Криспин присмотрелся к перчаткам. Да, теперь он видел. Нужные пальцы перчаток были искусно набиты, чтобы никто ни о чем не догадался. И если бы Майлз постоянно ходил в перчатках, что он и делал, то никто не узнал бы. Никто и не узнал.
Криспин ногой подвинул перчатки к Майлзу, но тот на них и не взглянул.
— Значит, ты не сам стрелял, а кого-то нанял.
— Нет.
— Тогда откуда тебя знают французские курьеры? Не отрицай этого. Я уже знаю, что им ты знаком.
Майлз понял, что попал в ловушку. Криспин прочел это по его лицу. Вот-вот должны были появиться люди Ланкастера. Майлз снова глянул на пустой арочный проход.
— Чем больше ты расскажешь мне сейчас, тем меньше пыток придется тебе терпеть.
Майлз вытер рот искалеченной рукой.
— После… после того как меня схватили, я приложил все усилия, чтобы оказаться при французском дворе. Тут-то и пригодились деньги Ланкастера. Я мог припеваючи жить на английские деньги и в то же время служить королю Франции.
— Ты — четвертый курьер.
С раздраженным ворчанием Майлз покачал головой.
— А ты очень хитрый, Гест. Как ты узнал?
— Их товарищ ни разу не появился. Когда они увидели тебя, то удивились — возможно, не ожидая встретить здесь. Я лишь сделал вывод из очевидного. Но вопрос остается. Почему ты заставил курьеров дожидаться тебя в «Голове короля»? Если ты так уж невиновен, зачем ты плел какую-то интригу? Кто приказал тебе привести их туда?
— Я должен был предупредить их. — Майлзу явно было не по себе — он прикусил нижнюю губу. — Они должны были не сразу явиться ко двору короля.
— Чтобы дать убийце время осуществить задуманное.
Майлз продолжал кусать губу. Кинул взгляд в сторону арки. Не глядя на Криспина, кивнул.
— Кто, Майлз? Кто велел тебе это сделать?
— Я… я не могу сказать.
— Не можешь или не хочешь?
Тогда Майлз поднял глаза, в которых читался слабый вызов.
— Ну, не хочу.
Криспин сузил глаза и уже занес кулак, но решил, что это не стоит разбитых костяшек пальцев.
— Когда стало ясно, что Ланкастеру больше нет до меня дела, — сказал Майлз, снова оглядываясь через плечо на арочный проем, — мне пришлось строить другие планы. При французском дворе чего только обо мне не рассказывали. Как и ты, они меня переоценивали, но я их не разубеждал. В моих интересах было казаться более хитроумным. Я сделался, так сказать, двойным агентом, служа при обоих дворах и шпионя в пользу Франции.
— Ты настоящий сукин сын, Майлз. Никогда не встречал большего негодяя. Ты очень низко ценишь свою честь.
— Я ее вообще ни во что не ставлю. Что мне дала эта честь?
Внезапно Криспину вспомнились слова Гилберта — он говорил то же самое. Что честь дала Криспину? Но Криспину не требовалось ставить это под сомнение, как, похоже, делали другие. Он не понимал таких, как Майлз. Дворянину с рождения прививали понятие бескомпромиссной честности. Это было столь же естественно, как дышать. Во всяком случае, Криспин всегда так считал.
— А как же самоуважение? — горячась, спросил Криспин. — А как же достоинство, гордость, благородство? Наша честь — это мы сами. Это мы и есть.
Майлз нервно засмеялся.
— И это говоришь ты. Ты, у которого не осталось ни крупицы чести.
— У меня гораздо больше чести, чем когда-либо было у тебя, мастер Алейн. Ты даже не понимаешь, о чем речь.
— Я понимаю золото. Вот это я понимаю. И понимаю соглашение при взаимных уступках. Я украл у Ланкастера стрелы, чтобы увереннее чувствовать себя при переговорах, но затем какой-то негодяй стащил их у меня. А затем где, по-твоему, я вижу их в следующий раз? А? Не при английском дворе. Не то, что ты подумал.
Криспин стиснул раненое плечо. Это не помогло. Снова накатила дурнота. Криспин понимал, что это следствие потери крови и изнеможения. Он снова посмотрел на арку. Люди Ланкастера явно не торопились.
— Ну и где же, если уж ты так хочешь мне сказать?
— Семь лет назад: В шеях двух французских дворян. Они, похоже, поддерживали договор с Англией, и это очень обеспокоило короля.
— Какого короля?
— Французского, разумеется. Они поддерживали договор с Англией против воли своего суверена. Наемный убийца их убрал. Вообрази мою досаду, когда я понял, что это мои славные английские стрелы. Вот зачем их украли. Во всяком случае, я так подумал. Поскольку стрелы английские, вина падет на Англию, если кто-нибудь удосужится их рассмотреть. Удосуживаются только такие, как ты.
— Убийцу так и не нашли?
— Нет. И это был не я.
— У меня нет причин тебе верить.
— Согласен. Но когда мальчик вернется с людьми Ланкастера, я ничего не утаю. Пытки мне никогда не нравились, особенно если пытают меня. — Он подполз поближе к Криспину. — Послушай, Криспин. В этом действительно нет нужды. Я сказал тебе все, что знаю. Ты докопался до правды о нас с Ланкастером. По-моему, вполне достаточно для удовлетворения твоего тщеславия. Помоги мне спастись, и ты не пожалеешь.
— Ты в своем уме?
— Посмотри на себя! Ты похож на нищего. У меня много золота. Ты никогда больше не будешь голодать.
— Ты слышал хоть что-нибудь из того, что я сказал?
Майлз дернул головой. Он тоже услышал приближающиеся шаги. Обратил к Криспину отчаянный взгляд.
— Криспин, у меня есть золото. Ты можешь его взять. Все. Только помоги мне спастись. Я никогда больше тебя не побеспокою. Ты справедливый человек, я это вижу. Позволь мне сделать это для тебя, если ты сделаешь это для меня. Гест! Я умоляю тебя.
Криспин отступил на шаг и вздернул подбородок.
— Я дам тебе один совет, Майлз.
Тяжело дыша, Майлз посмотрел на арку, потом на Криспина.
— Криспин, ради любви Христовой…
— Когда тебя будут прижигать раскаленными щипцами, как можно больше расслабь мышцы. Ощущение будет чуточку слабее. Но, правда, лишь чуточку. Ну, может, разница и не столь уж заметна.
Майлз протянул к нему дрожащую руку.
— Криспин! Помоги мне!
Тяжелая поступь раздавалась все ближе, и внезапно арочный проем заполнился людьми. Они направились прямиком к Майлзу, окружили и подняли сопротивляющегося лучника. Лицо Майлза исказилось гримасами и слезами. Его мольбы и причитания отдавались эхом от стен зала и затихли, когда Майлза утащили.
Криспин улыбнулся.
Но улыбка погасла. Даже если у Майлза и была склонность к преувеличению, его сделал преступником Ланкастер. Уже одно это вызывало беспокойство. Но Майлз еще и признался, что не имеет никакого отношения к покушениям на короля, и почему-то Криспин ему поверил.
Упоминание об английских стрелах, которыми воспользовались только потому, что они английские, дернуло за какую-то ниточку. И напомнило ему о башмаках.
Глава 27
Джек возник рядом с Криспином, и они вдвоем проводили взглядом уводивших Майлза людей герцога.
— Трус он, — сказал Джек.
Он произнес это тем же будничным тоном, каким сказал бы: «У меня чересчур горячий суп». Мальчишка вздернул подбородок и посмотрел на Криспина, ясные глаза Джека светились гордостью.
Гордился он, видимо, Криспином.
Сыщик оперся о Джека, и тот воскликнул:
— Ой, хозяин! Мы должны заняться вашей рукой.
— Нет времени, Джек. Надо еще остановить наемного убийцу. Более того, их по меньшей мере двое.
— Двое? Разве Майлз не один из них?
— Нет. У него были свои тайны, и они отвлекли меня, помешав увидеть то, что я давно должен был увидеть.
Джек хлопнул себя по лбу.
— Да это же французские курьеры!
Криспин сделал вдох, помогая себе плечами.
— Джек, сделай, что можно, чтобы вызволить Ленни из тюрьмы. Вот.
Он сунул руку в кошелек и сквозь зубы втянул воздух, когда укололся о шип. Он снова вынул его вместе с монетами и высыпал монеты в протянутую руку Джека.
— Эй! Мастер Криспин, — сказал Джек, указывая на предмет на ладони Криспина. — Это похоже на одну из тех колючек.
Криспин посмотрел на шип, потом на свой палец. В его теле насчитывалось уже столько дырок, странно, что еще не вся кровь вытекла.