Кэтрин сразу же накинулась на Мак-Грегора. – Не надо было его пускать!
– Ничего с ним не случится, – возразил Мак-Грегор. – Это как раз в его вкусе. – В глубине души Мак-Грегор раскаивался, что не удержал Эссекса, но его природное чувство справедливости требовало возмездия за то зло, которое Эссекс причинил племени мукри. – Когда Эссекс успел дать Амир-заде деньги? – спросил он Кэтрин.
– Почем я знаю? – В тоне Кэтрин звучала враждебность, и она явно не была расположена к разоблачениям.
– А сколько он дал?
– Уж, наверно, немало.
– Вот хитрый чорт, – сказал Мак-Грегор с добродушием, которое его самого удивило.
– Любопытно, что вы сейчас говорите о нем в том же снисходительном тоне, в котором он обычно говорит о вас. Может быть, это нарочно? – Кэтрин уже возилась с мешком Эссекса, укладывая в него оставшиеся вещи.
– Просто я рад, что мы, наконец, уедем отсюда, – сказал Мак-Грегор.
– А почему? – Кэтрин, видимо, не понравилось его радостное настроение. – Вы, кажется, чувствуете себя здесь, как дома.
– Это верно, – согласился он. – Но в Тахт-и-Сулеймане назревают большие события, и нам лучше быть от них подальше. То, что начато Эссексом, собирается довершить наш друг Гордиан. Мне очень жаль, но придется вам опять трястись на лошади.
– Это необходимо, чтобы мы уехали?
– Да.
– Да ну вас обоих! – сказала она. – Что вы ни затеваете, из всего выходит много шуму и мало толку. Подержите эту простыню, я закатаю в нее одеяла; а потом извольте идти искать Эссекса.
– Ничего с ним не случится, – раздраженно сказал Мак-Грегор.
– Он старый человек. Ступайте к нему на помощь. Мак-Грегор взялся за свое пальто.
– Ничего, – сухо утешила она его. – Если мы когда-нибудь попадем опять в Лондон, я буду с вами очень мила – мила и вежлива, если только вы перестанете пререкаться с Эссексом по мелочам и начнете в открытую тот главный бой, который пока что идет только в вашей странно устроенной голове.
Затворяя за собой дверь, он слышал, как она насвистывает, продолжая укладываться. Когда он уже вышел в темноту, ему даже почудился ее смех, хотя ветер выл так неистово, что должен был заглушить все звуки, кроме скрипа шагов по снегу. Глаза его не сразу привыкли к темноте, и он даже усомнился, удастся ли ему найти Эссекса. Но постепенно взгляд его стал различать очертания палаток и характерный силуэт большой скалы, нависшей над плато. Добраться до ее подножия оказалось довольно просто; трудней было найти тропинку, которая вела к озеру. Ему пришлось ощупью продвигаться среди камней. Все время он всматривался, не мелькнет ли впереди фонарь Эссекса; попробовал было кричать «ау», но получилось что-то уж очень нелепо и он замолчал. Спотыкаясь, борясь с ветром, он брел вперед, пока не увидал, наконец, двигающийся навстречу свет фонаря. Поравнявшись с Мак-Грегором, Эссекс поднес фонарь к его лицу и довольно нелюбезно спросил, что он тут делает.
– Кэти очень беспокоилась за вас, – ответил Мак-Грегор.
Эссекс взмахнул фонарем. – А вы бы ее послали к чорту, – проворчал он. – Тоже нашла себе дураков: вдвоем мечутся в такую ночь по горам, разыскивая ее штанишки.
– А вы нашли? – спросил Мак-Грегор, стараясь перекричать ветер.
– Я не могу найти ту пещеру, – ответил Эссекс. – Вы помните, в каком она месте?
– Где-то здесь. Дайте-ка мне фонарь.
Но Эссекс фонаря не уступил. – Я сам найду. – Эссекс считал, что Мак-Грегор пришел отнять у него его заслугу. А Эссекс не желал, чтобы его заслугу отнимал другой. Он напряг всю свою волю, и только когда они разыскали, наконец, пещеру, в которой сушилось белье, и пустились в обратный путь, он позволил себе вздохнуть свободнее и стал прикидывать, как бы повернуть все это приключение в шутку.
Однако Мак-Грегор уже так и сделал: он шел за ним, напевая шотландскую песню о том, как был убит Ян Мак-Дугал из Лох-Барэкри, что медлил так долго в объятьях любимой.
– Дураки мы, что пошли, Мак, – сказал Эссекс не оглядываясь.
– Так точно, сэр, – ответил Мак-Грегор, – но она боялась потерять вас.
– Да, как же. Она отлично знает, что потеряться я не мог. Просто в ней сидит бес. Ничего она не боится. Ей бы только забавляться вот такими миленькими проделками.
– На этот раз вы ошибаетесь, – сказал Мак-Грегор.
– Она вас морочит, – настаивал Эссекс.
– Ничуть, – сказал Мак-Грегор. – Она в самом деле тревожилась за вас.
Но Эссекс не пожелал с этим согласиться; он не знал, считать ли себя польщенным заботой Кэтрин или наоборот, и, кроме того, он не очень доверял тому истолкованию, которое давал этой заботе Мак-Грегор. Впрочем, вникать в это он не стал и пошел дальше, не говоря ни слова; только порыв ветра доносил до Мак-Грегора его посвистывание. Вдруг откуда-то сзади, из-за городских ворот, послышались выстрелы.
Эссекс погасил фонарь и остановился, ожидая, что станет делать Мак-Грегор.
– Идите дальше, – сказал Мак-Грегор.
– Это что, в нас? – Эссекс не двигался с места.
– Нет. – Мак-Грегор взял его под руку.
Эссекс пошел дальше, но шага не ускорил. Он стал рассказывать Мак-Грегору об одной знакомой, которая была очень похожа на Кэтрин; у той тоже чрезмерная снисходительность уживалась с некоторым даже фанатизмом; кончила она тем, что вышла замуж за второразрядного политического деятеля и посвятила свою жизнь хлопотам об устройстве душевых для шахтеров. – Как раз из тех женщин, – продолжал Эссекс, – которые способны отправить вас ночью на поиски своего выстиранного белья.
– Вы что же, и Кэти предсказываете подобное будущее? – спросил Мак-Грегор.
– Ну, нет, – сказал Эссекс. – Кэти, конечно, взбалмошна, но подобной ошибки она не совершит. Слишком трезва, слишком эгоистична и слишком умна.
Мак-Грегор не успел подумать о том, какое, собственно, отношение имеет к нему рассказ о знакомой Эссекса, – они уже пришли. В хижине они застали отца Дауда, который помогал Кэтрин укладывать в наволочку хлеб и другую провизию.
Отец Дауд приветствовал Мак-Грегора, назвав его сыном и братом. – Я пойду вместе с вами через горы до Назли и Сабула, – сказал он. – Там вы сможете дождаться своей машины.
– А где лошади? – спросил Мак-Грегор.
– Амир-заде угнал всех лошадей, – сказал отец Дауд.
– Нам придется идти пешком.
– Мы не можем идти пешком, – возразил Мак-Грегор. Дауд сочувственно покачал головой.
– Другого выхода нет. Придется. Вам теперь опасно оставаться здесь, раз лошади у Амир-заде.
– У нас слишком много поклажи. – Мак-Грегор указал на мешки. Бросать их он не хотел. – Неужели ни одной лошади нельзя найти?
– В конюшне есть несколько ослов, – сказал отец Дауд.
Мак-Грегор вышел на улицу, и пока он пробирался между палаток, стараясь распознать ту, что служила конюшней, на вершине скалы снова затрещали выстрелы. Он не думал, что стреляют в него, но все же побежал к длинной ограде, упиравшейся в подножие скалы, и под ее прикрытием пополз дальше. Когда он снова встал на ноги, то прямо перед собой увидел конюшню. Палатка была уже наполовину свернута, и ее заносило снегом. Казалось, Тахт-и-Сулейман опустел, но у палатки копошились какие-то фигуры и слышны были голоса. Ослов Мак-Грегор разглядел сразу. Они стояли, привязанные все к одному столбу. Некоторые были уже навьючены ящиками и тюками.
– Добром нам ни одного осла не отдадут, – пробормотал Мак-Грегор. Прячась за оградой, он обошел стороной палатку и хлопотавших возле нее людей и очутился у столба, к которому были привязаны ослы. Здесь он перелез через ограду, внимательно осмотрелся и выбрал одно животное, которое еще не было навьючено. Нащупав конец жесткой, сплетенной из конского волоса веревки, он стал развязывать узел. Это было нелегко, потому что пальцы путались в прядях веревки; пришлось снять перчатки и пустить в ход ногти. Он сердито подтолкнул осла коленом к столбу, чтобы веревка повисла свободно, и сразу же ему удалось без всякого труда отвязать его.
Теперь нужно было провести осла через все плато, чтобы доставить его к хижине. Мак-Грегор пинал осла ногой, но осел ревел и упирался. В это время раздался выстрел, и Мак-Грегор понял, что стреляют в него. Он хорошо знал, что в таких обстоятельствах от курдов не приходится ждать осмотрительности; каждая подозрительная фигура – удобная мишень, и никто не задается вопросом, не друг ли это. Мак-Грегор все сильней колотил своего осла и в конце концов, вспомнив, как в таких случаях поступают иранцы, стал дергать его за ухо. Осел взревел от боли, но припустился рысью, так что Мак-Грегору даже трудно было поспевать за ним по снегу.
