Народу минаро не чужд спорт. Его излюбленным видом служит поло. Причем так я называю спорт минаро без всякой натяжки хотя бы потому, что само слово «поло» — тибетского происхождения и обозначает «мяч». Площадки для игры в поло (или в мяч, как угодно) — размером примерно триста на пятьдесят шагов — есть во всех поселках. Мяч делают из можжевелового корня. В целом игра весьма напоминает современное поло. Игроки делятся на две команды, по шесть всадников каждая. Цель игры, естественно, как можно большее число раз поразить ворота противника, отмеченные двумя большими камнями. По мячу ударяют длинной палкой. Гол засчитывается лишь в том случае, если игрок, забив его, спешивается и касается лежащего за линией ворот мяча рукой. Не говоря уже о современной европейской игре, бросается в глаза сходство с аналогичным развлечением, существовавшим в Персии две с половиной тысячи лет назад. Вот только кто кого научил: персы — предков минаро, или наоборот?

Вообще в обычаях и обрядах минаро можно найти немало сходного с обычаями, бытовавшими в древней Персии, простиравшей, кстати говоря, свое влияние до Индии куда дольше, чем существовала империя Александра Македонского. Какие-то из обычаев минаро были заимствованы у других народов. Но, я думаю, это абсолютно не исключает предположения, что минаро — коренные жители Гималаев. Более того, я почти уверен, что мы имеем дело не с собственно ариями, а с последней ветвью протоариев — «последних могикан» Гималаев[15].

С помощью Какпори и Нордрупа нам удалось приобрести в Каргиле запас провианта, достаточный для трехсоткилометровой конной (а временами и пешей) экспедиции на плато Рупшу. Этот малоизученный еще район можно с полным основанием назвать крышей мира — одной из самых высоких частей гималайских горных плато. Средняя высота плато около 4600 метров над уровнем моря.

Покинув Каргил, мы поднялись на «джипе» вверх по долине реки Суру. По дороге мы остановились, чтобы осмотреть грандиозную десятиметровую статую Будды «грядущего». На боку у колосса мы обнаружили надпись, сделанную по-тибетски, которая не была еще описана никем из побывавших здесь до нас. К сожалению, и нам не удалось ни расшифровать, ни сфотографировать надпись — нужно было торопиться. В Гиагам мы прибыли уже поздно вечером.

Распрощавшись с шофером и его «джипом», мы вновь оказались в том мире, где слышишь лишь звук собственных шагов по тропам. Что ж, тропы некогда были единственными путями сообщения для человеческого рода.

Мы разбили палаточный лагерь, и я отправился в сопровождении Нордрупа к местному священнику и нашему старому другу Цевану. Согнувшись пополам, я на ощупь поднялся по лестнице, ведущей с первого этажа, где располагались стойла, на второй. Собственно, этажом это назвать было нельзя — скорее плоская крыша, обнесенная оградой так, что получалось нечто вроде приподнятой над землей террасы. Здесь Цеван и его семья — жена, дети и родители — жили в теплое время года, готовили пищу на костерке из козьих кизяков и спали под открытым небом. Таким образом, они наслаждались свежим воздухом несколько месяцев — до прихода долгой зимы, когда нужно спасаться от холода в мрачном подвале.

Глядя на старого Цевана, который чертами лица напоминал мне греческого пастуха, я отметил по его одежде, что минаро, живущие в Заскаре, значительно продвинулись в приспособлении к тибетской культуре. Этот процесс чрезвычайно интересовал меня — ведь, поняв, как он проходил, можно было бы сделать важные выводы о прошлом района.

Мы уже знали, что главная богиня народа минаро Гьянце-Лхамо в Заскаре превратилась в Бабалашена, присвоившего себе все атрибуты знаменитой феи.

Мне казалось также очевидным, что именно древние верования минаро лежали у истоков тибетской «веры людей», или «безымянной религии». И в той и в другой вере почитались божества, живущие на вершинах гор и повелевающие всем сущим на земле. И минаро, и тибетцы воздвигали своим богам алтари, на которые возлагали рога горных козлов и можжевеловые ветви. Очевидно, эти различные ныне культы некогда были слиты воедино. Исконные жители Тибета, по всей видимости, изначально поклонялись не богу-воителю, а богине земли, повелительнице природы. Превращение богини в бога в Тибете произошло, должно быть, таким же образом, как в исторически не столь отдаленные времена великий повелитель гор Бабалашен сменил в Гиагаме «всеобщую богиню» Гьянце-Лхамо.

Сосуществующая сегодня с буддизмом в Тибете и Гималаях «вера людей» распространилась в этом районе, очевидно, в эпоху неолита, когда в здешних местах обитал народ, который, по всей видимости, и воздвиг описанные Рерихом дольмены и менгиры.

Интересно, в какой мере верования минаро могут быть соотнесены с верованиями людей, населявших Европу в эпоху неолита? Есть ли связь религии минаро с представлениями народов, воздвигших менгиры на территории Европы? Уже долгое время мне не давал покоя вопрос, не являются ли менгиры и дольмены в Европе и в Азии проявлением одних и тех же верований? Обнаружив в Заскаре поставленные вертикально обломки скал, я решил побеседовать на эту тему с местными жителями.

Нелегкая жизнь заскарских крестьян рано старит их лица.

В результате расспросов я узнал, что у минаро есть три различных типа священных камней. Первый тип — вертикально поставленные длинные камни под названием «нияматхор» (солнечный указатель), величина и направление тени которых менялись в зависимости от времени года. Жители Гиагама показали мне шесть таких «солнечных указателей» на гребне холма к востоку от поселка. Эти камни (а точнее, их тень) помогали определять периоды солнцестояния и равноденствия.

— А сооружаете ли вы вот такие каменные столы? — спросил я, нарисовав типичный для Европы и некоторой части Азии дольмен. Ответ превзошел все мои ожидания.

— Да, мы называем такие столы «до-мандал». Их делают у подножия горы, и они служат алтарем для богов, живущих на ее вершине.

Дольмены народа минаро стоят на трех ножках (если уж продолжать аналогию со столом) и состоят иногда как бы из двух «этажей». Большой дольмен близ Даха, сказали мне, считается троном богини Гьянце-Лхамо. А огромные вертикально поставленные камни считались «огнивом богов». Кстати, основной способ добывания огня в Гималаях до сих пор заключается в извлечении искры от удара стального кресала об обломок кремня или горного хрусталя. На языке минаро «огонь» — «гурр», что означает также «солнце». Минаро чрезвычайно почитают огонь и солнце. Например, во время празднования Нового года на стенах домов появляются стилизованные изображения солнца. Кроме того, все женщины минаро носят на груди отшлифованный медный диск, который так и называется — «гурр». Распространенность этого украшения указывает на существование в прошлом у минаро культа Солнца.

Наряду с огнем и Солнцем минаро почитают также воду — символ жизни. Святилища Ширингмен-Лхамо, богини плодородия, как правило, располагаются рядом с родником или ручьем и желательно в зарослях можжевельника, который также символизирует жизнь. Каждый год минаро празднуют День воды. Он выпадает на первый день второго месяца лунного календаря. Праздник начинается на рассвете, когда на небе еще видны звезды. Один из юношей, родители которого обязательно должны быть живы, ступает босыми ногами на дно ручья или источника и набирает в чашу воды. Затем он несет чашу к очагу из можжевеловых веток и окуривает ее благовонным дымом, после чего кропит с помощью можжевеловой же веточки, обращаясь при этом к двум главным божествам. После этого люди, ждущие его в доме, омываются (в первый и последний раз в году). Только затем они могут обуться в мокасины из козьей кожи.