– Мой посол просил меня быть здесь, – сказал Собхи Ала. – Мы не предполагали присутствовать, но, узнав о том, что вы будете, изменили свое решение. – Он сложил темные руки на животе.
– Вы знакомы с вашими соотечественниками, приехавшими из Азербайджана? – спросил Эссекс.
Иранец подергал себя за щетинистые усы. – Я знаю их только по имени.
– Что же, вот вам случай узнать их намерения. – Эссекс не мог отказать себе в этом удовольствии; настроение у него было превосходное.
– Я имею строгие инструкции не вступать с ними в общение.
– Отчего же? – Эссекс улыбнулся. – Боитесь заразиться?
– Мне кажется, вы их недооцениваете, лорд Эссекс. – Его медлительная английская речь словно стекала с тонких губ. Он был мало похож на иранца, и в голосе его не слышалось персидских интонаций. Черты лица у него были мелкие, но правильные. Седая шевелюра, костюм, все повадки были европейские, точнее сказать, английские, такие же английские, как и его произношение.
– Мой посол очень желал бы побеседовать с вами, – ровным голосом сказал Собхи Эссексу, смотревшему на него с высоты своего роста. – Мы очень желали бы знать, как протекали ваши переговоры с русскими.
– Разве вы не получили полного отчета из нашего посольства? – спросил Эссекс.
– О да, разумеется, получили. Но нас интересуют ваши личные впечатления.
– Если вы познакомились с этими отчетами, значит вы знаете столько же, сколько знает мое правительство, – весело сказал Эссекс. – Ничего больше я вашему послу сообщить не могу.
– Понимаю. Я ему так и передам, лорд Эссекс. Благодарю вас. – Собхи Ала поспешно раскланялся и отошел.
Церемония приветствий подходила к концу, и у многих и толпе уже были усталые лица. Эссекс под руку с Кэтрин, не торопясь, проследовал в глубину зала. Они поспели как раз во-время: кругом расставляли стулья, и Молотов уже сидел среди группы людей, о которых Эссекс подумал, что это и есть азербайджанские делегаты. Тут же был и Сушков; он беседовал с совершенно седым стариком, сидевшим возле Молотова.
Вид Сушкова на миг испортил Эссексу настроение. Он снова подумал, что сегодня непременно должен добиться своего – чтобы все дальнейшие переговоры велись непосредственно с Молотовым. Сушков поклонился без улыбки. Эссекс с Кэтрин сели на три или четыре ряда дальше.
Ричмонд Эдди, секретарь американского посольства, уселся рядом с ними. Это был высокий курчавый молодой человек, с первого взгляда внушивший Эссексу антипатию.
– Мистер Молотов сидит с азербайджанцами, – сказал он ухмыляясь.
– Да, в самом деле, – холодно ответил Эссекс.
Музыканты на хорах начали играть, и Эссекс откинулся на спинку стула, делая вид, что поглощен концертом. Впрочем, он всегда с трудом высиживал эту часть дипломатических развлечений даже в Вашингтоне, где миссис Рузвельт собирала у себя лучших певцов и актеров мира. И здесь было то же самое. Сначала исполнялась русская камерная музыка. Кэтрин показала ему автора – Шостаковича, и композитор заинтересовал Эссекса гораздо больше, чем его произведение. Потом выступали оперные и драматические артисты и, наконец, кукольник, который, спрятавшись за ширмой, манипулировал двумя теннисными мячами. На одном мяче была нарисована физиономия генерала Франко, а на другом был изображен Муссолини в виде ангела. Этот номер Эссексу понравился, хотя он не понимал диалога. Но в общем Эссекс проскучал весь концерт, утешаясь только мыслью о русском колорите исполнявшихся номеров. После окончания программы Молотов встал, взял под руку старика-азербайджанца, сидевшего с ним рядом, и направился к дверям.
Эссекс не намерен был отставать. Вместе с Кэтрин он занял место в веренице, потянувшейся за Молотовым, министрами и маршалами из комнаты в комнату. Во всех комнатах стояли столы, уставленные разнообразнейшей снедью на все вкусы и прихоти, а также бесчисленными бутылками и графинами. Картину дополняли хрустальные бокалы и рюмки, горки тарелок тончайшего фарфора и живописное старинное серебро. Вдоль стен в ожидании гостей выстроилась прислуга. Ужин был сервирован а-ля-фуршет, но для желающих стояли столики и стулья.
Молотов повел своих спутников в небольшую комнату, где для избранных гостей был накрыт в нише круглый стол.
Эссекс и Кэтрин были в числе приглашенных. Кэтрин держалась с таким англо-саксонским достоинством, с таким апломбом наследницы древнего аристократического рода, что Эссекс в своем восхищении ею едва не позабыл про Молотова. Она воплощала в себе все, чего он мог требовать от женщины; пусть даже его миссия провалится, зато он увезет в Англию Кэтрин. Это он уже твердо решил. Молотов снова приветливо обратился к ним по-русски, и Эссекс почувствовал себя беспомощным без Мак-Грегора. Правда, рядом находился Троев, но Эссексу нужен был свой переводчик. Затем Эссекса представили азербайджанцам, которых он до сих пор почти не замечал. Молотов сам выполнил эту процедуру, словно находя в ней особое удовольствие.
Седой старик-азербайджанец и был тот самый Джехансуз, о котором говорил Мак-Грегор. Он пожал Эссексу руку и сказал по-английски, что уже много лет ему не приходилось разговаривать с англичанами. Эссекс заинтересовался, сколько лет этому старцу и где он выучился английскому языку. Но спросить он не успел, так как Молотов подвел трех остальных азербайджанцев, и Джехансуз стал поочередно знакомить с ними Эссекса.
– Это Аббас Ага, – надтреснутым голосом сказал Джехансуз, указывая на темноволосого молодого человека среднего роста с черными глазами и угрюмым лицом. Тот сжал губы и вопросительно посмотрел на Эссекса, видимо, не зная, кто это. На нем был новый синий костюм, и Эссекс подумал: как глупо со стороны восточных людей напяливать на себя скучную европейскую одежду. Вся их природная осанка теряется.
– Аббас – учитель, – продолжал Джехансуз, и его потухшие глаза сузились в улыбке. – Религиозный наставник, добрый мусульманин, но все-таки учитель.
Второй был пожилой человек, горбоносый, с поблескивающими на смуглом лице белками и большим количеством металла во рту. Он был одет в длиннополый черный сюртук.
– Мирза Гассан, – назвал его Джехансуз, положив ему руку на плечо. – Мы с ним стародавние друзья. Он был когда-то моим учеником, но я никак не мог научить его английскому языку. Он автор многих учебников нашего родного языка.
Только третий азербайджанец произвел на Эссекса впечатление – высокий, худой, по всей видимости, человек действия. У него был острый, пронзительный взгляд, и, здороваясь с ним, Эссекс ощутил цепкую хватку его костлявой руки. Он тоже был одет по-европейски, но Эссекс почти не заметил этого, потому что горделивая осанка горца облагораживала неуклюжий костюм. Он казался моложе остальных. Джехансуз обращался с ним, как с сыном.
– Это один из выдающихся людей нашего молодого поколения, – сказал он Эссексу, – шейх Асад. Он курд, хотя мать его принадлежала к племени баби. Она была поэтессой и пользовалась заслуженной славой. Отец Асада похитил ее во время набега курдов. Асад унаследовал темперамент отца и дарование матери, так что перед вами курдский поэт.
Джехансуз поглядел на Эссекса, как бы желая проверить произведенное впечатление.
– Очень уж он суров для поэта, – сказал Эссекс.
– Может быть, у нас поэты не такие, как у вас, – сказал Джехансуз, и Эссекс засмеялся.
Остальное общество уже сидело за круглым столом. Пришел Вышинский; он пожал руку Эссексу и сел рядом с Аббасом. Молотов проводил Кэтрин к столу с закусками; вернувшись, она села между Майским и Буденным. Эссекс прервал беседу со старым азербайджанцем и занялся едой.
В этом деле он легкомыслия не допускал. Закуска была выбрана с толком: холодная курица, зеленый салат, жареный картофель и небольшой пучок зеленого лука. Он ел обстоятельно и не спеша, только в необходимых случаях отрываясь для реплик Джехансузу и Майскому – своим соседям по столу.
– Вы долго пробудете в Москве? – спросил его Джехансуз.
– Нет, не очень долго, – ответил Эссекс и насторожился: не смеется ли над ним старик?