Вся компания рассмеялась.

После некоторой заминки и приглашения гостя к накрытому столу, Ахав спросил:

— Что вам может потребоваться для отряда в пятьдесят воинов?

Ярослав неопределенно пожал плечами.

— В первую очередь выпас и конюшни. Я не представляю традиций вашей армии, по тому нужны два человека: один компетентный в военном деле, другой — призванный решать встающие задачи, в первую очередь связанные с финансированием и вооружением отряда.

— Думаю, за этим дело не встанет. Казармы колесничих Сетх будут подходящим местом для нового отряда. По поводу денег обращайтесь напрямую к присутствующему здесь Ласосу в любое время дня и ночи или, если возникнут сложности, прямо ко мне. Вход в мой дом для вас будет всегда свободен в любое время. Нелей — мой посланник, который доставил вас сюда, хороший воин и опытный военноначальник, если вы сочтете его подходящим, станет вашим помощником. Можете приступать хоть завтра.

— Прошу прощения, Махестре, за меркантильные вопросы, но с моей точки зрения подобная служба должна оплачиваться, не смотря на мои обязанности в силу договора ученика. Я не владею источником дохода в Ринале и не являюсь землевладельцем, и не могу себя обеспечивать в повседневной жизни. Те средства, которыми я владею, являются результатом службы моему народу и использовать их на службе Риналю по крайней мере не честно.

— Сколько вы хотите?

— Во сколько вы обычно оцениваете годичный доход командира отряда колесничих? — спросил Ярослав у присутствующих.

Те переглянулись. Ответил Ласос неуверенно:

— В среднем землевладение получает шестьдесят серебряных долей в год. Это двенадцать — пятнадцать золотых.

— Ну вот, платите мне два золотых в месяц.

После этих слов похоже у Ласоса отлегло от сердца, казначей уверенно взялся за жареную птицу. Ахав не удостоил ответом желание Ярослава, вероятно считая столь незначительный вопрос решенным и недостойным внимания. Все четверо с утра крепко проголодались и усиленно налегли на поглощение съестного. Дальнейший разговор свелся к частным вопросам вооружения и комплектования отряда. Из более серьезного стоит упомянуть вопрос Ярослава относительно поддержания дисциплины в отряде:

— Смею предположить, традиции в отношении дисциплинарных взысканий в армии Риналя и нашей должны разниться? Сомневаюсь, что землевладельцев — гамор можно пороть по прихоти начальников?

— Для подобных наказаний нужны веские основания, — подтвердил Махесте Ахав.

— Различия в способах поддержания дисциплины могут стать непреодолимой преградой для моей службы в армии Риналя. Если приказам не будут подчиняться в силу каких — либо причин, будь то традиции, личная неприязнь, усталость или прихоть, я не смогу выполнять обязанности, и это должно быть отражено в договоре.

— Что вы имеет в виду? — удивился Ахав.

— Следует создать согласованный документ, по которому должны быть расписаны воинские преступления и полагающиеся за них наказания, а также порядок привидения наказания в исполнение. У нас такие договоры зовутся уставом, и я готов за соответствующую невысокую плату подготовить и согласовать устав конницы Риналя. К примеру у нас за пьянство полагаются розги, а за бегство с поля боя — смертная казнь.

— Не думаю, что наши понятия о наказаниях сильно разнятся, — не согласился Тимоном, — за бегство с поля боя — наказание такое, что мало не покажется.

— Прекрасно, Махесте, но за сон на посту, за отступление без приказа, за нападение на командира, за паникерские высказывания, за неподчинение в бою — смертная казнь на месте без суда.

— Без суда? — удивился Ахав.

— Да. И еще следует добавить такое понятие, как «децимация», думаю: его точно нет.

— Странное название.

— Это казнь за трусость одного, всего подразделения или по выбору командира каждого третьего, пятого, десятого.

— Да это изуверство, — воскликнул не в силах сдерживать возмущения Ласос, — просто какое‑то варварство и дикость.

— Согласен, но позволяет поддерживать строгую дисциплину и действовать отряду в бою как одно целое. Подобно тому, как выразился один из ваших приближенных, как ощетинившийся копьями змей.

— Похоже, вас люди слушаются безоговорочно, — печально заметил Анастагор.

— Скорее терпят, как некую неизбежность, хотя децимацию мы еще никогда не использовали, хватает и обычных наказаний, впрочем розги не просыхают.

Тимоном заметил несколько смущенно.

— Сомневаюсь, что я смогу обеспечить вас такой дисциплиной, гаморы — народ своенравный, вспыльчивый, но в любом случае стоит попробовать.

— Думаю, если будет создан соответствующий регламент наказаний и безукоснительное его исполнение, самые крайние меры не потребуются, но записи оных все же следует сделать.

По окончании приема Ярослав покинул прохладную залу и вышел под сень галереи внутреннего двора. Солнце пекло нещадно, жара стояла удушающая. Здесь в укрытии благодатной тени ожидали своей очереди полтора десятка знатных молодых людей, некоторые по окончании приема поспешили внутрь дворца оказать необходимые услуги Тимоному, но большая часть оставалась ждать, проводя время в тихих разговорах или кучкуясь вокруг интересных собеседников. Некоторые предпочитали переждать жару в праздном одиночестве. Лошади и колесницы большей частью стояли также в тени галерей. Ярослав сразу заметил Нелея, Дрегона и возниц, с которыми приехал во дворец. Рядом стояли лошади и колесницы. Все стремились спастись от полуденной жары. Анастагор просил не уезжать сразу, а дождаться для окончательного обсуждения договора, и ехать из города вместе. В свою очередь Ярослав был готов покончить с договором как можно быстрее, его ждали и другие дела. Помня предложение Тимонома в отношении Нелея как помощника, решил выяснить его мнение к подобному повороту судьбы.

Только сделал несколько шагов в сторону колесниц и ожидающих его людей, как дорогу преградил знатный человек, виденный Ярославом ранее в зале дворца и сделавший предложение о поединке всадника и хуммы. Не имея возможности пройти или обойти наглеца, Ярослав обратился с вопросом, желая понять в чем дело:

— Чем могу служить Наваторо… к сожалению, не имею чести знать вашего благородного имени? — несколько смутился Ярослав.

Придворный отвечал крайне надменно и вызывающе.

— Мое имя Леон из рода Промнес. Меня знает весь Риналь, я богатейший землевладелец города. Впрочем меня не удивляет невежество маррана… — Его друзья коротко хохотнули, потешаясь открытому оскорблению. — Мною сделан вызов на поединок, чем делаю честь такому человеку, как ты. Отказ может рассматриваться как оскорбление. Я не считаю славу воина достоверной без постоянного подтверждения, а отказ — трусостью или неуважением.

— Чем же я могу вам помочь?

— Принять вызов и сразиться со мной: в противном случае, я обвиню в трусости и всем об этом расскажу.

— Я не считаю склонность к пустому бретерству добродетелью, тем более по такому ничтожному поводу как доставить удовольствие неизвестному лично мне человеку. Я уже дал ответ в присутствии вашего хозяина и обосновал экономическими причинами. Если есть желание сразиться в пешем поединке, могу рассмотреть предложение, но при условии предоставления веских оснований. А сейчас позвольте пройти, меня утомляют бессмысленные разговоры, — Ярослав сделал попытку покинуть неприятного собеседника, но ему не дали.

Леон схватил за плащ на плече, не позволяя удалиться.

— То есть ты хочешь сказать, что я могу вести только бессмысленные разговоры? — угрожающе спросил он.

— Нет, — с готовностью согласился Ярослав, — но не испытываю желания в обретении данным разговором какого‑либо смысла и милостиво прошу благородного Гамора Наватаро отпустить мой плащ, и позволить пройти с миром.

— В таком случае я позволю тебе идти только, когда сам этого пожелаю и для принуждения к поединку готов оскорбить наглеца действием и показать его трусость всем окружающим, что он не достоин права носить меч и звание Дхоу.