Шли быстро, вся поклажа умещалась в мешках. Тарха сделала из старой шкуры, которую увязывала в узел мешок и пришила две лямки. Серёгино изобретение ей понравилось, и теперь она шла, опираясь на палку, и нет-нет нагибалась, срывая маленькую травку, что росла меж камней. Такие же мешки изготовили и для Дира и чуть поменьше для Виллы. Девушка, калека, с неправильно сросшейся костью руки, могла лишь помогать Тархе в готовке или разделке. Серёга всё чаще ловил на себе её взгляды, но Серёга не придавал этому значения, думая, что она спит с Диром, а вмешиваться в их отношения он не хотел. Тарха усмехалась, замечая взгляды Виллы, но ничего не говорила.

Васха вечерами тренировался в стрельбе из лука, но больше времени тратил на то, чтобы собрать стрелы. Из десятка, что сделал для него Серёга в цель, а ею чаще всего служил какой-нибудь камень, попадала всего одна. Паренёк не расстраивался, собирал стрелы и принимался вновь и вновь пускать их в мишень. К концу восьмого дня, Васха вечером подстрелил небольшую птицу. Стрела, затуплённая от попаданий в камни, лишь оглушила её, но паренёк не растерялся и добил свою добычу камнем. Он принёс птицу к костру, но Тарха добычу забраковала, сказав, что птица слишком старая и, скорее всего больная. Видимо поэтому Васхе и удалось её подстрелить. Парень приуныл.

— Всё нормально, — Серёга погладил Васху по голове и легонько похлопал по плечу. — Главное ты добыл её. А то, что она старая и больная, тоже не беда. Возможно, ты облегчил её смерть. Мучилась бы, а ты раз, и помог ей.

Васха улыбнулся и кивнул. Для него похвала старшего была важнее первой неудачи.

— А стрелы каждый раз затачивать надо, — пояснил Серёга и вручил Васхе нож. — Вот, бери, затачивай. Если увидишь где длинные и ровные палки, из которых можно сделать стрелы, их нужно срезать. Попросишь нож, я тебе дам. А лучше попроси Дира, он поможет тебе сделать пару-тройку стрел с наконечником.

— Хорошо, — Васха принял нож из рук Серёги и принялся заострять концы стрел.

Тарха тоже пользовалась ножом, разделывая туши животных и снимая шкуры. С такими ножами получалось быстрее и лучше, она даже успела порезаться, но Серёга быстро остановил ей кровь, обработал йодом и заклеил пластырем. Использовать его хотел только в экстренных случаях, но не помочь женщине не мог.

Они брели вдоль полосы скал ещё два дня. К концу второго дня каменные нагромождения сошли на нет, и им открылось зелёное море прибрежного леса. С небольшой высоты они смотрели на лес, простирающийся внизу до самого горизонта, а слева, вдали, в седом мареве угадывалось море. Тут и там, среди леса, вздымались скалы, словно островки среди бескрайнего зелёного океана.

— Свернём туда, — показал рукой Серёга влево. — Пройдём ближе к морю.

И вновь они тронулись в путь, теперь уже к морю. Выйдя к морю, на каменисто-песчаную полосу, и брели по ней два дня, ночуя под деревьями. Серёга ночью почти не спал, охраняя сон своих подопечных. За эти несколько дней он вымотался так, что даже есть не хотелось. Один день потратили на то, чтобы Серёга отоспался. К вечеру он ходил в лес, но вернулся без добычи. Даже крупная птица улетала задолго до того, как Серёга приближался на расстояние выстрела. В лесу стрелять было намного труднее.

Ещё два дня пути и вновь привал, остановились под кроной большого дерева, похожего на дуб, с огромной развесистой кроной. Серёга проспал до полудня, сходил к морю, искупался и, перекусив уже засохшими кусочками мяса последнего козла, отправился в лес.

Он медленно углублялся в лес, совсем не похожий на тот, из которого он привёл племя. Время от времени Михаличев приседал на корточки и замирал на минуту, концентрируясь на звуках леса. В один из таких моментов, когда вслушивался, стараясь сконцентрироваться и постичь нечто большее, чем слух и зрение, ему показалось, что на него кто-то смотрит. Даже не показалось, он, словно кожей ощутил цепкий взгляд, что внимательно осматривает с ног до головы, не спеша, разглядывает.

Серёга медленно поворачивал голову, как ему казалось в ту сторону, откуда на него смотрели. Зелень поросли и редких кустов, толстые стволы деревьев, снова поросль…. Михаличев встал и медленно двинулся вперёд, одновременно накладывая стрелу. Ощущение чужого взгляда на минуту пропало, и Серёга остановился, боком придвинулся к ближайшему дереву. Прислонился спиной к шершавому стволу, а затем опустился на корточки.

Взгляд вернулся, но на этот раз он был не любопытно-ощупывающий, а настороженный. Михаличев краем глаза отметил едва уловимое движение веток поросли метрах в двадцати слева, спорхнула мелкая птаха с соседнего дерева и унеслась в чащу, оглашая её свистом. Серёга медленно сместился за ствол дерева, отсекая наблюдавшего от себя. Затем высунул голову с другой стороны ствола и впился глазами в то место, где легонько шевельнулись ветки. Зрение послушно скакнуло вперёд, будто Серёга сам за миг приблизился к поросли.

В зарослях прятался человек. Вот шкура, скроенная как жилетка, накинутая на голое загорелое тело, вот косматая голова, вот нос и глаза.

Их глаза встретились, только тот, кто наблюдал за Серёгой, поздно понял, что его засекли. Его глаза расширились, он вскочил и рванул в глубину леса. Серёга подорвался следом и как сайгак, делая гигантские прыжки, бросился за человеком.

Ветви молодой поросли хлестали по лицу. Чужак, мужчина, убегал, ловко лавируя между деревьев. Он проскочил под поваленным стволом дерева, что опиралось на месте излома о высокий пень, и припустил дальше. Серёга не сбавляя скорости, перепрыгнул дерево, оперевшись при прыжке правой рукой. Левой он всё ещё сжимал лук.

Погоня разгорячила Михаличева, он каждый свой прыжок ассоциировал с прыжками большой кошки, — большие, пружинистые, выверенные. Зрение обострилось, нос втягивал воздух как насос, принося запахи. Ему казалось, что скройся сейчас чужак, найдёт его по запаху.

На последнем прыжке Серёга наконец-то догнал человека и ухватился край шкуры у шеи. То ли беглец весил слишком мало, то ли Серёга через чур сильно дёрнул его за шиворот, ноги человека взлетели вверх, жилетка лопнула по швам, и тот уже голый, рухнул на спину и покатился по земле. Михаличев пробежал ещё несколько шагов по инерции, а когда развернулся, увидел, что чужак пытается встать. Ноги не держали, он падал, но вновь пытался подняться.

— Стой! Стой, говорю! — Серёга в два прыжка оказался рядом, ухватил за руку, крепко держа и в тоже время, помогая встать. — Ты кто? Ты чего побежал?

— Не убивай, — хриплый голос принадлежал, как только что рассмотрел Серёга, старику. — Не убивай, прошу! Я дам тебе хороший нож! Такого ни у кого нет! Только не убивай!

— Да что ты заладил, не убивай, не убивай! — Серёга рассматривал старика, держа его за руку. — Ты один здесь?

— Я один. — Старик перестал вырываться и медленно осел на землю. Его грудь тяжело вздымалась, слышались хрипы. — Только не убивай!

— Да не буду я тебя убивать, успокойся. — Михаличев опустил глаза и тут увидел странную обувь старика. Облегающие ноги, чуть выше щиколоток, без шнурков и каких либо других застёжек, похожие на короткие резиновые сапожки. Сразу вспомнились кеды, уж очень обувь чужака была на них похожа.

Серёга поднял взгляд, старик смотрел на него и криво ухмылялся.

— Что, знакомая обувь? Ты кем на станции работаешь?

— На какой станции? — ошарашено спросил Серёга.

— Как на какой? — Старик закашлялся, Серёга отпустил его руку и отошёл на шаг назад. — На станции слежении и коррекции. Кха-кха-кха….

— На какой станции?! Ты старик с дуба рухнул?! — Серёга округлил глаза. — Ты вообще кто такой?

У Михаличева закралась мысль, что этот несчастный тоже каким-то образом попал сюда. Куда сюда, Серёга как-то ещё не определился, но что времена сейчас, на данный момент были самыми, что ни на есть древними, он не сомневался.

— Я? — старик откашлялся и отдышался, дыхание немного успокоилось. — Я корректор зоосферы. Вернее был им двадцать малых циклов назад. Потом сбежал. Живу в этом лесу, уж лучше жить здесь как дикарь, чем гнить в земле. А ты кто?