— Сговорены? — няня долго и внимательно смотрела в лицо Анны, а потом резко привлекла ее к себе, поцеловала в лоб. — Ох, душа моя, ох светик ты мой! Ну, иди тогда, что ж я не разумею? Но как крикну, так тут же воротаетесь, поняла? Ведаю я, чего им надобно, мужчинам.

— И что им надобно? — переспросила Анна шутливо, но все же с любопытством в голосе, и нянька легонько стукнула ее по плечу.

— А ничего! Опосля сама проведаешь о том. И смотри у меня, душа моя, — для поцелуя только лоб и щеки подставляй, ясно?

Конечно же, Анна пообещала, скрещивая за складками подола пальцы. Ей так хотелось побыть хотя бы пару минут наедине с Андреем, что она пообещала бы ныне весь свет за это.

Андрей не сказал ни слова, когда она повернула его ступить с гравия аллеи на изумрудную зелень газона. Как молчал все это время, что они шли по парку. Анна знала, что он зол на нее, что ему не по душе отчего-то ее поведение, и вдруг испугалась, что он переменит свое решение, возьмет свое слово назад. Оттого и спросила, едва они остановились за чубушником:

— Вы… вы переменились ко мне, Андрей Павлович? — он не смог не взглянуть на нее недовольно. — Вы злы на меня. Отчего?

— Вы желаете стать моей женой, Анна? — последовал вопрос, и она улыбнулась ему, как улыбаются ребенку, сказавшему глупость, коснулась его щеки ладонью, лаская.

— Bien sûr [216], хочу стать вашей женой! Только вашей! Вашей!

И Андрей снова потерял голову от ее горячего шепота, от этих тонких пальчиков на своей щеке, от вкуса ее губ, которые Анна подставила ему, едва заметила, как он стал склоняться к ее лицу. В конце концов, он позднее сделает все, чтобы она переменила свое решение о столь долгом ожидании дня их свадьбы. По крайней мере, оглашение должно состояться еще до его отъезда в Вильну в следующую пятницу. Так и будет!

— Мне не нравится эта медлительность с оглашением! — заявила графиня, едва Андрей рассказал той о своем визите к соседям, вернувшись из Милорадово. Она приняла его в своем будуаре, отослав всех девушек прочь. Марии с ней не было. — Не по нраву мне то совсем!

Она недовольно поджала губы, забывая, что еще недавно желала, чтобы этой свадьбы не было вовсе, чтобы Андрей получил отказ. Что это с Анной? Что с ее разумом? Странно все это!

— Будто и не торопится с тобой под венец, — заметила Марья Афанасьевна, озвучивая ту самую мысль, которую так настойчиво гнал от себя Андрей.

— Зато я туда спешу, ma tantine. Оттого и ей придется перемениться!

— Волоком что ль под венец потащишь, коли не так будет? — усмехнулась графиня.

— Понадобится — потащу! — и Марья Афанасьевна только ныне заметила, как он зол, как ходит желваки на его лице. Покачала головой удрученно.

— Отчего ты уперся, аки баран в ворота? Отчего, mon cher? Столько девиц кругом — любую выбирай. Нет, тебе же ту подавай, чтобы душу вывернула из груди! Ни одно ее имение в приданом не стоит того, что принесет тебе этот поспешный брак. Желаешь ее получить — женись, но не скоро, подожди с венчанием. Год, два! Она еще взбалмошна и упряма, переменчива в своих предпочтениях, нет в ней покамест разумности, а ты… Ты, mon cher Andre, не умеешь прощать. Не умеешь того, не спорь даже! Ко мне Надин писала… плакалась…

Андрей резко поднялся с места, едва не опрокинув стул, на котором сидел. Отошел от тетки к окну, стал наблюдать за закатом, чьи ярко-розовые тона уже окрасили небосвод вдали над кронами парковых деревьев.

— Надеюсь, ma tantine, вы не будете мне читать нотаций о том, как следует вести себя beau-frère [217] добропорядочному. Я не оставил ее после смерти брата, ей есть, где жить и на что. А то, что… я не обязан питать к ней чувств никаких. И не питаю. Она жаловалась на мой холод, c'est vrai [218]? Надин уже писала о том и к маменьке, совсем позабыв, что та клянет ее на все лады за смерть Бориса. И к Софи о том же. Та уже выговаривала мне, что я чересчур строг и холоден к pauvrette Nadine [219]. Но Надин забыла, что то тепло, которое было в моей душе к ней, она сама растратила когда-то. Да не вы ли когда-то с холодцой были к ней? Отчего такое расположение ныне?

— Вот о чем и речь! Я могу простить тех, кто слаб, кто уже наказан судьбой за свои грехи. Ты же — нет! Не умеешь, — графиня снова покачала головой, а потом поспешила переменить тему разговора. — Когда о приданом речь вести будете? Я бы желала быть при том.

— Следующего дня, после полудня. Приедет поверенный Шепелевых из Гжатска и управитель-немец. Буду рад, коли составите мне компанию, — но графиня видела по его глазам, что его ничуть не заботит вопросы приданого, что дадут за невестой. Другие мысли ходят в его голове, совсем другие.

Они недолго говорили о том, что может дать за дочерью Шепелев. Разговор вскоре перешел на письма к матери и к полковнику за разрешением на брак.

— Карл Карлович [220] не откажет мне, — проговорил Андрей, хорошо зная нрав барона, стоявшего во главе полка. Позволил же тот ему задержаться на пару месяцев из отпуска. — Так что можно огласить и до получения письма от него. Эту проволочку я не потерплю.

— А что скажет твоя маменька, Андрей, на этот брак, хотела бы я знать, — задумчиво произнесла графиня, а тот только криво усмехнулся.

— Ничего не скажет. Вы же знаете, ma tantine, моя мать не разговаривает со мной уже более двух лет. А не послушать слов, сказанных мне сестрой, пусть даже переданные из уст матери, я имею полное право. Или вы думаете иначе?

Нет, графиня так не думала. Она вообще была до крайности души огорчена этой неприятной ситуацией в семье, когда мать за столько лет не сказала ни слова сыну, ни строчки не написала в письме. Настанет день, и Алевтина Афанасьевна непременно пожалеет о том, графиня была убеждена в этом. И очень жалела, что так рано ушел от них Павел Петрович, единственный кто сумел бы сдержать норов ее сестры. Ах, милый Поль, погрустнела она, милый Поль…

А потом снова завели разговоры об имениях и оброках, которые определил для своих крестьян Андрей, обсудили недавно введенный подушный налог, вызвавший столько возмущения у помещиков, и графиня снова заговорила о возможном приданом:

— Ты слишком рано просил руки, mon Andre, — корила она, гладя спинку болонки, лежащей у нее на коленях. — Слишком рано. У меня вызывают беспокойство те траты, которые терпел господин Шепелев последние годы. Я доподлинно знаю персон, коих должность предводителя привела к финансовому краху. Все эти праздники, балы, рауты, базары да благие дела… И неизвестно, как там поживал в Москве Петр Михайлович. Я слыхала, он изрядный любитель азарта. Не проведал ничего, пока в Москве проездом был, о том?

— Я не собираю толки, ma tantine, — проговорил медленно Андрей. — И мне нет никакого дела до чужой азартности.

— Ты снова в обиде на меня, mon cher? — взглянула на него через лорнет Марья Афанасьевна. Он стоял в тени, что вползла в дом с летним вечером, лицо скрытно от нее глаз, что только раздосадовало ее. — Аль все за утро обиду держишь? Ну, прости за слова те меня, грешную. Знаешь, как горяча, как язык мой неудержим. Коли желаешь ступить под венец именно с Анной Михайловной, за тобой буду, подсоблю всем, чем сумею. Хоть и против я того… против!

— Благодарю вас, ma tantine, — Андрей шагнул из своего укромного угла к ней, склонился над ее рукой, обтянутой кружевом митенки. Графиня же только потрепала его светло-русые волосы, дернула легко, словно наказывая за этот неверный, по ее мнению, шаг, на который он решился.

После разговора тетушкой и последующего ужина, за которым обсуждали вероятность войны с Наполеоном и возможный срок размещения полка Андрея в Вильне, он долго не мог уснуть из-за странной смеси тоски и какого-то худого предчувствия, что заползли в душу. А имя Надин снова вернуло ворох воспоминаний, напомнило о давно минувших днях. Оттого и никак не мог выбросить из головы некое сходство своего прошлого с настоящим.