Отец — эконом монастыря — провел нас к месту, что находится рядом с просторным общим залом. Здесь зимой устраивались кормушки с соломой для спускавшихся с гор диких козлов.
— Они знают, — пояснил эконом, — что мы не причиним им вреда, и едят прямо из рук.
Азиатская разновидность горного козла превосходит по размеру своих европейских сородичей. Ареал его простирается от Афганистана до Сибири. Размер рогов превышает подчас полтора метра. Представители этого вида встречаются в Аравии, Нубии и на Кавказе.
Почему же эти животные стали излюбленным объектом охоты древних? Во всяком случае добыча была не из легких. Мы узнали, что стадо горных коз из десяти — пятнадцати голов постоянно охраняется одним из козлов, который в случае опасности издает предупреждающее блеяние.
Я очень надеялся увидеть этих благородных животных во время путешествия, но надежда моя была вряд ли осуществима. Дело в том, что в летнее время дикие козлы поднимаются высоко в горы, к границе снегов, которые в Заскаре лежат на самой большой в мире высоте — около 6000 метров. Там же летом обитает и легендарный снежный барс.
Перед тем как покинуть поселок, я навестил своего старого знакомого, местного землевладельца Лумпо. Немолодой уже человек, отец пятерых детей, в юности он присутствовал при раскопках древнего захоронения. Быть может, высказал он теперь догадку, это была древняя могила человека из племени минаро? Четверть часа понадобилась нам, чтобы достичь места захоронения — скалистой возвышенности в центральной части долины. Здесь можно было ясно различить ряд округлых холмиков, идущих по гребню возвышенности. Мы приблизились к небольшой глубокой яме, окруженной камнями.
— Здесь и нашли тогда человеческие кости и несколько глиняных горшков, — объяснил мой провожатый.
Это была узкая яма примерно метров двух в глубину. Как же мне хотелось иметь возможность раскопать остальные холмики!
Лумпо из Курши отвел меня затем к развалинам древней крепости, построенной, по его словам, «задолго до прихода сюда тибетцев». Здесь, у подножия холма, я увидел сотни небольших чхортенов с выбитыми на них рисунками, а рядом — неизменные изображения горных козлов. На холме вырисовывались руины мощных стен, и без труда можно было представить былую мощь крепости.
Из Курши вдоль реки мы отправились по направлению к Пимо, где я когда-то пытался намыть хоть крупинку золота из того же песка, который лежит и на берегах Инда, сносимый туда течением.
По дороге в Пимо мы отдалились к востоку и встретили необычный подвесной плетеный мост. Он был длиной около семидесяти метров или чуть больше. Соединяя берега реки, мост вел нас к поселку Зангла — резиденции одного из местных властителей Заскара.
Когда мы ступили на мост, Мисси с ужасом заметила, что его «канаты», сплетенные из ветвей карликовой березы, имели вид более чем подозрительный. Действительно, они выглядели так, будто их может разорвать и ребенок, но оказалось, что «канаты» удивительно прочны на растяжение. Легко можно было понять, почему поселок Зангла, который находился по ту сторону ущелья, редко посещали люди посторонние.
В поселке жил се ми десятилетний старец, считавшийся властелином всей окрестной территории. В обычные дни его одежда, по крайней мере с точки зрения европейца, весьма напоминала лохмотья, а по праздникам повелитель надевал красивое красное платье из домотканого полотна. Династия, продолжателем которой был почтенный старец, царила над четырьмя окрестными деревеньками в течение последних пяти веков. Теперешний монарх в глазах своих подданных был уже скорее чем-то вроде доброго дедушки, нежели царственной особой. Двадцать лет назад он раздал крестьянам принадлежавшие ему в качестве монаршего домена земли, оставив за собой лишь «дворец». Внутри этого просторного строения, выполненного в традиционном тибетском стиле, размещалась масса комнат и комнаток, из которых наиболее примечательным помещением была часовня с роскошными золочеными статуями — единственным сокровищем скромного владыки. Впрочем, недостаток внешнего величия у старца возмещался богатейшими знаниями местных традиций и обычаев, корни которых уходят к временам, когда пришедшие с востока тибетские воины обосновались в этой уединенной долине.
На отвесной возвышенности над поселком высились руины древнего замка царей Зангла. В этом замке в 1823 году гостил и работал удивительный венгерский исследователь Чомо Кёрёши. Он был первым европейцем, добравшимся до Заскара. Мечтой всей жизни этого человека было отыскать на просторах Азии предков нынешних венгров. Как и я сам, Кёрёши видел истоки своего народа именно здесь. Без гроша в кармане в 1818 году он покинул Венгрию под именем Сикандер Бек (господин Александр).
Следы Сикандера Бека обнаруживаются затем в Персии, куда он проник под видом араба, спустившись вниз по течению реки Тигр. В Тегеране он занимает денег у британских офицеров и отправляется в Бухару. Местные власти препятствуют ему в продвижении дальше на восток, и Кёрёши, по-прежнему в восточном обличье, идет на юг и достигает Кабула. Затем — в индийский Пенджаб (еще не завоеванный англичанами). Отсюда путь к степям Средней Азии ему преграждают Гималаи. Это препятствие не смущает Сикандера Бека, и в 1820 году он пересекает Кашмир и Ладакх. В Драсе он встречает уже знакомого нам Муркрофта. Трудно со всей точностью представить, как протекала встреча двух бесстрашных исследователей, но, по всей вероятности, Муркрофт убедил Кёрёши заняться изучением тибетской культуры. Известно, что от Муркрофта Кёрёши получил латино-тибетский словарь, составленный католическим священником отцом Джорджи и изданный в Риме в 1762 году. Муркрофт снабдил также венгерского исследователя рекомендательным письмом к просвещенному монаху, за которого к тому времени вышла замуж вдова царя Зангла.
Так начиналась ученая карьера Чомо Кёрёши, одного из основоположников современной тибетологии.
Из крошечного окошка кельи, в которой жил когда-то Кёрёши, я глядел на вершины Гималаев. Я задавал себе все те же вопросы, что мучили и моего предшественника. Не из этих ли самых мест начался путь наших далеких предков? Впрочем, что касается прямых предков венгерского народа, то тут Кёрёши, надо полагать, все же был довольно далек от истины. Во всяком случае венгерский язык не принадлежит ни к китайско-тибетским, ни к индоевропейским языкам. Вместе с финским он входит в финно-угорскую группу, и логичнее было бы искать истоки правенгров на севере, а не на востоке. Как бы то ни было, в поисках родины своих пращуров Кёрёши отправился именно на восток.
Сидя на полу в келье венгерского исследователя, я спрашивал себя, приходило ли Кёрёши когда-либо в голову, что здесь, в Зангла, ему было рукой подать до сердца прародины индоевропейцев? Ведь в считанных днях пути лежала страна охотников на горных козлов, язык и внешний облик которых куда больше походили на современных европейцев, чем у большинства народностей, что встретил Сикандер Бек к востоку от Александрии.
Кёрёши посвятил двадцать лет жизни изучению тибетской литературы. Когда ему исполнилось пятьдесят восемь лет, ученого вновь охватила тяга к поискам истоков своего народа. В феврале 1842 года он сообщил членам Азиатского научного общества, в котором также состоял, что отправляется из Калькутты через Тибет в Среднюю Азию. Целью путешествия был поиск племени югуров, или унгаров, по предположению Кёрёши — прямых потомков правенгров. 24 марта того же года ученый прибывает в город Дарджилинг, где ожидает разрешения властей отправиться в Сикким, а затем в Лхасу. И когда все было готово для продолжения маршрута, Сикандер Бек, он же Чомо Кёрёши, тяжело заболевает. Приступ лихорадки укладывает его в постель. Ученый отказывается принимать какие бы то ни было лекарства, кроме местных снадобий, рецепт которых в свое время передал ему Муркрофт. К сожалению, состояние больного тем не менее ухудшается. В эти дни ученый вспоминает о своей давней экспедиции в Заскар. Он вспоминает о встреченных тогда и преодоленных трудностях, он вспоминает о мучительном холоде в узкой келье замка королевы Занг-ла, когда лишь усилием воли заставлял себя вынимать руку из складок одежды, чтобы окоченевшими пальцами перевернуть страницу лежавшей перед ним книги. Эти подробности известны благодаря запискам представителя британских властей в Дарджилинге. 11 апреля 1842 года, накануне дня, назначенного для отъезда, Чомо Кёрёши умирает. И по сей день корни венгерского народа, поиску которых бесстрашный путешественник отдал столько сил, со всей точностью так и не установлены.
