ПРАЗДНИК Знамена, знамена, знамена, знамена и транспоранты, оркестры, гитары и клавиши аккордеона, солдаты, солдаты, солдаты и демонстранты, слова и портреты, слова и портреты и мегафоны, шары и букеты, шары и букеты… — В колонны! В колонны! Трибуна, трибуна! Трибуна!! Трибуна!!! У-р-р-р-а-а-а под трибуной! Под небом в широких знаменах пурпурных, под маршем бравурным! И пенье, и пенье, и пенье, и пенье, фанфары и голос! И мечется город в горячке весенней, подпитый, веселый, и дети и взрослые, трубы, спортсмены — все в громе и гвалте… и пестрыми клочьями праздничной пены — бумажные розы и кожа шаров на асфальте. 25 мая 85 x x x В белом гольфстриме простынных складок хлеб твоих губ не горек, не сладок — только нежен — из дышащего тепла подними незрячие купола, влажных ресниц сторожащие тени, руки, ищущие сплетенья с медленным временем любящих рук — это убежище, тающий друг. Головы наши летят на закат. Жутко над крышами траурных башен — вид голых улиц воистину страшен… хочется смыться за рамку — за кадр. Ноет полчерепа, ищет, коричнев, взгляд совершенно другое, другое, что-то извне непомерных количеств каменных лиц и гранитных покоев. Я не хочу уточнений, не нужен этот букет, расцветающий в горле — это другое, и я не разрушен, даже когда этот воздух разгромлен. Шорох — и шаркнули в небо шары! Стянуто горло в два конуса, будто тихо, песчинками, через шарфы ночь переходит за стеклышком в утро. 16 ноября 85 КРЫМСКИЕ СТИХИ I Там где медная птица на дереве медном сидит, там где двое волчат под сосцами у медной волчицы, вдруг за тридевять верст я услышу, как море гудит, будто встав на дыбы, доплеснуться сюда оно тщится. Обезлюдевший пляж миллионы его языков лижут так далеко, что не верится в «Черное море», только ты, человек каменистых его берегов, мне напомнишь, что вкус его вечен и горек. Перепутанный, душный, каштаново-рыжий поток, сладковатые губы и черносветлые пряди, вечноспрятанный, бледный, задумчивый маленький лоб — ты подобием моря мне видишься в каждом наряде. Ты как воздух морской — ослепляющая новизна. Я хочу искупаться, я усну на полоске прибоя, — ты штормишь, ты на сушу выходишь из сна и меня забираешь, как камешек карий с собою. II В это небо войду половину его перекрыв, как бы ты ни глядела — мою в нем поверхность увидишь, через воздух густой, время пенными свитками свив, я с тобой говорил бы сейчас, как новый Овидий. Я бы вспомнил, как разрушаются царства и жалко уходят цари, как псари, только то и живет на земле, что невечно — имена наших чувств с бесконечной печалью внутри, — остальное, как маленький день, быстротечно. III Завтра август растает, как медленнотающий воск. Завтра август тягучий остынет, расколется август хрустальный, мы от грусти цикад, от мохнатых медлительных звезд, как глаза у людей в полнолунье, тихи и печальны. Завтра август сухой рассеет невесомого облака тень, и как горько во рту и глазах, как солоно-горько. Войско дышаще-жаркое, имперская августа лень, — Август, где ты — ау! — Там, где шкурка миндальная да апельсинная корка. IV Здесь обрыв, оборвешься, того и гляди, и колючки торчат у лица и груди, и дрожит напряженный шиповник в красных пятнах, как злющий любовник. Сухоруких кустов непролазная цепь, а с горы видно горы и море и степь цвета серого черствого хлеба, и отсюда дорога — на небо. V Я войду в световую крупицу полуденной царственной лени световою иглой — спицей солнечной в трепетный глаз синеглазого моря, ресниц его радужных пленник, я античной монетой сверкну, в грохочущей пене светясь. Растворяйтесь мои золотые пылинки в полновесных и твердых острых брызгах и гребнях волны, это тело — из местной ослепшей обветренной глины, это время — из здешней, ослепляющей полночь луны. Я не помнил, как вышел из моря — из дома, теперь я вернулся, лучшей смерти и жизни, чем слиться с ним нет человеку нигде, совпаденьем дыханья и красносоленого пульса — вод морских с красной глиной перед небом морским в наготе. VI Я любил перебирать камешки розовые, зеленые, делавшиеся прозрачными в воде и от касания языком — маленькие гильгамеши гальки, теплые, вольные — каждый казался свернутым лепестком розы дремотной, розы голубоватой, из синей вазы, разбитой на глубине моря с вкрапленьями Илиады, с глазком Атлантиды на сонном дне… |
