Створы ангара медленно раскрылись, впуская солнечный свет. Один из серебристых дисколётов, похожих больше на сплюснутую сверху каплю, вытянутую к носу, поднялся, оторвав опоры от пола, втянул их внутрь. Едва створы ангара раскрылись достаточно для того чтобы пропустить дисколёт, серебристая капля с места, словно пуля вырвалась наружу, тут же изменив траекторию полёта и взмыла ввысь.

На высоте двух километров дисколёт сделал петлю, выбрав курс и сверкнув на солнце, скользнул к горизонту.

Хвороста натаскали столько, будто собирались зажарить Серёгу целиком. Вождь сидел в сторонке, наблюдая, как женщины таскают дрова. Нет-нет он поднимался, подходил к Михаличеву, ударял его древком копья то по голове, то по рёбрам. Подросток, которого Серёга увидел первым, принёс на листьях углей из стойбища, вывалил их под сушняк, подкинул сверху несколько щепок и принялся раздувать. Пламя занималось нехотя, парень всё подкидывал щепки, дул. Вождь бурчал от нетерпения, парень суетился, молча, исподлобья поглядывая то на вождя, то на Серёгу.

Вот он, будущий вождь. Чуть подрастёт и убьёт нынешнего, чтобы занять его место, править в племени так, как хочется ему. Он и сейчас видимо не понимал, почему вождь до сих пор не убил этого сильного пленника. Ведь зажарить можно и потом. Он бы так и поступил, будь он вождём.

Серёга молча смотрел на приготовления чужаков. На маленькой полянке вокруг дерева, к которому он был привязан, собралось всё племя. Вернее то, что от него осталось. А осталось много. Женщин, по прикидкам Серёги было не меньше семидесяти, дети, подростки. Те, кто постарше сидели ближе к вождю. Теперь, когда в племени осталось всего пятеро мужчин да четверо стариков, они стали полноправными охотниками. И вот, к дереву привязана их первая добыча.

Пламя набирало силу. Оно с гудением рвалось вверх, пожирая сухие палки. Вождь оживился, развернул шкуру, что лежала рядом, взял в руку Серёгин нож.

— А-а-а-х! — нож блеснул металлическим лезвием на солнце. — А-а-а-х!

Лицо искривилось, губы поднялись в кривой ухмылке, обнажив крупные жёлтые зубы. Белки глаз красные, в зрачках огонь безумства, по щеке пробегает судорога. Вождь медленно подошёл к привязанному Серёге.

— Я возьму твою силу! Да! — вождь поднял нож, примеряясь, в каком месте отрезать руку жертве. — А-а-а-х!

В этот момент в разбушевавшийся костёр ударила тугая волна воздуха, в миг, разметав дрова. Серёге повезло, его загородил вождь, которому по затылку ударила толстая горящая палка. Вождь рявкнул, повалился вперёд, едва не вонзив нож Серёге в грудь. Племя разбросало как кегли в кегельбане, кто-то копошился в пыли, пытаясь встать, кто-то остался лежать. Едва первый мужчина смог подняться, как в него, с хлопком врезалась тугая волна воздуха. По крайней мере, Серёге показалось, что именно это была волна воздуха, спрессованная неимоверной силой и выпущенная сверху. Чужака буквально сплющило, кожа лопнула, брызги крови окропили траву. Тело несчастного стало похоже на бесформенный мешок, лопнувший по швам.

Люди поднимались, хлопки воздуха участились, вбивая их в землю. Кровь брызгала во все стороны, орошая поляну. На Серёгу летели не только капли крови, но и ошмётки плоти.

Серёга зажмурился, смотреть на это действо было просто невозможно. Тошнота подкатила к горлу. К запаху палёных волос и плоти лежащего рядом вождя, что забивал нос, прибавился запах разорванных тел. Михаличев открыл на секунду глаза и первое что отыскал взгляд, это разорванное тело женщины. Кишки вывалились наружу, лопнули, исторгли содержимое. Серёгу замутило ещё сильнее, ком подкатил к горлу с новой силой, и его вырвало.

Хлопки прекратились, Михаличев не осмеливался открывать глаза. Боялся даже чуть пошевелиться.

— Вот повезло, так повезло, — пробормотал он, чуть приоткрывая глаза. Удушливый запах витал над поляной. Разбросанные первым ударом палки из костра дымились повсюду. Вся поляна залита кровью, словно здесь поработали начинающие гастарбайтеры. — Море крови.

Огромный волк лежал у корней дуба и вылизывал лапу, поворачивая и так и эдак. Внезапно он замер, уши встали торчком. Волк рывком вскочил, встряхнулся и потрусил вглубь леса, всё ускоряя и ускоряя темп.

Как-то незаметно наступил вечер. Солнце уже скатилось за вершины деревьев, последние лучи пробивались сквозь густую листву, делая картину смерти на поляне ещё ужаснее. Серёге хотелось пить. Горло будто песком посыпали, слюны и той не было. Глаза опухли, веки еле поднимались. Тело одеревенело, лишь боль не притупилась, давая знать о себе вспышками в разных частях.

Где-то неподалёку взвыл волк. Ему ответил ещё один, второй, третий. Через минуту, казалось, выл весь лес. Серые тени заметались в последних лучах заходящего солнца. Волки, лесные охотники всегда были не прочь поживиться и свежими трупами. Запах крови привлёк одного, и теперь он призывал своих собратьев на пиршество. А поживиться на поляне было чем.

Первый волк вышел на поляну, низко пригибая голову и нюхая кровь, лизнул, потом вскинул морду и взвыл. Со всех сторон ему ответили таким же воем. На поляну стали выходить десятки волков, сначала опасливо, потом всё смелее и смелее. Некоторые что-то вынюхивали, другие тут же накидывались на лёгкую добычу. Отовсюду слышался треск разрываемой плоти, утробное рычание. Волки рвали ещё не остывшие тела людей, устраивая потасовки, хотя на всех добычи хватало с избытком.

Один волк, оставив труп, подошёл к дереву, вытягивая шею, принюхался. Сделал ещё шаг, приблизил нос почти к самым ногам Серёги. Тот, на сколько позволяли путы, шевельнул ногой, пытаясь отогнать волка.

— Пошёл вон! — прохрипел Серёга. — Иди дохлятину жри!

Волк ощетинился, сдвинулся на пару шагов назад. Его собратья, услышав голос, замерли, водя головами и нюхая воздух. Ещё двое волков отняли морды от человечины, навострили уши, услышав звук человеческого голоса. Они, мягко ступая и пригибая головы к земле, двинулись к дереву. Тот, что подошёл первым, оскалил клыки и, повернув голову к собратьям, зарычал, давая понять, что это его, и только его добыча. Он сделал шаг вперёд, другой, ступил передними лапами на лежащего у Серёгиных ног вождя, и потянулся к ступням, готовый уже сомкнуть на них челюсти. В этот момент в его сторону метнулось что-то тёмное и большое, сбив на землю. Волк перекувырнулся, вскочил, оскалившись, шерсть на загривке стояла дыбом. Но, увидев, кто его отогнал от живого человека, поджал хвост и, пятясь, боком, отошёл в сторону. Ещё через несколько секунд он уже заинтересовался трупом и вовсю отрывал куски плоти, утробно порыкивая.

Огромный волк стоял перед деревом. Нагнув массивную голову, вздыбив загривок, он рычал на одной ноте. Двое волков, что тоже было, решили отведать свежатины, попятились. Отогнав назойливых сородичей, волк повернул голову к дереву. Серёга, наблюдавший за действиями волков, уже распрощался с жизнью. Такой большой волчара не просто обгложет ноги, он их пооткусывает как хрустящие чипсы. А если встанет на задние лапы, то и голову как чупа-чупс схрумкает. Михаличев приготовился умирать.

Волк постоял, а потом обошёл дерево и с другой стороны начал скрестись. Руки дёрнуло, боль стегнула как разряд тока. С рук начал, — подумал Серёга. — Наверное, ноги воняют. Опять этот висельный юмор.

Тем временем волк продолжал скрестись, он порыкивал, сопел, руки у Серёги дергались, отдавая во всём теле болью. Когда он уже решил, что волк отгрыз ему руки по самые локти, а боли не чувствует, потому что затекли, путы ослабли. Волк дёрнул в последний раз, руки как плети повисли вдоль тела.

— Вот те раз! — воскликнул Серёга с удивлением. А сзади снова началось дёргание, сопение и порыкивание. Теперь Серёга понял, что делал волк, он перекусывал путы. Сначала он перекусил нижние, что держали ноги, а потом приступил к тем ремням, что удерживали тело. Дёргание прекратилось, кожаная полоска упала, а вслед за ней упал и Серёга. Тело как бревно, не слушалось. Боль теперь стегала ещё сильнее. Больше всего досталось руками. Пережатые ремнями сосуды нехотя пропускали кровь, кисти распухли. Хотелось просто свернуться калачиком и тихо умереть. Любое движение причиняло боль.