Анкх. Я же его потеряла. Нет, не тот. Подарили. Новый. Не мой. Что это? Двери? Они же не заперты.

Температура.

Этот тяжелый, мучительный бред. Как у Алисы в Стране чудес. Не проходит, вопреки ожиданиям…

Вопреки ожиданиям, наша фирма не умерла. Ее руководство каким-то образом перешло к Сергею и нашему главбуху. Мне, честно говоря, было глубоко по фигу, кто теперь будет стоять у руля компании. Лишь бы были заказы и нам бы платили зарплату. И премии с бонусами. Как и предполагал, копии всех документов оказались в других компьютерах, данные не пропали после ареста шефского компа, и худо-бедно мы продолжали работать. Заказов стало меньше. Часть клиентов сделала ноги, и заключила договора с другими фирмами, часть — осталась с нами, но как-то подозрительно сузила каналы общения.

Как понял, расследование гибели нашего босса не слишком-то двигалось. Никого не арестовали, никого не посадили. Периодически нас по очереди трясли одними и теми же вопросами. Где был? Что делал? Кто может подтвердить? А где были другие? А кто был недоволен вашей фирмой? Ну, и примерно в том же духе.

После трагедии, все работники офиса спонтанно взяли за правила собираться в большом шефском кабинете и пить чай. Ну, естественно, обсуждали разные идеи. Кто, за что, почему, и как? В головах наших сотрудников роились самые разные предположения, одно фантастичнее другого.

Шефа устранили конкуренты.

Шефа убили наши же сотрудники, желая заменить его на кого-то другого. Или из сугубо личных соображений.

Шеф покончил жизнь самоубийством.

Хотели, но не смогли обворовать офис, ибо смерть наступила часов в одиннадцать — двенадцать ночи.

Шефа с кем-то перепутали и убили случайно.

Я же, реально, верил только в две первые гипотезы, как наиболее возможные. Пытался найти разгадку сам, но безуспешно — не хватало информации. Толком не знал, кто, как и чем у нас занимается, да и вообще редко когда покидал в рабочие часы свой кабинет. И мои аналитические способности, если таковые и были, давали сбой.

Кому в действительности принадлежала фирма, я так и не разгадал, поскольку вообще не знал, кто наши акционеры: формально у нас — ОАО. Как потом выяснилось, наш Дмитрич не обладал ни одной акцией. Но какие у кого пакеты акций, и кто владел контрольным пакетом, я так и не понял. Да и не хотел я этого знать, если уж совсем честно.

Помнится сразу после перестройки, то бишь после окончательного развала Союза Республик Свободных, началась у нас рыночная экономика. Экономика эта, как известно, была не столько рыночная, сколько базарная. Можно было все, чего не запрещено, а то, что запрещено, тоже можно, только втихую. Об этом, обо всем, написаны уже тонны макулатуры, и сейчас не время, да и не место обсуждать те веселые времена. Скажу только, что был не очень продолжительный период, когда вполне приличные деньги делались буквально из воздуха, притом, что старые законы (какие законы?) уже не действовали, а новые вроде бы и не нарушались.

В тот достославный период всякие коммерческие фирмы, и фирмы с не совсем ясным полем деятельности выползали как земляные червяки после летнего дождя. И вот мы, три старинных приятеля, тоже решили официально зарегистрировать свою «фирму». Мы тогда были очень молоды, нахальны и оптимистичны. Был взят готовый устав, такой обтекаемый, что подходил он к чему угодно, мой друг стал «президентом фирмы», его жена — «главным коммерческим директором», а ваш покорный слуга — «генеральным директором». Что делать — слаб человек! Еще мы привлекли к сотрудничеству профессионального бухгалтера, поскольку никто из вышеупомянутых главных и генеральных в финансовых вопросах ничего не смыслил. Таких фирм у нашей бухгалтерши значилось штук десять, поэтому она получала от нас от всех очень даже неплохую прибыль. Периодически, когда заканчивались установленные законом финансовые льготы, организация наша самоликвидировалась, генеральный директор становился президентом, президент — главным коммерческим директором, а последний — генеральным директором. Название менялось, и цикл повторялся.

Главным и единственным занятием нашей фирмы была перепродажа товаров с крупного оптового склада индивидуальным или мелкооптовым потребителям. Все перевозки осуществлялись на старых «Жигулях» моего друга. Мы перетаскивали коробки и упаковки, за что получали 100 % наличными. За вычетом стоимости бензина, взяток гаишникам и накладных расходов, получался вполне приличный доход. Налогов, естественно, никто никогда не платил, поскольку официально баланс у фирмы был нулевой.

Кончилось все довольно резко — пришли хорошо накачанные дяди с бритыми затылками, и наша фирма прекратила свой бизнес. Хорошо еще все закончилось мирно — без нарушения целостности кожных покровов и без физического воздействия на наши организмы. Мы тогда вполне справедливо решили, что здоровье дороже, а заработанных денег на жизнь вполне хватит. Пока.

Жизнь показала, что мы тогда были слишком оптимистичны в своих прогнозах.

Вскорости мой школьный друг развелся со своей женой, и уехал в Америку, а его бывшая супруга нашла какого-то толстого лысого итальянца и уехала с ним во Флоренцию. А я остался в Москве, благо наша фирма была вполне официально кому-то передана и никаких проблем в будущем не обещала.

Единственное что у меня осталось с тех пор полезного и ценного, это недоверие к властям любого уровня, циничное отношение к практической жизни и осторожность перед принятием важных решений.

Жизнь — игра. Почему-то сейчас мне кажется, что в шахматы — все время нужно просчитывать ходы. Что будет, если пойду так? А что если по-другому? Как пойдут они? А что сделаю тогда я? Кроме того, они постоянно пытаются «съесть» меня. Так или иначе, ход сделан. Спустя время увижу — был ли ход выигрышным для меня. Надейся на лучшее, а готовься к худшему, иначе неясная абсолютная тьма или туманная муть.

Абсолютная тьма или неясная муть вокруг.

Я иду одна по темной мрачной улице холодного и мокрого ночного города. Резкий промозглый ветер приносил со стороны залива новые порции сырости и комья серых облаков. Мне тоскливо и одиноко. Сиротливо. Мне не хватает кого-то рядом. Я хочу, чтобы рядом был друг. Хочу прижаться, сказать, как сильно он мне сейчас нужен. А он бы улыбнулся мне в ответ. Он редко когда улыбался. Он бы сказал мне, что я ему тоже нужна, и мы всегда будем идти по жизни вместе, ведь мы теперь связаны клятвой. Да, мы поклялись, что никогда не сделаем друг другу зла. И теперь наши души всегда будут вместе. Должны были быть вместе. Или теперь нет? И клятвы уже может не быть?

А еще у меня потребность в цветном геле от кашля. А еще в гигантской сумме евро: хочу стать-таки первой в нашем районе олигархичкой-рантьершей. А еще я желаю жить вечно, ведь в мире столько всего интересного.

Я бреду, растворяясь в ночной тиши. Я — одинокий путник. Путница. Да, мне сиротливо, одиноко до слез, до боли в рассудке. Мне хотелось звать, кричать, реветь. Набираю в легкие воздух, и с моих губ срывается твое имя. Имя, которое я повторяю, засыпая и открыв глаза, повторяю новым утром. Имя, которое заставляет меня трепетать, любить и ненавидеть. Имя, которое возносит до небес и затаптывает в самую грязь…

И вот, я стою посреди бескрайней земли и зову тебя. Пасмурное небо, насмешливо, создает из серых туч твой образ. Пусто. Боже, как же серо и бессодержательно стало в этом ненавистном мне городе! Я бессильно подворачиваю колени и падаю на землю. Шальные руки вонзились во влажную землю. Запах сырой земли ударяет в нос…

Запах сырой земли ударяет в нос только осенью, когда еще не настали холода, но осенние ароматы прервались с наступившими ночными заморозками, ветреными днями и выпавшим вдруг первым снегом. Понимаю, что писать о московской погоде — дело неблагодарное. Это все равно, что про ураган в Америке или про техногенную катастрофу в электрических сетях. Но, как это обычно называется, не могу молчать.