— Поживем-увидим, — пожал плечами ее брат, откидываясь на спинку сидения, закрывая глаза, в подражание отцу и мадам Элизе, что казалось, дремали, утомившись за время праздника. Катиш же смотрела в окно и обрывала лепестки цветов boutonnière, что на ленте были у нее на запястье.

— Ты думаешь, он влюблен в нее? — вдруг шепотом спросила она, перегнувшись через Петра к Анне. Та вздрогнула от неожиданной прямоты и смелости подобного вопроса, которых вовсе не ждала от petite cousine, но не стала отвечать, только пожала плечами.

Сон той ночью совсем не шел к Анне. Она ложилась в постель, вставала, ходила по спальне и снова ложилась. Наконец сдалась и разбудила Глашу, спавшую на узком диванчике в будуаре, приказала привести к ней Дениску, внука Ивана Фомича, что служил в имении одним из казачков.

— Он же почивает, — не могла понять Глаша спросонья приказа барышни. — Ночь ведь!

— Почивает — разбуди! — резко ответила та, борясь с желанием взять за плечи девушку и хорошенько встряхнуть. Та кивнула в ответ, быстро отыскала под диваном туфли и выскользнула из покоев барышни. Вскоре вернулась с заспанным Дениской, веснушчатым мальчуганом лет десяти, который получил приказ от Анны бежать к границам Святогорского, последить за дорогой, что ведет к имению, а после вернуться и рассказать ей, что видел.

За окном уже светало, когда Дениска вернулся и, задыхаясь от быстрого бега, стал рассказывать:

— Все, как барышня сказала! И доктор поехал на луг графини, что у леса граничного, и гусар с коробкой у седла. Вот такая коробка была, — и он показал побелевшей лицом барышне размеры той коробки, что вез с собой Бранов. Анна тут же заметалась по комнате, не стала будить Глашу, снова тихо посапывающую в будуаре, бросилась сама в гардеробную. Платье схватила самое простое — из тонкого ситца английского, с пуговками впереди, которое могла бы надеть сама, без помощи. Но все же замешкалась, запуталась, одеваясь, в проемах рукавов, чуть не порвала ткань, ткнувшись резко в «фонарик».

Оттого и задержалась, несмотря на спешность, на бег, которым пустилась по залесной аллее [194], путаясь в подоле. Первый выстрел услышала уже в лесу, когда пробиралась по узкой тропинке в сторону Святогорского, цепляясь шалью за ветви деревьев и диких кустарников, которые тянулись к ней, словно пытаясь остановить. Анна тут же встала, как вкопанная, приложив ладонь к бешено колотящемуся сердцу. Мелькнуло перед глазами вдруг лицо Андрея, когда тот разворачивался от окна к ней, вошедшей в гостиную, пару дней назад. Задрожали колени, захотелось сесть прямо на эту тропу, не ходить далее, подчиняясь страху, разливавшемуся в груди, захватывающему ее с головой до пят.

Но она все же качнулась вперед, побежала по тропинке далее, свернула с нее у самого выхода на луг, что виднелся в просвете между деревьями. Она знала по описанию казачка, что Бранов остановился у трех сосен, стоявших на краю луга, чуть поодаль от лесной кромки. Значит, там все происходит.

И верно, они были у тех сосен. Мирно жевали траву привязанные к стволам лошади, приученные к звукам выстрелов, замер у одной из сосен уездный доктор, низенький и плотный немец Михель, резкими шагами ходил возле него незнакомый Анне офицер в армейском мундире. Стоял, высоко подняв голову, Бранов с одной рубашке и наброшенном на плечи ментике. Напротив него в двух десятках шагов — Андрей, тоже без мундира, в рубашке и камзоле, целясь в гусара из пистолета в вытянутой руке.

Анна прикрыла глаза на миг, облегченно выдыхая, прислоняясь к стволу деревца, что было подле. Значит, первый выстрел был поручика. И судя по тому, что на белоснежных камзоле и рубахе Андрея она не заметила ни единого кровавого пятна, этот выстрел не достиг своей цели. Можно было уйти тотчас, как поняла это, но она задержалась, обхватив тонкий ствол руками, прижавшись к нему щекой.

Нет, она и не думала выходить на луг из своего лесного укрытия — рисковать своим именем ради гусара даже мысли не было в голове в этот миг. Но осталась, чтобы мысленной мольбой обратиться к Андрею на промах, как дал «пуделя» [195] гусар до того, не ранить и, упаси Бог, не убить поручика. Осталась, чтобы убедиться, что он таков, как она думала о нем. Господи, помоги, взмолилась Анна.

Резким движением рука Андрея ушла вверх, направляя пулю в небо. Вздрогнул заметно всем телом гусар, за миг до выстрела закрывший глаза. Зааплодировал поступку Андрея доктор, явно довольный, что дело обошлось без крови. Анна же тихо заплакала, выпуская то напряжение, что сковало ее тело до того момента.

— Благодарю тебя, Господи, — прошептала она, прижимаясь щекой еще плотнее к шершавой коре дерева. — Благодарю тебя, что он такой… mon étonnant [196] …

После последнего выстрела в воздух недавние противники сошлись на середине разделявшего их некогда расстояния, обнялись и трижды расцеловались, примиряясь. Прошка, денщик Андрея, подал господам по рюмке водки, которую те должны были выпить за мир меж ними.

— Жаль, что я промахнулся, — упрямо мотнул головой Бранов, поправляя едва не соскользнувший с плеч ментик. — Я ведь вас не люблю, Андрей Павлович, очень не люблю. До глубины души! И отчего к вам так благоволит Фортуна? Но она, — он сделал некий упор при этом слове. — Она выбрала вас нынче, мне же остается только склонить голову пред ее выбором. И все же я понимаю, отчего был сделан этот выбор — по чести вашей и достоинству, по благородству вашей души. Я питаю к вам глубокое уважение, Андрей Петрович, за ваш поступок вдвойне. Но любить вас… Нет, любить вас никогда не буду!

— Ну, полноте! — Андрей кивнул на поднесенные Прошкой рюмки, взял одну из них. — Мне и уважение от вас по сердцу, Григорий Александрович. Paix! [197]

— Paix! — поднял ответно рюмку гусар. Опрокинули одним махом обжегшую горло и нутро водку, снова расцеловались троекратно. Бранов вдруг размахнулся и бросил рюмку в широкий ствол сосны, разбивая ту на осколки. — На примету! [198] Пусть будет так!

А потом насторожился, оглянулся к лесу, когда расслышал в тишине летнего утра тихий вскрик. Стал вглядываться в лесную кромку на северной стороне луга, пытаясь разглядеть за стволами и зеленью кустов, откуда звук этот был, кому принадлежит. Видно, девки деревенские в лесу собирают что. Хотя, нахмурился Бранов, рано по ягоды-то ходить, не пора еще. Отчего тогда по лесу ходят?

Андрей недолго смотрел в ту же сторону, покусывая лениво травинку, потом повернулся к Бранову, протянул ему руку для пожатия на английский манер.

— Ну, прощайте, Григорий Александрович. До завтрака надо бы мне вернуться в усадьбу, а то вопросы пойдут ненужные. Ни к чему они нам, верно?

— Прощайте, ротмистр, — краткое пожатие, и былые соперники и их секунданты разъехались, каждый в свою сторону.

Когда Анна почувствовала чужое присутствие в наполненном утренними лучами солнца лесу? Когда так ясно ощутила на своей спине чей-то взгляд? Она шла по тропинке, возвращаясь в Милорадово, кляня весь белый свет и частным образом — жгучее растение, в молодые заросли которого она имела неосторожность оступиться, наблюдая с удивлением, как расцеловываются недавние противники. Дивно, право, у этих мужчин, думала тогда она. Только желали друг другу смерти, только держали друг друга под дулами пистолетов, а уже обнимаются, как старые друзья. Да еще и пьют, расцеловываясь, скривилась она. А потом замерла на месте, уловив каким-то шестым чувством движение в густой зелени за своей спиной, оглянулась резко, пытаясь поймать его уже зрительно среди переплетения ветвей и неровных рядов стволов. Постояла недолго на тропе, вглядываясь — вдруг стало боязно, показалось, что даже лесные птахи смолкли в глубине леса, что померк солнечный свет.