— Какая разница? Гилберту и Элеоноре будет угрожать опасность со стороны шерифа, если я быстро ее не найду.

— Мастер и мистрис Лэнгтон? Ах, вот беда-то, навлекли на своих друзей опасность. Не следовало этого делать, мастер Криспин. Поосторожней надо было себя вести.

Льстивый тон Ленни напомнил Криспину, с кем он говорит. Ленни можно было доверять до известного предела. Если вообще можно.

Криспин встал.

— Я ничего не смогу сделать, прячась в этой крысиной норе… — Криспин оскалился в язвительной улыбке. — Прошу меня простить, Ленни.

Ленни улыбнулся в ответ. У него были неровные, слегка выступающие вперед длинные зубы.

— Да. Надо бы вам переодеться, по-моему. Вы же не можете идти в этом своем котарди. Все уже, наверно, знают, какой он на вид.

Криспин провел по одежде рукой, на ощупь чувствуя, где протерлась ткань. Материал теперь уже совсем истончился, латаный-перелатаный, чиненый-перечиненый, пуговицы облупились и потрескались.

— Переодеться?

Ленни суетился около очага, вороша торф, который давал скудное пламя и еще меньше тепла.

— Потому что если вас схватят, то вам конец. Король Ричард не питает к вам любви. Могут обойтись и без суда. В конце концов, вы больше не знатный человек… прошу прощения.

Криспин снова принялся мерить шагами комнатку.

— Переодеться — это хорошая мысль, Ленни. Тогда я, вероятно, смогу попасть во дворец.

— О, мастер Криспин. Вы точно сумасшедший. Да вам в жизни не пройти мимо стражи. Ну и ну. Ерунду вы говорите, право слово. А кто, кстати, виновный-то, негодяй этот? Какой-нибудь лорд небось?

— Мне доводилось решать задачи и посложнее. — Но Криспин знал, что лукавит. Его жизнь и раньше подвергалась опасности, но никогда до такой степени. — Если я сумею раз и навсегда это доказать, то, возможно, и полностью смогу очистить свое имя. Быть может, я вновь обрету доверие короля.

— Мечтаете снова попасть ко двору?

— У меня нет выбора, Ленни. Или это, или покинуть Лондон навсегда.

— А что хорошего в Лондоне? — проворчал Ленни. — Да я бы мигом смотался отсюда, если бы мог.

— А как ты будешь зарабатывать себе на жизнь?

Сердитый взгляд Ленни сменился улыбкой.

— А, тут-то вы меня и подловили, мастер Криспин. Какой же вы хитрец. Куда идти старику Ленни, а? Прямиком к дьяволу!

— Ленни, мне нужно от тебя еще одно одолжение.

— Еще одолжение от старика Ленни? — Вор повернулся к очагу и присел перед ним на корточки. Его тряпье висело на нем как огромный меховой плащ. — Приютил вас, накормил. Да я никому столько добра не делал, мастер Криспин, чистая правда. И то потому лишь, что я хорошо вас знаю. Даже если и познакомились-то мы в основном потому, что вы меня арестовали.

— Разумеется, я не имею права просить тебя о большем.

— Это верно. Я сделал даже больше, чем требует христианский долг. «Милосердие» — вот как это называется.

Криспин кивнул и полез в кошелек за монетой. Что-то сильно укололо его. Он выдернул руку. На пальце набухала капелька крови. Криспин осторожно вынул шип.

— Что это, мастер Криспин?

Криспин уставился на черную гладкую поверхность шипа, повертел его в руке.

— Безумие. Глупость. — Он сунул в кошелек другую руку и нащупал монету. Достал и протянул Ленни. — За твою доброту, Ленни. И за услугу.

— Что ж, хорошо. Очень щедро с вашей стороны. — Ленни схватил монету, которая исчезла где-то в складках его одежды. — Что за услуга?

— Я бы хотел, чтобы ты разыскал Джека Такера. Мне нужна его помощь. Я знаю, что этот дуралей остался в Лондоне, хоть я и приказал ему уходить. Но он будет где-то поблизости. Скажи, что я буду ждать его в Вестминстерском аббатстве.

Криспин погладил пальцами колючку. Ему не хотелось верить, но в том месте, где его кольнул шип, палец пощипывало, и Криспин чувствовал нараставшее в груди ощущение уверенности.

Криспин, сощурившись, глянул на хозяина комнаты.

— И еще, Ленни, мне нужна твоя одежда.

Солнце подсветило бледно-желтым сиянием пелену облаков, разгоняя утренние тени и предлагая пробуждающемуся Лондону очередное гнетуще хмурое утро. Криспин бежал вдоль домов и магазинов, не поднимая глаз, следя только за дорогой да за ногами лошадей и прохожих. Тряпье Ленни, в которое облачился Криспин, воняло потом, плесенью и тлением, как будто внутри этих складок кто-то издох.

Криспин отнюдь не исключал такой возможности.

В последний раз он увидел свой порыжевший котарди на сутулой фигуре Ленни. Лишь бы эта жертва того стоила. Он был не против задерживать дыхание на всем пути до Вестминстера, если в итоге удастся добраться туда никем не узнанным.

Люди короля были повсюду. Они по двое обходили все улицы. Чем ближе к Вестминстеру, тем больше стражи попадалось навстречу Криспину. Он заставил себя идти медленно, даже прихрамывать и постоянно держать лицо в тени кожаного капюшона.

Он проковылял к двери аббатства, где раздавали милостыню, и потянул за веревку звонка. Через несколько минут у зарешеченного окна появился монах.

— Сегодня мы не подаем, друг. Приходи завтра.

Криспин поднял голову и подмигнул; глаза брата Эрика расширились, когда он узнал просителя.

— Единственная милостыня, в которой я нуждаюсь, брат, это разговор с аббатом.

Брату Эрику потребовалось мгновение, чтобы взять себя в руки. Вытянув шею сколько мог, он выглянул за решетчатое окно и только потом повернул ключ в замке и открыл дверь.

— Мастер Криспин, — хрипло прошептал он. — Что, да благословит вас Иисус, вы тут делаете? Ищете убежища?

— Пока нет, брат. Мне просто нужно поговорить с аббатом.

— Он на заутрене, вместе с остальными.

— Могу я подождать у него в комнате?

Тяжелый дух, который распространяли лохмотья Криспина, как видно, дошел наконец до обоняния Эрика. Монах сморщил нос и окинул взглядом оскорбляющие его чувства одеяния.

— Обещаю оставить это непотребство здесь.

Эрик колебался еще секунду, но в итоге кивнул и открыл дверь. Криспин вошел и постоял на холодном крыльце, пока монах закрывал и запирал дверь, потом скинул хламиду Ленни на каменный пол и ногой отшвырнул в сторону. На Криспина налетел холодный ветерок, гулявший по галерее. Сыщик поежился и обхватил себя руками, растирая плечи. Ему было холодно, но он испытывал большое облегчение, расставшись с вонючей одеждой.

Следом за молчаливым монахом он прошел по галерее и поднялся в комнату аббата. Эрик открыл Криспину дверь, но сам не вошел.

— Господин аббат будет скоро, как только закончится заутреня. Я должен вернуться к своим обязанностям.

— Брат. — Криспин дотронулся до темного рукава монашеской рясы. Эрик поднял к сыщику бледное лицо с красными от недосыпа глазами, светлые волосы клоками падали на высокий лоб. — Я должен попросить тебя сказать неправду, если кто-нибудь поинтересуется, не видел ли ты меня.

Лицо Эрика на мгновение прояснилось.

— Кого видел? — переспросил он и, повернувшись, удалился по галерее.

Криспин улыбнулся и переступил порог. Он порадовался, что в комнате тепло, потому что остался только в рубашке и в капюшоне с оплечьем. Он встал у огня, тишину нарушало лишь потрескивание поленьев в очаге. Или он расслышал вдалеке пение монахов, которые возносили Богу свои молитвы?

Мир и покой должны были бы успокоить его, но вызвали только раздражение. Криспин принялся ходить перед очагом, поглядывая то на шахматную доску, на которой застыла на середине их с аббатом партия, то на большое распятие на противоположной стене. Фигура Христа оставалась в тени, несмотря даже на утренний свет, пробивающийся сквозь витражное окно. Сначала Криспин не обратил внимания на распятие и подошел к шахматной доске. Посмотрел на фигуры, мысленно просчитав партию на пять ходов вперед. Взял пешку и двинул ее навстречу белому королю.

— Ваш король все еще под угрозой, — прошептал он в пустоту комнаты.

Он увидел, как доиграть партию, увидел поражение белого короля, окруженного черными фигурами Криспина. Но его взгляд зацепился за великолепной работы черного рыцаря, вырезанного из эбенового дерева. Воин в полном снаряжении, копье направлено на врага, конь поднят на дыбы. Завороженный искусной работой, Криспин поднес фигурку к глазам, чтобы рассмотреть получше. Кольчуга и сюрко были воспроизведены в миниатюре с поразительной точностью. Криспин снова посмотрел на доску, на свои фигуры, смыкающие кольцо вокруг белого короля.