— Так или иначе, ты вскоре услыхала бы о ней, — уверенно заявила мне Ронни, и я ей поверила.

После первой встречи личность Марджери Чайлд заслонила от меня практическое воплощение ее деятельности. Теперь, проходя по помещениям комплекса, я уверилась, что проводимые три раза в неделю храмовые службы служат для энергетической подпитки приверженцев. А здесь, в этих стенах, энергия эта преобразуется в практическую деятельность. Храм — политическая машина, эффективный механизм сбора и перераспределения средств, а также воодушевления последователей на конкретные действия с целью достижения конкретных целей. Агитация, речи, листовки, лечение-обучение, кормление-просвещение, за ко нетворческие и антизаконотворческие акции — нее это направлялось отсюда, через членов «внутреннего круга» Марджери Чайлд и определялось ею самой Если она мистик, то не беспочвенный, не оторванный от грешной земли. Здесь концентрировалась сила, способная поднять Марджери во властные структуры. В члены местного совета? В палату общин? Святая Екатерина Генуэзская была в XV веке филантропом, наставницей, управляла крупным госпиталем, и это не мешало ей оставаться мистиком. А столетием раньше другая Екатерина, Сиенская, консультировала пап и королей, играла ключевую роль в реформации церкви и управляла орденом милосердия. Она также была мистиком, визионером и прорицателем, мисс Андерхилл ставит ее в один ряд со св. Франциском. Чем хуже Марджери Чайлд, живущая в Лондоне в XX веке?

Мы покинули подвал и вернулись на первый этаж. Здесь к Веронике подскочила какая-то незнакомая мне особа.

— О, мисс Биконсфилд, как хорошо, что я вас встретила! Там женщина рыдает, говорит, муж совсем рехнулся.

— Иди, иди, Ронни, мне все равно уже пора к Марджери, — милостиво отпустила я ее.

— Хорошо, я предупрежу Мари.

Она убежала и тут же появилась снова. Кивнув мне на ходу, исчезла в коридоре, ведущем к убежищу. Я кивнула сидящим за столами женщинам, насторожившимся при упоминании имени Марджери. Недосягаемость лидера для младшего персонала — еще один признак масштабности организации. Присев к одному из столов, я углубилась в изучение брошюр о детских болезнях, течении и лечении туберкулеза, о борьбе с неграмотностью. Долго ждать мне не пришлось. В дверях появилась Мари, выпалила мое имя и тут же отвернулась и зашагала обратно. Я последовала за нею, бомбардируя бронированную спину бодрыми французскими тирадами. Вот мы уже в знакомом коридоре. Мари постучала в дверь, дождалась ответа и впустила меня.

Марджери сидела перед камином в жизнерадостном халате переливчатого шелка. Она встала, положила книгу на кресло и шагнула мне навстречу.

— Очень рада вас видеть, Мэри. Можно мне вас так называть? Меня все зовут Марджери. Надеюсь, и вас это устроит. Мы перекусим здесь, перед камином, не возражаете? Перед службой я не наедаюсь, а через час нужно будет переодеться и начать медитацию. Прекрасные у вас глаза…

Мой взнос в диалог состоял исключительно из «да», «конечно», «отлично», «спасибо». Мари приняла у меня пальто и шляпу, и вот я уже сижу за изящным столиком на одном из двух стульев в стиле Людовика XIV. На столике хрупкий дорогой фарфор, массивное столовое серебро солидного старинного облика, современное витое стекло. Я скромно прячу под столик край своего дважды наставленного платья.

— Вероника показала вам наше хозяйство?

— Да. Очень впечатляет.

— Вас это удивило? — Во всяком случае, должно было удивить, судя по ее интонации.

— Больше всего меня поразило то, что я вплоть до нынешнего понедельника не имела представления о существовании Храма.

— Информация… Здесь еще есть над чем работать. Вина?

— Спасибо.

Она наполнила два витых оранжевых бокала из тяжелого граненого графина.

— Хозяйство ваше растет, как видно. Один из печатных станков с виду совсем новый.

— Да, верно. Пять лет назад мы лишь раз в неделю снимали зал на втором этаже. Сейчас у нас четы ре собственных здания.

Меня очень интересовал процесс становления Храма, но я сдержала любопытство, чтобы не про демонстрировать если не нотки осуждения, то оттенка подозрительности. Придет пора и для любопытства.

— Очень впечатляет, — повторила я. — Я сделаю взнос в фонд библиотеки. — Разумеется, Ронни не ожидала от меня существенных пожертвований, и я решила подождать до понедельника.

— Хороший выбор, — похвалила она, не глядя на мою грошовую одежонку. — Вероника поглощена идеей создания бесплатной библиотеки.

— Удивляет также ваша политическая активности.

— То есть то, что религия пачкает руки о мирские дрязги? Нужны сдвиги в законодательстве, иначе мы до самого Судного дня будем заниматься исключительно предоставлением ночлега да кормежки.

— Но не кажется ли вам… — Я не договорила, поскольку появилась Мари. Она внесла поднос с несколькими блюдами. Поставив тарелки на стол, Мари, к моему удивлению, удалилась, оставив нас вдвоем. Марджери, положив на свою тарелку совсем немного, сосредоточилась на моей особе. Куски курятины в эстрагоновом соусе, гарнир из глазированной моркови, картофеля, салата. Некоторое время она уделяла внимание исключительно еде, тщательно прожевывая пищу, запивая ее каким-то чаем из трав, на поверхности которого плавала долька лимона. Я предпочла бокал немецкого фруктового вина.

— Вы что-то хотели сказать, — улыбнулась хозяйка.

— Не кажется ли вам, что нетрадиционность, скажем так, вашей религиозной ориентации сыграет против вас на политической арене?

— Не думаю. Одни увидят в этой нетрадиционности мою преданность выбранному курсу, другие отмахнутся от нее как от второстепенной эксцентричной причуды.

— Надеюсь, вы правы, — согласилась я из чистой вежливости, однако Марджери приняла это за безоговорочную поддержку.

— Спасибо. Я молилась и много раздумывала о вас и о вашем предложении. — («Предложении!» — взвилась я внутренне.) — Учение мое носит слишком личный характер, пора его универсализировать. Следует к нашим проектам добавить еще один, академический. Провести работу в указанном вами направлении, пригласив наиболее выдающихся мыслителей в этой области. Может быть, даже и журнал начать издавать. На том самом станке, который простаивает.

Черт бы ее побрал, подумала я, и потом сразу: купить хочет. Очевидно, мысли мои отразились на лице, потому что хитроумная комбинаторша отложила вилку и подалась ко мне.

— Я не предлагаю вам делать ничего, что бы противоречило вашим желаниям, Мэри. Вполне понимаю и принимаю, что со многим сказанным и сделанным мною вы не согласны. Но я не хочу меняться. Я хочу учиться. Ради себя самой и ради Храма. Мне нужно знать, как ваш мир подходит к вопросам, над которыми я бьюсь в одиночку. Я в понедельник всю ночь не спала, сокрушалась своей заносчивости и близорукости. Как петух, раскопавший жемчужное зерно и не знающий, что с ним делать. Мне нужна помощь, Мэри, и я на вас рассчитываю. Я не прошу у вас стопроцентной отдачи, не требую поступить ко мне на службу. Но вы мне нужны, чтобы начать путь. Прошу вас.

Ну как тут можно отказаться? Я, во всяком случае, не настолько черствая особа. Когда Мари появилась со вторым подносом (кофе и земляника — это в январе-то!), я уже согласилась провести цикл занятий с Марджери и прочитать лекцию для ее гвардии в конце месяца.

Добившись желаемого, хозяйка откинулась на спинку стула.

— Расскажите мне о себе, Мэри, — попросила она. — Вероника намекает, что ваша биография богата темными тайнами и захватывающими приключениями.

Я мысленно пообещала Веронике добрую взбучку.

— Ронни преувеличивает. Во время второго года обучения обстоятельства вынудили меня покинуть Оксфорд на месяц с лишним. Вернувшись, я никому ничего не рассказала, и это возбудило догадки и пересуды. Через несколько месяцев я попала в катастрофу, что вызвало новые толки, на этот раз хоть на чем-то основанные. Механизм возникновения слухов наверняка вам знаком. На самом деле я всего лишь студентка. Не совсем простая, но все же студентка. Мать у меня была англичанка, отец из Америки, оба умерли. Есть дом в Суссексе, знакомые в Лондоне, интересуюсь женским движением и теологией.