Я не мог не восхититься той хладнокровной дерзостью, с какой было нанесено оскорбление. Дело в том, что Изабелла Верьян родилась через десять лет после окончания Первой мировой, и этот факт, конечно же, был хорошо известен мисс Таттерсолл. И вот как мне теперь ответить на заданный вопрос, не проявив при этом бестактности?

Однако мисс Таттерсолл сама избавила меня от необходимости решать возникшую дилемму.

— Полагаю, что леди Гермиона уже ждет нас внизу, — сказала она и, подцепив Остина-Хара под локоток, потащила его к лестнице. — Пойдемте поприветствуем остальных.

Я предложил свою руку мисс Верьян, делая вид, что не замечаю полного ненависти взгляда, направленного в спину удаляющейся мисс Таттерсолл. Нужно было немного попридержать маститую писательницу, чтобы она, чего доброго, не столкнула обидчицу с лестницы у нас на глазах. Ведь это такая тоска — быть свидетелем в суде.

— Невероятно вульгарная женщина, — заметила мисс Верьян, беря меня под руку. Она произнесла это тихо-тихо, «сотто воче», как говорят итальянцы, — «ниже голоса». — Да и чего еще можно ожидать от дочери человека, разбогатевшего на производстве ершиков для унитазов.

Я вспомнил, как где-то читал, что у самой Изабеллы Верьян отец был младшим сыном герцога.

Пока мы спускались в почтительном сопровождении Джайлза, я старался отвлечь писательницу от черных мыслей, разглагольствуя об одном из самых знаменитых ее романов, о «Сомнительном удовольствии», который мне нравился как-то больше других. К тому моменту, когда мы присоединились к собравшимся в гостиной, мисс Верьян почти что мурлыкала и уже дважды успела заявить, что высоко оценивает мою проницательность, проявленную при анализе ее творчества. Вот так: немного обаяния — и можно творить чудеса, тем более если твои чувства вполне искренни.

Леди Гермиона словно королева выделялась среди снующих туда-сюда участников конференции, которых было не так уж много. Джордж Остин-Хар без всякой галантности высвободился из цепких рук Норы Таттерсолл и устремился к группке девушек на другом конце комнаты. Оставшись без кавалера, мисс Таттерсолл посмотрела по сторонам и тут же примкнула к кому-то из знакомых.

Леди Гермиона заметила меня и мисс Верьян, и ее громовой голос, как и следовало ожидать, запросто перекрыл шум, производимый почти двумя десятками человек.

— Изабелла, дорогая! Вижу, вы уже познакомились с доктором Керби-Джонсом и его помощником. — Графиня помахала нам левой рукой, удерживая правой смазливого молодого человека лет под тридцать. — Я хочу представить вам одного гостя, который у нас впервые.

Мы направились к леди Гермионе и ее собеседнику, которого я в общем-то уже опознал: судя по всему, это был Эшфорд Данн, восходящая звезда юридического триллера.

Новый подопечный Нины стоял и взирал на нас холодным оценивающим взглядом. Я сразу понял, чем он приглянулся ей: точеные черты лица, как у тех актеров, что имеют неизменный успех у женщин, плюс явная самонадеянность, граничащая с наглостью. Пускай он пишет полнейшую чушь, но когда и кому это мешало стать автором бестселлеров? В наши дни внешняя форма имеет куда большее значение, чем внутреннее содержание, а этот парень обладал имиджем, который мог принести деньги, причем немалые. Нина отнюдь не дурочка.

Леди Гермиона с видом генерала, устроившего смотр войскам, представила нас друг другу, и я протянул Данну руку. Этот неразумный юноша не мог удержаться от того, чтобы превратить рукопожатие в силовое состязание, и мне пришлось покрепче стиснуть его ладонь — так, немного, чтобы он только вздрогнул. Наверное, Эшфорд посчитал меня слабаком — ему ведь было невдомек, кем я являюсь на самом деле. Я ему казался вполне обычным человеком, он же казался мне человеком неглупым.

Посмотрев на меня изумленно и немного обиженно, Данн обратил свой взор на Джайлза и, обменявшись с ним рукопожатиями и холодными словами формального приветствия, пару раз перевел взгляд с него на меня и обратно. Вне всякого сомнения, он предположил, что наши отношения выходят за рамки схемы «начальник — подчиненный». Слегка скривив губы, Данн отвернулся от нас как от чего-то не стоящего внимания, и принялся лебезить перед Изабеллой Верьян.

— Вы знаете, мисс Верьян, я прочитал все ваши книги, причем не по одному разу, — вкрадчиво, с явным среднезападным выговором начал он. — И я могу без преувеличения сказать, что вы оказали огромное влияние на мое собственное творчество. К примеру, в моем первом романе «Считать виновным» убийство происходит во время постановки «Гамлета» — также как в вашем блестящем произведении «Череп под кожей».

Джайлз, не выдержав, громко засмеялся, и я чуть было тоже к нему не присоединился. Выражением лица и взглядом мисс Верьян могла бы мгновенно заморозить кипящую воду, но Данн, ничего не замечая, продолжал заливаться соловьем. Он так увлеченно расписывал, как ловко ему удалось втиснуть в свой роман пьесу Шекспира, что совершенно не обращал внимания на то, что над ним откровенно потешаются.

Мисс Верьян, некоторое время помолчав с оскорбленным видом, наконец-то прервала его самодовольную трескотню:

— Молодой человек, когда вы в следующий раз будете к кому-нибудь подлизываться, постарайтесь при этом хоть немного напрячь мозги!

После этих слов она повернулась и пошла прочь, а Данн остался стоять с открытым ртом. Сверкнув на него негодующим взглядом, леди Гермиона устремилась вслед за мисс Верьян, предоставив сбитого с толку гостя в мое полное распоряжение.

— Черт!.. Чем же я так прогневил эту старую бумагомарательницу? — скривившись, недоуменно произнес Данн.

— Изабелла Верьян не писала «Череп под кожей», — сообщил я и едва удержался от усмешки при виде его округлившихся глаз. — Автор этого романа — Ф. Д. Джеймс. А пьеса «Графиня Малфи»… разве не принадлежит перу Вебстер?

— Черт! — снова воскликнул Данн и уже тише добавил пару более крепких словечек. — Я никогда не мог различить всех этих старушенций. Их книги совершенно одинаковы. Страница за страницей — заумные рассуждения о жизни да гадания-предположения о том, почему какой-нибудь викарий забыл выпустить на улицу собаку. Ни одну из этих книжек я не смог прочесть до конца.

— И никто не поддержит, никто не утешит несчастного хвастунишку, — насмешливо посочувствовал Джайлз.

В довольно грубой форме Данн посоветовал ему сделать то, что для человека с обычной гибкостью тела выполнить практически невозможно, и после этого гордо удалился.

— Он просто очарователен, — заметил Джайлз, ничуть не шокированный манерами нового знакомого.

— Ты упустил шанс обзавестись довольно привлекательным дружком, — улыбнулся я. — По-моему, он вполне в твоем вкусе.

Джайлз вытаращил на меня глаза.

— Саймон! И ты мог бы сбагрить меня подобному типу?! Прошу, не пугай меня.

— Пока живу — надеюсь, — сказал я, и брови моего помощника поползли вверх.

Нашей дискуссии не суждено было развиться — меня окликнула леди Гермиона.

Обернувшись, я увидел, что хозяйка дома приближается к нам, ведя с собой довольно миловидную молодую женщину.

— Позвольте вам представить, — загудела леди Гермиона, — последнюю из всех прибывших участников конференции. Познакомьтесь, доктор Керби-Джонс, это Доринда Дарлингтон, она пишет детективы. Доринда, дорогая, это Саймон Керби-Джонс, наш исторический эксперт, а это его помощник Джайлз Блитерингтон.

Как только я услышал это имя, все мое существо пришло в состояние боевой готовности. Вот она, та самая самозванка! Наяву, во плоти стоит передо мной! Интересно, усовестится ли она, проявит ли хоть какое-то беспокойство при встрече с тем, чей псевдоним присвоила?

Следует признать, что лже-Доринда держалась совершенно невозмутимо — никакого трепета, никакого беспокойства. Мне в голову пришла мысль, что эта девица, возможно, и не знает, кем на самом деле является та самая «Доринда». Моя личность была законспирирована и известна пока что только моим агентам и издателям в Штатах и здесь, в Англии. Так что если никто из них тут не замешан, то лже-Доринда вряд ли о чем-то догадывается.