— Какая же ты злая! Ты гадкая! Гадкая! — Катиш резко развернулась и бросилась обратно в хозяйское крыло. Лакеи едва успели распахнуть двери перед ней. Мадам Элиза открыла рот, но не успела она и слова произнести, как Анна побежала за кузиной. Тогда она, вздохнув, подала дочери знак следовать за ней и направилась за убежавшими барышнями.

Все как обычно. Ничего нового. Анна обидела не со зла и совсем того не желая свою кузину словом, не сумев сдержаться, и ныне будут рыдать в голос обе, умоляя друг друга простить за гадкие и злые слова. Только лица раскраснеются дурно да припухнут от слез. И если личико Анны можно будет быстро выправить от этой красноты и припухлости ледяной водой, то Катиш будет суждено ныне на бале быть с красными пятнами на лице. Впрочем, она бы и так алела от смущения. Может, и незаметно будет после следов слез.

Но еще один человек, что невольно стал свидетелем этой бурной ссоры, помимо слуг, не знал, что подобные обмены злыми словами были не в диковинку в этом доме. Андрей замешкался в вестибюле, отдавая лакею салопы тетушки и Маши, передавая тому свою шинель, а потом его вдруг схватил за пуговицу мундира только прибывший старичок со слуховым рожком и, с кем-то спутав, долго что-то выпрашивал. После не выдержал этого напора старости и глухоты, взял мягко, но требовательно старичка за локоть и повел наверх, в залу. Они только ступили на первую ступень лестницы, ведущей на второй этаж, как разразился этот неприятный инцидент.

И снова mademoiselle Шепелева, как заметил Андрей, подняв голову вверх. Да, тетушка права — дурно воспитана и своенравна. Жаль, что такая прелесть таит под собой эти качества. И жаль, что он не может оторвать от нее взгляда. Какого черта, злился он сам на себя, когда снова и снова находил поверх голов ее русоволосую головку в окружении других — разных мастей, но определенно мужских.

Она не стала подавать ему руки, когда подошла вместе с кузиной и рыженькой хорошенькой компаньонкой поприветствовать ее тетушку, по обыкновению занявшую место в одном из кресел у стены залы. Только присела в реверансе, придержав подол платья, опустив скромно глаза в пол. Не будь той сцены, что Андрей увидел нынче, он поддался бы этому скромному очарованию, этой юной прелести, и непременно записал бы в ее карточку танец, чтобы хотя бы на миг коснуться этой русоволосой дивы. Но он помнил эту мимолетную ссору кузин, видел припухлость от недавних слез на лице Катерины Петровны. Лицо же Аннет было словно мраморное — без красноты, без иных следов, которые выдавали бы, что и она раскаивается в содеянном. Нет, красивое, но холодное лицо с легкой улыбкой на губах…

Бал начался. Прошлись сперва в полонезе, что по этикету должен открывать танцевальный вечер. Андрей выбрал с позволения Марьи Афанасьевны для него Машу, не желая пока вести в танце никого из новых знакомых. После решил пропускать танцы, и только на легкую кадриль, быть может, выбрать кого-нибудь из юных девиц или замужних прелестниц, чьи взгляды он ловил на себе украдкой.

— Отчего не танцуешь, mon cher? — обратилась к нему тетушка, устало прикрыв веки. Она плохо отдохнула перед балом, и ныне на нее то и дело наваливалась дрема. — Еще нарекут тебя букой и дурно воспитанным, мне на огорчение. Поди, пригласи кого-то из девиц. Вон, та с крупными буклями у ушей, с кружевным эшарпом, девица Колосова. Танцует недурно, я заметила, ног не отдавит.

— Нет покамест желания на то, ma tantine, — ответил ей Андрей, не двигаясь с места и так и подпирая колонну возле кресла графини. Маша, опустив глаза в пол, явно скучала, стоя позади графини — то сворачивала, то разворачивала веер Марьи Афанасьевны, который та отдала ей подержать на время.

Сама же графиня снова поднесла к глазам лорнет и оглядела залу и людей, что находились тут, словно выискивая кого-то. Задержалась на Анне Шепелевой, как заметил Андрей, отчего-то вздохнула, чуть качнула головой, отчего цветные перья на ее тюрбане забавно качнулись вверх и вниз, вызвав улыбку на губах Маши. Она поймала на себе взгляд Андрея, покраснела, когда он подмигнул ей, сам дивясь своему поступку. К чему он сделал то? Итак, бедняжка, алеет лицом, когда глядит на него украдкой, и он прекрасно знал отчего. Потому и не будет ее более ангажировать нынче — чтобы не давать надежд, к чему они, когда пусты, когда бесплотны?

А потом была мазурка, которую танцевали в середине залы Анна и ее брат, когда остальные расступились вкруг, памятуя о том, что брат и сестра Шепелевы неизменно танцуют ее на Рождественском балу. Андрей запомнит тот танец на всю жизнь: две фигуры на свободном пространстве паркета — одна в белом, стройная, воздушная, вторая — в зеленом мундире кавалерии. Оба статные, красивые лицом, так и приковавшие взгляд к себе. Как легко летала Анна вокруг брата, как игриво разлетался подол ее платья, и развевалась ее тонкая шаль за спиной, словно крылья ангела!

Ангел, сущий ангел, подумал Андрей невольно, когда к концу танца Анна разрумянилась слегка, стала улыбаться такой удивительной улыбкой, от которой у него вдруг забилось сердце быстрее обычного. Совсем иная была та улыбка — мягкая, добрая, полная разрывающего душу счастья. Ее глаза так и сияли каким-то мягким светом.

Анна взглянула на него пару раз, когда оббегала брата в танце. Украдкой, совсем мимолетно, но он успел поймать этот взор, от которого вдруг встрепенулась душа. Неужто он ошибся в своей неприязни к ней? Ныне, когда он смотрел на Анну, которую кружил Петр в мазурке по зале, Андрей понимал, отчего вокруг нее, словно мотыльки, вьются поклонники. Она действительно ныне была изумительной. Такой он не видел ее прежде, и такая Анна… Анна, Аннет, Анечка…

Отзвучали последние аккорды мазурки, Петр, в последний раз топнув каблуком по паркету, развернул Анну лицом к зрителям под их восхищенные и восторженные выкрики, под гром аплодисментов, что грянул, едва смолкла музыка.

— Пойду я в игровую, — вдруг произнесла графиня, пытаясь перекричать весь этот гвалт. — Желаю партейку в вист. Ты со мной ли, Андрей Павлович?

— Нет, прошу простить, но к картам ныне не расположен, — склонил голову Андрей, все еще провожая взглядом отходившую к своему кружку Анну. — Я решил последовать вашему совету, ma tantine.

— Неужто? — переспросила графиня, а потом снова вскинула лорнет, наблюдая, как Андрей удаляется к противоположному углу залы, где под статуэткой Амура крылатого стояла Шепелева с девицами. Маша тоже проводила взглядом уходящего Андрея, прикусив губу. Она видела, как он не мог глаз отвести от фигурки Анны, когда та с братом в мазурке шла, знала, что это случится. Разве можно не отдать свое сердце mademoiselle Annette, признанной красавице уезда?

— О, ma chere, похоже, тебе предстоит принять оливковую ветвь, — усмехаясь, прошептал в ухо сестре Петр, едва заметил приближающегося к ним кавалергарда. Он уже был наслышан от Полин о той истории, что случилась у церкви, видел мимолетные взгляды, что бросала Анна в сторону этого офицера в алом мундире. О, определенно все становится занятнее и занятнее!

Анна резко обернулась, удивляясь тому ритму, с которым ее сердце плясало в груди. Нет, это вовсе не от того, что она прочитала в глазах кавалергарда, когда смотрела на того в танце. И не от того, что он подходит ныне к ним. Она когда-то говорила, что у него обычное лицо? О нет, у него было удивительное лицо — такое мужественное, такое привлекательное…

— Разве могло быть иначе? — улыбнулась она довольно, и брат рассмеялся, а потом умолк, когда кавалергард приблизился к ним. Короткие взаимные поклоны мужчин, и реплика Петру:

— Позвольте ангажировать даму на кадриль.

У Анны даже ладони вспотели под атласом перчаток вдруг при звуке его голоса, бросило отчего-то в жар. Она нахмурилась, вспомнив, что танец у нее уже ангажировал тот гусар, Бранов. Пойти танцевать с кавалергардом означало нарушить все мыслимые правила. Но все едино, вдруг решила Анна, удивляясь своему желанию во что бы ни стало пойти в кадрили с этим светловолосым офицером. Пусть обсуждают и осуждают после, пусть даже накажет папенька! Она подаст руку этому кавалергарду, она впервые всем сердцем желала так страстно это сделать.