При помощи фонарика Дот нашла выключатель. Мебель здесь была громоздкой, тяжелой: один только дубовый кофейный столик, который нам пришлось передвинуть, чтобы поднять ковер и проверить, нет ли под ним тайника, весил, должно быть, не меньше двух сотен фунтов. Мы сняли со стен все картины. Одна из них оказалась гравюрой на дереве, Мадонной с младенцем, только вместо ребенка женщина держала рыбу; на заднем плане картинки, за окном, дымное облако совокуплялось с пыльной дорогой. У меня аж зубы застучали от отвращения. За гравюрой не обнаружилось ничего, кроме оштукатуренной стены.

За моей спиной раздался дребезг стекла. Дот открыла бар и вытаскивала из него бутылки — а вдруг за ними есть потайной отсек? Я внимательно изучил ассортимент, взял стакан и налил себе на пару пальцев «Гленфиддиша». Устроившись в кожаном кресле, я прихлебывал крепкое пойло, наблюдая за поисками Дот. Она распалялась все больше и больше. Когда Дот проходила мимо, я поймал ее, обняв крутые бедра, и притянул ближе, усадив к себе на колени.

— Эй! Отвали! — пискнула она.

— Давай попробуем в спальне, — предложил я.

Она спрыгнула с моих коленей:

— Отличная мысль. — И покинула комнату.

Дело оборачивалось типичной для Дот одиссеей: сплошное поддразнивание и никакого удовольствия. Я отставил стакан и пошел за ней.

Дот в спальне шарила в ящиках с чьими-то трусиками и кальсонами, швыряя охапки белья на кровать. Я открыл шкаф. Там висела куча кофт, фланелевых рубах и синих джинсов, на полу стояли пара сапог для верховой езды и аккуратно выстроившиеся рядком сандалии. Я развел болтающиеся на вешалках тряпки, и там, в задней стене, обнаружилась дверь.

— Дот, тащи сюда фонарик.

Она подскочила и направила луч в нутро шкафа. Я провел рукой по стыку панелей. Дверь была такого же серовато-белого цвета, как стенка шкафа, но холодила кожу: наверняка она из железа. Ни петель, ни запоров, только поворотная ручка, вроде катушки на удочке.

— Это не сейф, — сделала вывод Дот.

— Элементарно, Ватсон.

Она оттерла меня плечом, присела на корточки и крутанула ручку. Дверь распахнулась во тьму. Она посветила в проем фонариком; Дот загораживала мне обзор, и я ничего не видел.

— Иисусе! — выдохнула она.

Что?

— Ступеньки. — Дот шагнула вперед, потом вниз. Я отодвинул чужую одежду и последовал за ней.

Ковер кончался у порога; внутри был бетонный пол и узкая лестница, ведущая вниз. Справа тянулись черные железные перила. Стены и потолок — тоже бетонные, шероховатые, некрашеные. Дот шла впереди меня; достигнув пола, она остановилась.

Когда я оказался там, то понял почему. Ступени привели нас в просторную темную комнату. Пол кончался где-то на середине помещения, а по бокам, слева и справа, под арочными сводами зияли черные туннели. Из одного отверстия в другое бежала пара поблескивающих рельсов. Мы стояли на платформе подземки.

Дот дошла до конца платформы и посветила фонариком в туннель. Вдалеке тоже сверкнули рельсы.

— Не похоже на сейф, — заметил я.

— Может, это бомбоубежище, — отозвалась Дот.

Прежде чем я успел придумать, как бы повежливее поднять ее на смех, я заметил свет, разгорающийся в туннеле справа. Поднялся легкий ветерок. Свечение нарастало, точно от приближающихся фар, а с ним и гудение в воздухе. Я попятился к лестнице, но Дот просто уставилась в туннель.

— Дот!

Она махнула мне рукой и, хоть и сделала шаг назад, продолжала наблюдать. Из туннеля выкатилась машина и плавно остановилась прямо перед нами. Она была не больше пикапа. Обтекаемая, в форме капли, из серебристого металла, с единственным фонарем, освещающим путь. Окон не было, но пока мы стояли и глазели, разинув рты, в боку тачки открылась скользящая дверь. Внутри в тусклом свете маячили красные плюшевые сиденья.

Дот шагнула вперед и сунула голову в салон.

— Что ты делаешь? — испугался я.

— Тут пусто, — ответила Дот. — Водителя нет. Заходи.

— Ты же не серьезно?

Дот согнулась пополам и залезла в машину. Затем повернулась и наклонила голову, чтобы взглянуть на меня снизу вверх.

— Не трусь, Сид.

— Не сходи с ума, Дот. Мы даже не знаем, что это за штука.

— Ты что, никогда не выбирался из Мэйберри?[41] Это подземка.

— Но кто ее построил? Куда она ведет? И какого черта она делает в Джексон Кантри?

— Откуда мне знать? Может, нам удастся выяснить.

Машина стояла тихо. Воздух был неподвижен. Рубиновый свет салона бросал тень на лицо Дот. И я полез внутрь.

— Не знаю, не знаю.

— Расслабься.

Тут стояли два двухместных сиденья, и еще оставалось достаточно места, чтобы переходить от одного к другому. Дот удобно устроилась, положив на колени свою безразмерную кошелку, спокойная, как Кристиан,[42] берущий четвертый эйс. Я сел рядом с ней. И тут же дверь скользнула назад, закрываясь, и машина поехала, плавно набирая скорость. Нас даже прижало к плотной обивке спинок. Единственным звуком было постепенно нарастающее жужжание, которое достигло средней высоты тона и остановилось на этом уровне. Я попытался вздохнуть. Ничего не клацало, не вибрировало. В передней части машина сужалась, как носик пули, а в самом центре этого носика расположилось круглое оконце. Впрочем, я видел в нем лишь черноту. Какое-то время я размышлял, движемся ли мы еще, и вдруг впереди показался свет: сперва это была крохотная точка, которая становилась все ярче и больше, пока не пронеслась сбоку от нас так стремительно, что я даже не рискнул бы определить, с какой невероятной скоростью мчится наша маленькая машинка.

— Эти люди, владельцы дома, — поинтересовался у я Дот, — ты, часом, не упоминала, что они прибыли с Марса?

Дот полезла в свою сумку, вытащила пистолет, положила его к себе на колени и снова зарылась в кошелку, после чего извлекла пачечку «Джуси Фрут». Вытянув пластинку, она протянула остальное мне:

— Резинку?

— Нет, спасибо.

Дот убрала жвачку в сумочку, потом кинула туда же пистолет. Стянув с резинки желтую обертку, она развернула фольгу и сунула пластинку в рот. Затем аккуратно сложила фольгу, задвинула ее в лимонный конвертик и пристроила пустую теперь полоску на спинке сиденья перед нами.

Я готов был завопить.

— Какого дьявола мы делаем, Дот? Что тут происходит?

— Понятия не имею, Сид. Если бы я знала, что ты окажешься таким слабаком, то никогда бы не позвала тебя с собой.

— Ты хоть что-нибудь знаешь обо всем этом?

— Конечно нет. Но, могу поспорить, скоро мы куда-нибудь да прибудем.

Я встал со своего места и пересел на переднее сиденье. Это не успокоило мои нервы. Я слышал, как она жует резинку, и чувствовал ее взгляд на своем затылке. Машина пронзала тьму, нарушаемую лишь случайными, проносящимися мимо копьями света. Поскольку не похоже было, чтобы мы действительно скоро куда-то приехали, в моем распоряжении оказалось достаточно времени, чтобы поразмыслить о том, в чем именно я выступил круглым дураком, и под номером один в этом списке шло то, что я позволил бывшей стриптизерше из Мебана провести меня, заставив идти на поводу моего же воображения, как меня не проводили уже лет десять.

Когда я уже решил, что все, с меня хватит, Дот поднялась с заднего сиденья, перешла ко мне и взяла меня за руку.

— Извини, Сид. Однажды я все тебе объясню.

— М-да? Тогда дай-ка жвачку.

Она протянула мне пластинку. Ее прошлый аккуратно свернутый фантик упал между нами; я скомкал свою бумажку и бросил ее туда же.

Я еще не начал жевать, когда гудение машины стало тише, и я почувствовал, что мы замедляемся. В переднем окошке посветлело, и тачка остановилась. Дверь отъехала в сторону.

Здешняя платформа освещалась лучше, чем та, что осталась под домом на Голубом Хребте. На ней стояли и ждали трое, двое мужчин и женщина. Мужчины — в одинаковых черных костюмах типа тех, что носят в Шарлотте банкиры, у которых монет в избытке: костюмчики сидели на них так, как никакая тряпка никогда не сидела на мне. Такая рубашечка, да сшитая на заказ, небось ласкает тело почище материнского поцелуя. Женщина, стройная блондинка, с волосами, стянутыми в тугой пучок, как у библиотекарши — только вот библиотекаршей тут и не пахло, — была в темно-синем платье. Они стояли так пару секунд, пока один из мужчин не произнес: