И ринулся в горы Нинурта. Проносится он, лев могучий, с булавою в руках, подобно низвергающемуся с гор потоку, подобно ревущему южному вихрю, в грохоте и блистании молний. Впереди него буря несется, а сзади — Шарур догоняет. С пути своего он сметает холмы, ломает леса, засыпает землею взметенной низины.

Птицы взлететь не в силах, рыбы страдают от жара, степь, почернев, опустела, гибнут дикие твари. Руки к груди прижимая, горько земля рыдает.

Рушит в мятежной стране горы Нинурта, сокрушает он города, люди гибнут без счета, посылая проклятья дню и часу рожденья Асага.

Так подходит Нинурта к логовищу дракона. Но не ведает он, каковы его силы, и посылает в разведку Ша-рура. Обозревает Шарур, покрыватель множеств, с высоты своей поле и ужасается числу и силе войска Асага. Вернувшись к Нинурте, ему сообщает:

— Необозримо воинство вражье, а нас только двое. Нет, неравны наши силы. Никто не бросит упрека, что робки мы сердцем, если в Ниппур возвратимся.

— Стыдись! — воскликнул Нинурта отважный. — Не подобает мне бегство, какими б словами ни скрыть его сути. Готовься к сраженью.

И вот началось сражение. Дрожала земля, кружился Нинурта над полем боя, все время меняя оружье. Цепляясь о землю кривыми когтями, пыль вздымает Асаг до крайнего неба.

Нинурта за грудь схватился. Пыль проникает в дыханье. Силы героя слабеют.

И тогда Шарур взвивается в небо и вот уже нависает, как туча, над потрясенным Ниппуром и, достигнув порога Энлиля, у бога помощи ищет.

И мысль ниспосылает Энлиль своему могучему сыну.

— Пыль тебе не страшна — ведь воды тебе подвластны. Не медля открой им выход. Они под твоими ногами.

Услышав совет отцовский, Нинурта стал выламывать камни и громоздить их в кучу. И хлынули воды неукротимым потоком. От пыли очистился мир.

Затрясся Асаг, как на дереве лист, видя свое бессилье. Нинурта к нему подбежал, схватил его за плечо и, черную печень проткнув, из тела вырвал рукой.

Ликует Шарур. Клич победный, обойдя всю землю, достиг крайних небес. Услышали боги его и, покинув укрытья свои, принялись славить Нинурту.

Только голос Нинмах^[181] в их хоре не прозвучал. На ложе, где сын был зачат, рыдает владычица-мать, как над ягненком овца. Нет от сына вестей. Ей мнится — в опасности отрок. Сердце сжимает боль. Наконец, решает она пуститься в опасный путь.

Встретив в горах Нинмах, вскинул брови Нинурта.

— В горы явилась ты, ужасы битвы презрев! — он обратился к ней. — Подвиг души твоей мною не будет забыт. Гору, что я воздвиг, чтобы воде дать путь, я тебе посвящу. Нареку я ее Хурсаг^[182]. Ты же, ее госпожа, будешь теперь Нинхурсаг. Трав ее аромат будет отныне твоим. Кедр, самшит, кипарис склоны украсят ее, и винограда янтарь шею ее обовьет, смол ароматных поток даст воскуренье в твой храм, недра в дар принесут медь, драгоценный металл. Диких тварей стада ее изберут жильем, каждой весной свой приплод будут нести тебе и все вместе они славу тебе пропоют.

Энмеркар, владыка Урука[183]

(Миф шумеров)

В давности дальней, когда еще день был надо всем господином, а владычицей была ночь, супруга его, когда солнце царило над миром, город Урук богоданный блистал радугой, ожерельем своим многоцветным, тверди небесной касаясь. Было сиянье его в стране черноголовых лунному свету подобно. Городом этим правил тогда Энмеркар^[184], а советником был при нем светлейший Наменатумма, — таково было имя жреца верховного в священных пределах Кулаба^[185]. Его избрали Инанна и ей любезный Думузи. Стены Кулаба во время правленья его вздымались в лазурном сиянье. Был он воистину господином. И с таким человеком, властелином Урука, в распрю вступил жрец верховный Аратты Энсухкешданна.

Вызвав гонца, он с речью к нему обратился такою:

— В Урук отправляйся немедля. Пусть его царь мне подчинится и ярмо наденет на шею. Он с богиней Инанной живет в храме лазурном своем. Я хочу возлежать с нею в Аратте, в сновидении сладком ночном и под взором сияющим Уту красоваться я с нею хочу. А также ему передай, пусть он съест самого жирного гуся^[186]. Я же к нему не притронусь, а яйца гусиные соберу в корзину свою, птенцов гусиных в короб запрячу, маленьких — для моего котелка, подросших для чана большого. И все правители мне подчинятся. Пир горою устрою для них.

Приняв повеленье, гонец отправился в путь, помчался как горный баран, полетел как сокол. Шел он все светлое время, в сумерки на ночлег становился, с наступлением мрака скрывался в горах. С рассветом он снова взбирался на кручи, скакал как онагр, как лев на охоте дневной бежал неустанно по степи, несся как волк за козленком.

И вот он в Уруке перед лицом Наменатуммы, жреца верховного, речь господина передает он ему слово в слово.

И задумался Энмеркар над тем, что жрец ему передал, и отправился он готовить табличку с ответом, в пути размышляя: «Владыка Аратты хочет с Инанною жить в своем храме лазурном. Но ведь сходит Инанна с небес на ложе мое, и с нею я в сладостный сон погружаюсь. Днем же я к ней на подворье иду, и она меня вводит в свой священный покой, где на меня Энлиль надевает священный венец, Нинурта, чадо Энлиля, царственный скипетр вручает, а Аруру, сестрица Энлиля, которая грудью кормила меня, мех вручает с водой. Зачем же Инанне город Урук покидать? Разве есть для нее лучшая крепость? На что ей Аратта? Пять лет пройдет, и десять пройдет, Кулаба она не покинет.»

И посылает царь Энмеркар к Энсухкешданне, владыке Аратты гонца с таблицей. Ее прочитав, собирает Энсухкешданна совет^[187]. И когда собрались все мужи совета, он им говорит:

— Что я скажу Урука жрецу, который в Кулабе? Бык его перед моим занесся. Ведет он себя надменно. Пес Урука глотку свою раскрыл, как мне ответить ему?

И стали думать члены совета, жрец-заклинатель, жрец-прорицатель, жрец-посветитель и другие жрецы. Но не дали они ответа, сказав Энсухкешданне: «Прими решение своим сердцем. Поступай как знаешь!»

Но был в Аратте один чародей из города Хамази, славного колдовством. Когда этот город был до основания разрушен, переселился он в Арапу. Имя ему Ургирнунна. И обратился он к Энсухкешданне с такими словами:

— Отцы Аратты ответа тебе не дают, тебе предоставляя решенье… Я же тебе помогу. Я разрою каналы Урука, склоню его выи к святыням Аратты… С армией великой я на Урук обрушусь. И тогда урукцы, которые возгордились, к нам на ладьях доставят сокровища и богатства, и ты украсишь храм свой из лазурита^[188].

Эти слова услышав, Энсухкешданна духом воспрянул. Отвесил он колдуну пять мин золота и пять мин серебра со словами:

— Если враги мои будут тобою разбиты, передам их в твои руки.

И направил стопы колдун к Эрешу^[189], граду богини Нисабы^[190]. И зашел он там в загон, в котором стада помещались. При виде его корова одна затрясла головою тревожно, и колдун к ней обратился с вопросом:

— Скажи мне, корова, кто пьет твои сливки, кому твое молоко по вкусу?

— Богиня Нисаба! — ему сказала корова. — Она пьет мои сливки, ей мое молоко угодно. Ее застолья достоин сыр из моего молока. Мои сливки из светлых загонов в священный город Кулаб относят. Там честь ему отдает сам жрец верховный.