— Зря он сказал тебе, — прошептал Андрей, гладя ее локоны через кружево фаты. — И твоей вины здесь нет.
— Прости меня… прости…
— Все…все! Твоей вины нет! — он поймал ее лицо в ладони и заставил взглянуть в свои глаза, пытаясь взглядом унять ее страх и тревоги. — А если б и была… Faute avouée à demi pardonnée [692]. И ты же знаешь — я прощу тебе все. Истинно так…
Андрей оглянулся на Прошку, подошедшего к коляске, и, поймав его взгляд, коснулся легким поцелуем лба невесты, а после легко спрыгнул из коляски и протянул той руку, помогая сойти.
— Поспешим в дом. Вскорости прибудут из церкви остальные. Негоже их встретить на крыльце, верно?
На аллее действительно уже виднелись коляски, которыми ехали из церкви приглашенные на торжество гости. Первые из них уже были на самом подъезде к усадебному дому, заворачивали на площадку. И Анна поспешила сойти с коляски, готовая нынче во всем стремиться получить расположение belle-mere, уже ожидающей молодую пару в одном из салонов первого этажа.
Оперлась на руку Андрея, вложила доверчиво пальчики в его ладонь, которая тут же сжала те в легком и ласковом пожатии. И так и не выпускала. Ни когда пошли вместе к Алевтине Афанасьевне, стоявшей посреди салона, величаво выпрямив спину. Ни когда опустились перед той на колени на время благословения и слов родительского напутствия на будущую совместную жизнь. Ни после, когда принимали поздравления гостей, присутствовавших на венчании или прибывших непосредственно к торжественному обеду, который был дан в парадной столовой.
Только когда рассаживались на положенные рангу места за столом, разомкнули они руки, и Анна словно была лишена какой-то опоры в тот же миг. Снова отчего-то стало чуть неспокойно на душе без тепла его руки.
Тихим ручейком текла неспешная беседа за столом, то и дело прерываемая вежливым смехом или звяканьем приборов о фарфор на фоне плавных нот, которые выводили смычки домашних музыкантов по струнам. Шелестел за распахнутыми в парк окнами легкий летний дождь, принося прохладу после жаркого дня. Анна изредка косилась поверх головы сидящего напротив нее предводителя дворянства на эти капли, так ярко сверкающие в солнечных лучах нынче, и не могла не думать о том беспокойстве, что изредка волной поднималось в груди.
Нет, не от того, что внезапно небеса разверзлись дождем.
— К счастью! К счастливой доле! — пронеслось по столовой в тот же миг, когда неожиданно с ясного неба при ярком солнечном свете хлынул дождь, на короткий миг заглушая звуки струнных. И Анна знала эту примету, которой довольно улыбнулась Вера Александровна, поймав взгляд племянницы. Нет, дело было вовсе не в дожде.
Быть может, в том, что Анне так сильно хотелось сейчас протянуть руку и накрыть ладонь Андрея, чтобы он в который раз пожал ее пальчики, вселяя покой в ее истомившуюся отчего-то душу. Или быть может, от того, что она замечала эту складку, которая изредка появлялась на лбу Андрея. То странное выражение в его глазах, которое он тут же прятал, ослепляя Анну своей нежной улыбкой. Она чувствовала его озабоченность, и от того вмиг теряла покой и тепло счастья, переполняющее ее в этот день. Что это? Отчего? Что отравляет ему эти минуты, когда за обедом поднимают бокалы в пожеланиях молодоженам счастливой доли и славного продолжения рода? Неужто то, что стряслось этим утром тому виной?
Прошлое… Его не вырвешь из книги, как ненужную и негодную более страницу, не скомкаешь и не выбросишь вон. И не сожжешь, превращая в пепел, превращая в труху, рассыпающуюся в руках, как прошлой ночью сожгла Анна письма Лозинского. Оно все равно настигает тебя в те моменты, когда ты не ждешь этого совсем, и пусть не переворачивая твой путь в иную сторону, но оставляя неприятное послевкусие ошибок. Не это ли послевкусие вносит горечь ныне для Андрея в ту сладость, которой должен был быть наполнен этот день?
— … если только вы не устали, ma chere madam femme, — неожиданно вторгся в мысли Анны голос Андрея, и только тогда она поняла, что все внимание собравшихся за столом отчего-то приковано к ней. Даже смутилась неожиданно для себя самой этим устремленным на нее взглядам, любопытным и внимательным.
— Если вы не слишком устали, ma chere madam, то гости просят позвать домашних музыкантов, да устроить bal improvisé [693], - мягко произнес Андрей. — Если прошедший день не утомил вас…
Или может, ее беспокойство было от того, что насторожило по какой-то причине лицо одного из шаферов, показавшееся ей смутно знакомым. Это неясное ощущение узнавания будоражило душу. Она то и дело возвращалась взглядом к этому офицеру, который с явным удовольствием поднимал бокал с вином на каждую здравицу и особенно громко крикнул «A santé!» [694] в финале первой, по обычаю произнесенной в честь государя.
— Прошу любить и жаловать, madam ma femme [695], - представил Анне еще до обеда этого офицера Андрей. — Мой дорогой друг, не единожды спасавший мою жизнь от смерти, а душу от уныния греховного — ротмистр полка конной гвардии Его Императорского Величества Кузаков Александр Иванович…
Но в тот момент Анна толком не обращала внимания на имена, а кланялась и улыбалась по привычке, в душе наслаждаясь новым статусом и тем, как звучит произносимые его голосом слова. «Madam ma femme…» Жена! А ведь вслушайся она тогда, еще в момент представления этого офицера, Анна бы без труда узнала того, она сейчас была уверена в этом.
И Анна не признала это лицо ни при представлении, ни за обедом, который длился немало времени. И даже после, когда пошли медленным и степенным шагом под звуки полонеза, доносящегося чрез распахнутые двери комнат анфилады, в залу, где планировали завершить этот такой длинный и такой короткий для Анны день. Признаться, Анна даже забыла об этом офицере, и обо всем остальном, когда ступала за Андреем, шедшим в ведущей паре. Смотрела в его спину и думала только о том, что ни единого раза ей не довелось пройтись с ним в танце. И вряд ли отныне доведется, не могла не думать с тоской Анна, понимая, что мужу с женой совсем не по правилам идти по паркету залы в паре.
Смогла улыбнуться не деланной улыбкой, такой привычной по прежним временам, только тогда, когда пройдя по периметру залы в первом туре, танцоры делали круг. Анна тогда встретилась взглядом с Андреем, прошедшим столь близко от нее в тот момент, что выправи она пальцы, сжимающие шлейф платья и кружево длинной фаты, могла бы коснуться его. Да и как она могла не улыбнуться, когда он так задорно подмигнул ей, тут же снова становясь серьезным, как и прежде, когда повернулся к своей партнерше?
— Vous etes espiègle, monsieur mon homme [696], - не могла не шепнуть Анна ему украдкой, когда завершили полонез, раскланявшись со своими партнерами и теми, кто шел в паре по соседству. И сердце несколько раз чаще стукнуло в груди, когда Андрей совсем по-особому взглянул на нее. Как тогда, в спальне флигеля, прощаясь и обещая блаженство через какое-то время. До наступления которого оставались считанные часы, судя по сумеркам, опускающимся за высокими окнами.
На удивление Андрея, державшегося рядом с женой во время всего вечера, Анна приняла лишь часть приглашений пройтись по паркету в туре танца. Отказывала с такой очаровательной улыбкой, что незадачливые кавалеры вовсе не чувствовали себя в чем-то обиженными или оскорбленными ее отказами в нарушение правил.
— Вы не желаете танцевать? — наконец спросил он, когда они в очередной раз раскланялись с теми, кто совершая круг по зале от одного кружка знакомых к другому, задержались на несколько минут у молодоженов и новоявленной belle-mere, принося поздравления. — Зная вашу склонность и ваш талант к ним, эдак вы мне странную славу подарите.
