.

— Узнал что-нибудь о том, кто это? — с интересом спросила Консуэло.

— Нет, твое предположение о том, что это его сестра, не подтвердилось. Мануэль зимой сказал мне, что потерял свою возлюбленную. Так что, суди сама: носит ее портрет, горюет о ней. Это не сестра…

Консуэло возразила, что возлюбленной Мануэля может быть совсем другая женщина, затем разговор перешел на иные предметы. Она хотела знать, когда Алонсо собирается переехать в Саламанку. Он бы сделал это с радостью прямо сейчас и даже вел уже переговоры о покупке понравившегося ему дома с привлекательной, несколько игрушечной внешностью, возле университета. Но сам переезд откладывался из-за того, что ему не удавалось уговорить Ибрагима перебраться в «золотой город» вместе с ним.

Алонсо сам не смог бы объяснить, почему он на этом настаивал. В Кордове Ибрагиму был обеспечен хороший уход — при нем находились Сеферина и тетя Ортенсия. Может быть, он просто боялся, что старику осталось жить не так уж долго, и хотел как можно чаще бывать в его обществе?

Алонсо так и не переехал ни летом, ни осенью. Все это время он лишь совершал непродолжительные визиты в Саламанку, встречался с заказчиками, посещал типографию, давал задания переписчикам, встречался с Консуэло, участвовал в литературных сидениях и неизменно возвращался в Кордову.

В один из тех дней, когда Алонсо находился в Саламанке, чернокожая Суад принесла ему записку от Консуэло, в которой та просила прийти к ней как можно скорее.

Не успел Алонсо войти в дом, как Консуэло выбежала ему навстречу из спальни под лестницей. Глаза ее сверкали.

— Алонсо, ты не поверишь! У меня был «сказочный» сон!

— Чудесно! — обрадовался он и обнял Консуэло. — Давай отпразднуем это событие! У тебя есть хорошее вино?

— Я тоже хочу отпраздновать. Наверху уже все готово. Пойдем, я тебе расскажу, как это было!

В столовой на втором этаже был накрыт стол.

— И как же это случилось?! — спросил Алонсо, разливая пенящийся напиток темно-багрового цвета.

— Знаешь… — Консуэло никак не могла успокоиться.

— Это совершенно неповторимое чувство! Мое тело до сих пор хранит ощущение полета! Так бывает после танцев, когда тело еще помнит ритм и движение. Теперь я точно знаю, что никакой настоящей разницы между явью и сном нет. Во сне все точно так же реально, как и в действительности, но потом мы просыпаемся, и воспоминания о сновидении постепенно тускнеют. Поэтому мы и не помним, насколько там все подлинное. Но после «сказочного» сна я все прекрасно помню! А ведь раньше я не верила, что у меня это когда-нибудь получится!

— Сьелито, выпей вина и расскажи мне все по порядку.

Она послушно пригубила и поставила кубок обратно на стол. По ней было видно, что она пьяна без всякого вина.

— Мне приснилось, что я живу в Альгамбре, — торопливо заговорила Консуэло, словно боясь, что забудет какую-нибудь важную деталь. — Поначалу мне и в голову не пришло, что это сон. Как будто ничего удивительного в этом нет. Я живу в Альгамбре и провожу литературный кружок в Львином дворике. Ты помнишь это место? Помнишь чашу с фонтаном, которую поддерживают двенадцать мраморных львов?

— Ну конечно, помню, — рассмеялся Алонсо. — Я же родился в Гранаде.

— Так вот, мне снится, что мы сидим верхом на львах и читаем вслух стихи. Можешь себе представить. — При этом воспоминании она расхохоталась. — Герцог Альба верхом на мраморном льве. На другом — Небриха. Ну и все остальные.

— Я тоже?

— И ты тоже. И вдруг… Не могу даже описать, в какой момент пришло понимание. Просто я вдруг поняла всю нелепость и невозможность происходящего. Я поняла, что это сон!

От волнения Консуэло вскочила на ноги, чуть не опрокинув стол.

— И что же дальше? — Алонсо был заинтригован. Он десятки раз переживал в сновидениях этот внезапный момент осознания, и тем не менее рассказ о том, как то же самое случилось с другим человеком, вызвал в нем острое чувство соучастия в чем-то чудесном. Не случайно он назвал эти сны «сказочными». Алонсо прекрасно знал то трепетное переживание, о котором говорила Консуэло, переживание подлинности полетов, прохода сквозь стены, перемещения на любые расстояния — подлинности всего того, что не позволяет совершать косная, неповоротливая явь.

— А дальше я, не задумываясь ни на мгновение, сделала то, о чем мечтала с самого детства. Я полетела! Алонсо, я взмыла высоко в небо и полетела! И город с холмами остался далеко внизу!

Консуэло подбежала к окну, словно собираясь вылететь из него, затем так же порывисто вернулась к столу.

— Я до сих пор так отчетливо помню это! А самое главное — чувство полета осталось в теле и после пробуждения. Как ощущения, которые остаются после бега или танца.