- Тете Харпер нужно поговорить со своей подругой пару минут. Я приду к тебе попозже, ладно?

- Конечно.

- Отлично. Я скоро буду.

После этого ребенок бежит обратно к бабушке и кричит на весь дом:

- Тетя Харпер сидит на веранде со своей новой девушкой.

Харпер закатывает глаза и оборачивается ко мне с улыбкой, пожимая плечами.

- Извини. Ее учили, что подруга - это то же самое, что и девушка. Она все немного напутала.

- Все нормально, - уверяю ее. Мне нравится, когда она такая счастливая и расслабленная. – Здесь всегда так во время праздников?

- Так? – она поднимает бровь и показывает большим пальцем через плечо на комнату. – Это еще ничего. Твое счастье, что остальные члены расширенного состава нашей семьи не приехали сегодня. Тогда это был бы настоящий зоопарк.

Мне хочется плакать. Я еле сдерживаю слезы и трясу головой.

- Это просто невероятно.

Я знаю, что у меня дрожит голос, но ничего не могу поделать с этим.

- Эй! – она приседает передо мной, берет мою руку в свою и гладит ее. – Что случилось, Келс? Пожалуйста, скажи мне.

Я качаю головой и замечаю, что мои руки почему-то трясутся.

- Нет, ничего серьезного, просто всякие глупости.

Она берет стакан из моей руки и ставит его на землю.

- Ты почти плачешь. Что бы это ни было, это совсем не глупости.

Я смотрю на нее и вижу, что в ее невозможно синих глазах отражается настоящая забота обо мне. Чувствую, как по моим щекам снова текут слезы и знаю, что не могу им позволить скатиться вниз. Я перехватываю их кончиками пальцев.

Харпер нежно и заботливо говорит мне:

- Ну, пожалуйста!

Она садится передо мной, скрестив ноги по-турецки. Проводит большим пальцем по тыльной стороне моей руки. Кажется, она меня так просто не отпустит. Зачем это ей? Я же наверное только испорчу ей праздник.

- Знаешь, я наверное сегодня вечером улечу обратно в Лос-Анджелес, - еле слышно говорю я.

- О, нет, ты не можешь так поступить. Моя мама никогда не простит нас.

- Нас?

- Да, потому что если уедешь ты, уеду и я.

Я тихо смеюсь, и слеза наконец скатывается по моей щеке.

- Ты чудо.

- Если ты только сейчас это заметила, значит, в тебе есть некоторые задатки репортера, - она протягивает руку и вытирает ладонью слезу, - пожалуйста, скажи мне, - нежно просит она еще раз.

Я делаю глубокий вдох и смотрю на нее.

- Тебе это сильно не понравится.

- Я знаю. Но я хочу это услышать, а тебе это нужно рассказать.

- Я так обескуражена всем этим, - показываю на дом. – Если и есть полная противоположность таким отношениям, то это семья, в которой я выросла.

Она отнимает руку от моей щеки и кладет ее на мою ногу. Я чувствую, как мне тут же не хватает ее прикосновения к щеке.

- Я тоже выросла в очень влиятельной семье. Но мои мать и отец … ну, довольно даже того, что они мои мать и отец, а не мама и папа. Всегда только мать и отец. Я их единственный ребенок. Слава Богу. Мне невыносима одна только мысль, что у них мог бы быть еще один ребенок, которому бы довелось все это испытать. Знаешь, тот факт, что я родилась девочкой, очень сильно задел эго отца. Его единственный ребенок не был полноценным наследником.

- Потому что ты родилась девочкой, - предполагает она.

- Я провела свои ранние годы с нянями. Они хорошо относились ко мне, но моя мать всегда находила в них какие-нибудь недостатки. Они никогда долго не задерживались у нас. Мне кажется, как только она видела, что я привязываюсь к ним, то в ту же секунду их увольняла.

Мне хочется замолчать и ничего больше не говорить. Но нежное поглаживание моей ноги придает мне мужества сказать вслух то, что я никогда никому не рассказывала. Даже Эрику.

- Когда я выросла, меня отправили в настоящее турне по лучшим школам-интернатам в мире. И снова, как только я начинала заводить друзей и привязываться к учителям или другим взрослым, меня тут же переводили. Если я о ком-то слишком часто упоминала в разговоре, можно было вскоре ожидать смену школы. Моя мать говорила, это делалось для того, чтобы я получила всестороннее обучение.

Харпер дает мне стакан с холодным чаем, и я отпиваю глоток.

- Меня всегда привозили домой на главные праздники для того, чтобы показать меня перед их друзьями и партнерами. И в то время, как они развлекались за ужином, меня отводили в мою комнату, где я ужинала, глядя в телевизор или читая книгу. Всегда одна. Так я обычно проводила День Благодарения. Кино и попкорн не являются чем-то новым для меня.

- О, Боже, Келс, - она поднимается и садится рядом со мной, обвивая руками мою талию и крепко прижимая к себе.

На глаза снова наворачиваются слезы, и я шмыгаю носом, стараясь взять себя в руки. Мне очень уютно в ее объятиях. Так даже легче говорить.

- Рождество было всегда моим любимым временем, - я слегка улыбаюсь.

- На Рождество было получше? – ее низкий голос раздается прямо возле моего уха.

Я киваю. Мои слезы падают ей на блузку, и я вспоминаю единственного человека, которому удавалось превратить для меня Рождество в праздник.

- В Сочельник, когда они все были на праздничном ужине, я пробиралась на кухню. Наша повариха, Марта, всегда пекла рождественские пряники в виде игрушечных солдатиков и балерин специально для меня.

- Мы вдвоем съедали их и запивали большим стаканом свежего молока. Мне не разрешали его пить, когда я была ребенком. Моя мать считала, что я поправлюсь из-за него, но на Рождество я всегда ела горячие пряники и пила холодное свежее молоко. И мы болтали с Мартой, пока не заканчивался ужин. Тогда она проводила меня обратно в комнату и целовала. А утром я всегда находила от нее маленький подарок. Это были мои единственные подарки. Я никогда не рассказывала об этом родителям, потому что иначе бы они избавились от нее. Я не хотела потерять единственного человека, который заботился обо мне.

Поднимая глаза на Харпер, я вижу как по ее щекам катятся слезы.

- О, Боже, Харпер, извини меня, - вытираю ее слезы. – Мне очень жаль, что я порчу твой праздник этими рассказами.

- Нет, - с силой говорит она. – ты ничего мне не портишь. Наоборот, напоминаешь мне о том, что я должна быть благодарна за многие вещи в своей жизни.

- Надо же. Я напоминаю тебе об этом.

- И Келс, - шепчет она, пристально глядя на меня.

- Что? – я вдыхаю ее запах, не в силах сдержать вихрь эмоций.

- У тебя теперь есть кое-кто, кто заботится о тебе. И во время праздников и во время будней.

После этих слов она целует меня. Я удивлена этим порывом, но такой поворот событий меня несказанно радует. Боже, это так прекрасно. Ее губы такие мягкие и так нежно прижимаются к моим. Это пока еще не требовательный, но и не просто дружеский поцелуй.

Я чувствую, как мои руки сами по себе обхватывают ее плечи. И когда ее рука обнимает мою шею и еще ближе прижимает к себе, я почти забываю, о чем мы говорили последние пару минут.

Мы немного отстраняемся друг от друга, чтобы вдохнуть воздуха. Я все еще чувствую вкус ее губ, смешанный с соленой влагой моих слез и мне снова хочется ощутить ее.

Но как только я собираюсь продолжить начатое, мы слышим громкий голос малышки Даниэль, стоящей у открытой двери:

- Бабушка! Тетя Харпер целуется со своей девушкой на веранде!

А я ведь только начала любить детей.

(гаснет свет)

Смотрите в следующем выпуске Must Read TV:

(голос за кадром)

Отношения не всегда складываются легко. Некоторые просто начинаются не с той ноты.

(вставка)

- Я слышал, что она настоящая стерва, – высказывается Конрад. – Редакция новостей ненавидит с ней сотрудничать. Они дерутся друг с другом, лишь бы не заниматься ее сюжетами и роликами. А визажистка содрогается от ужаса, когда приходится работать со Стентон.