Анна довольно улыбнулась, когда Вера Александровна вдруг густо покраснела всем лицом до оборок чепца. Она знала, что старшая кузина Натали скорее всего в тягости, судя по многозначительным взглядам, которыми обменялись Михаил Львович и ее тетя при чтении письма той. Ох, да неужто могло быть иначе? Анна уже знала, что после венчания у пары непременно возникают дети, видела это по дворовым и крепостным в деревне. И отчего об этом так умалчивают, так краснеют при упоминании? Зато это ей только на руку — тетя не пожелает ее вопросов на эту тему, быстро уступит ее просьбе оставить Катиш в Милорадово, а Михаил Львович не сумеет устоять перед умоляющими глазами petite cousine. Чувство вины перед родичем окажутся сильнее чувства вины перед Полин, она хорошо знала своего отца.
Так и вышло, как планировала Анна. Вера Александровна уступила ее просьбе и позволила Катиш с позволения Михаила Львовича остаться в Милорадово до конца лета. К тому же до Москвы было всего два-три дня езды, не так уже и далеко, утешала она себя, усаживаясь в карету, которую Шепелев снарядил для поездки родственницы.
— Vous êtes sur ses gardes, madam [177], - наставляла Вера Александровна мадам Элизу прежде, чем уехать. — Мы обе знаем, что Аннет… Аннет… а с Катиш в последнее время совсем спросу нет, стала несносна совсем. Voici un exemple tout trouvé! [178] И напишите мне после о том празднике d'une manière détaillée. Âы понимаете меня, надеюсь? Как мать, я должна знать.
Но свято место, как говорится, пусто не бывает. Не успела уехать Вера Александровна, как в Милорадово, будто ей на смену, прибыл Петр, получивший травму колена на охоте с собаками, что устроили подле Вильны офицеры его полка. Он приехал в вечер праздника у графини, когда девушки заканчивали свои туалеты в покоях Анны, уже выбирали веера и тонкие шали к платьям, закалывали непослушные локоны в прически.
— О, à temps [179] я, однако! — улыбнулся он удивленному его приездом отцу, когда ступил в салон, хромая на правую ногу, опираясь на трость, где тот ждал девушек и мадам Элизу, чтобы ехать в Святогорское. Пришлось задержаться с выездом, пока Петр смоет дорожную грязь да наденет свежий мундир, приехать в числе последних припозднившихся гостей.
— Чего кусаешь губы? — шутливо склонился к уху сестры Петр в карете по дороге в Святогорское. — Пухлее не станут. Il est arrivé, vrai? [180] Сам Бог благоволит тебе, ma chere.
— Бог не может быть благосклонным в азарте, — отрезала тихо Анна. Петр улыбнулся хищной улыбкой, заметив ее волнение, коснулся пальцами одного из бледно-розовых маленьких цветов, которым она украсила ныне прическу, и Анна покраснела невольно, словно он мог угадать ее намек для того, кто способен понять, отчего она выбрала именно эти живые украшения на этот вечер. Знай о том Петр, тот бы не упустил случая пошутить над сестрой, пусть и не со зла, без иронии. О, отчего он тут, невольно подумала Анна. Совсем не вовремя и не к месту. Будто намеренно прибыл именно ныне в Милорадово по воле судьбы!
Шепелевы опоздали совсем — тихо, но отчетливо были слышны звуки «польского», когда они наконец-то переступили порог дома графини. А когда зашли в залу, Анна и вовсе вдруг пала духом, захотела вернуться к себе, забиться в постель, когда поймала на себе насмешливый взгляд Петра.
— Une rivale, ma chere? [181] — шепнул он ей на ухо, заметив поверх мужских голов и хорошеньких головок в тюрбанах, чепцах и плерезах, как ведет в полонезе Андрей госпожу Арндт. — Кто это, à propos?[182]
— C’est Marie, protégée de la comtesse [183], - и кивнула, поймав на себе удивленный взгляд Петра. Она и сама удивлялась ныне, как хороша та в атласном платье глубокого алого оттенка, с плерезом того же цвета, спускающемся на обнаженное плечо в глубоком вырезе платья. — Она вышла замуж за Ореста Карловича Арндта, главного управителя графини, этой весной.
— О, теперь мне ясно, — Петр снова взглянул таким взором на степенно ступающую под музыку полонеза Марию, что Анна едва удержалась, чтобы не стукнуть того веером от злости, бушующей в душе пожаром.
— Что тебе ясно? — переспросила только она, раскрывая веер и резко обмахиваясь им, словно ей было нечем дышать в этот момент. Петр только снова усмехнулся в ответ.
— После узнаешь, ma chere, после непременно узнаешь о том. Когда сама женою станешь…
Весь этот вечер Анна тихо страдала, пытаясь скрыть от всех, что творится в ее душе. Она с трудом подавила желание уйти в отведенную дамам комнату и там просидеть весь бал и ужин после. Никого не видеть, никого не слышать, не заставлять себя улыбаться через силу и смеяться тихо глупым и несмешным шуткам Павла Родионовича, снисходительно смотреть на поручика Бранова, что так явно расстроился, когда она вынуждена была отказать ему записаться трижды в ее карточку. Принимать благосклонно комплименты, кивать знакомым и приседать перед незнакомыми, говорить банальные любезности в разговорах. И наблюдать искоса или через кружево веера, как вьется вокруг Андрея эта мерзавка в алом платье, так беззастенчиво выставляя себя напоказ, проводя веером по его плечу, флиртуя, сжимая его пальцы во время кадрили.
— О, ma chere cousine, je suis triste![184]) — проговорила явно огорченная Катиш. Кавалергард почти не танцевал в этот вечер, а только стоял подле одной из колонн залы и наблюдал со своего места за происходящим в зале.
Анна пожала плечами, пытаясь сохранить хладнокровный вид при виде того, как улыбнулся, что-то говоря Марии Андрей, а та рассмеялась, чуть откинув голову назад, показывая свои белоснежные зубы. О мой Бог, подобное Анна видела в последний раз в московских залах! Такой откровенный, ничем неприкрытый флирт, который позволяли себе некоторые замужние дамы, такой явный интерес…
Перед ужином гостей позвали выйти через распахнутые французские окна в сад, чтобы полюбоваться иллюминацией, которую устроили для этого праздника. Анна же, в очередной раз ускользнувшая от своих поклонников в дамскую комнату, чуть замешкалась, помедлила и вышла в залу уже, когда все с восторгом наблюдали за действом. Но на террасу не пошла — встала в проеме одного из окон чуть поодаль от остальных, поглощенных зрелищем, нашла глазами яркое пятно платья Марии. Она стояла и слушала мужчину, что-то шепчущего ей на ухо, склонив к нему голову. И этим мужчиной на удивление Анны был ее брат Петр.
А затем вдруг стало тепло, несмотря на прохладу этого летнего вечера, стало вмиг так спокойно. Ей не надо было поворачивать голову, чтобы убедиться, кто именно занял место за ее плечом, кто встал за ее спиной. Тот взгляд, которым обожгла ее Мария, обернувшись рассеянно назад, на дом, сказал Анне о том лучше любых слов.
— Ces fleurs exhalent une délicieuse odeur [185], - произнес Андрей, словно намекая на розы в ее волосах, и Анна поспешила раскрыть веер, чтобы скрыть за ним свою счастливую улыбку, скользнувшую по ее губам помимо воли. Он встал возле нее в проеме, но она не повернула к нему головы, стала смотреть в сад, с шипением загорались шутихи, закружилось огненное колесо, рассыпая ворох искр.
— Je vous remercie, mademoiselle Annette [186], - тихо проговорил он, но она все же услышала его, замерла в ожидании продолжения. — Вы заставили меня понять одну простую истину. Мужчине никогда не стоит пытаться понять женщину умом, коли ее уже приняло его сердце.
Анна резко обернулась к нему, заглянула в его глаза, что так внимательно смотрели сейчас в ее лицо, будто пытаясь отыскать в нем что-то. С тихим шипением погасла в саду последняя шутиха, остановились, медленно гаснув, вертящиеся колеса. Гости, шумно переговариваясь, направились через французские окна с террасы в дом, чтобы после пройти за лакеями в столовую, где уже сервировали ужин, и Анне пришлось отвести взгляд от глаз Андрея, отступить в сторону от окна, к мадам Элизе, стоявшей неподалеку.
