«Я вышла за двуликого Януса, — повторяла она себе в сотый раз. — В один и тот же день он может быть без какие-либо видимых причин то жизнерадостным, то желчным… Лицо то озаряется светом, то мрачнеет… Мне никогда не привыкнуть к этим непонятным скачкам его настроения!»
Обед закончился. Все встали из-за стола, Матильда подошла к мужу, взяла его руку и оперлась на нее.
— Вы пойдете со мною на улицу Кэнкампуа? — спросила она непринужденно, стараясь никак не изменить своей обычной манеры.
Если бы он обнаружил хоть малейшую ненормальность в том, как себя держит жена, Этьен тут же забеспокоился бы, и с его хорошим настроением было бы покончено… да и со многим другим, кроме хорошего настроения!
Полно! Надо срочно прогнать эти мысли! Их отражение на ее лице встревожит близких. Если ей действительно суждено протянуть ноги к концу лета, к поре уборки плодов и хлебов, когда ей придется войти в сады Отца, то у нее есть еще время на то, чтобы все предусмотреть и подготовиться к своему уходу.
— Увы, дорогая, вас это огорчит, но я не могу сопровождать вас, — ответил метр Брюнель. — Не знаю, помните ли вы, что я должен сегодня быть на собрании нашего братства.
— Да, верно! Я совсем забыла про это. Извините меня, я становлюсь все более и более рассеянной!
Она держала себя естественно, была спокойна и удивлялась той легкости, с которой ей это удавалось. Так, значит, знание того, что, возможно, придется скоро умереть, если, конечно, эту вероятность принимает доверчивая душа, не вносит никаких существенных изменений в обычное течение дней, минут?
Снег прекратился. Как и повсюду в городах, первоначальную белизну сменила грязь. Люди с трудом пробирались по скользким мостовым.
Шарлотта рассталась с невесткой на пороге дома. Она пошла направо, в сторону острова Ситэ, а Матильда повернула налево. Не успела она свернуть на улицу Ферронри, как из-под какого-то навеса перед нею появился высокий силуэт.
— Я ждал вас.
Шаровидные глаза Жирара смотрели яростно и не внушали ни малейшего доверия.
— Очевидно, Шарлотта рассказала вам о моем предстоящем отъезде?
— Да, она об этом говорила.
Они шли рядом под звуки ударов кузнечных молотов в унылой холодной мгле, сочившейся с тусклого неба, вдоль стены кладбища Инносан.
— Я очень не люблю, когда меня видят в компании любого мужчины, кроме мужа, — заметила Матильда. — Зачем вы явились сюда? Я знать не хочу о ваших планах.
— Потому что уже почти год, как мне не удалось ни разу встретить вас одну, а ждать я больше не могу! Дело вовсе не в моем отъезде, но, увы, в том, что мне предстоит покинуть вас без надежды на возвращение!
— Вы оставляете здесь не меня, Жирар, а вашу бедную жену, которой в конечном счете вы не принесли ничего, кроме печали и разочарования.
— Вы хорошо знаете, что она больше ничего для меня не значит!
— Ради Пресвятой Девы, прошу вас, очнитесь! Ваша якобы любовь ко мне не лезет ни в какие ворота! Наберитесь же здравого смысла!
— Жить отвергнутым вами невыносимо!
— Но, Жирар, в конце концов я вам никогда ничего не обещала! Ничем не поощряя вашего безумия, не переставала отклонять ваши авансы, ясно говорила вам о своем неудовольствии, неодобрении. Вы не можете сказать, чтобы я хоть на один момент вступила в эту бесчестную игру, в которую вы пытаетесь меня завлечь.
— Я больше ни на что не претендую. Поэтому-то и уезжаю.
— В конце вашего пути вы не встретите никого, кроме самого себя, мой бедный друг! Самого себя и свою навязчивую идею. Изменять нас должно не то, что нас окружает, а наше сердце. Ваше заблудилось на перекрестке дорог, идущих в разных направлениях. Направьте его на правильный путь, который вовсе не путь святого Якова, а путь гораздо более дальний, к вашему домашнему очагу!
— Вы совсем, совершенно не понимаете моих переживаний!
Он повысил тон. Его возбуждение становилось опасным.
На них оглядывались прохожие, торговцы скобяными изделиями прерывали свою работу, чтобы взглянуть на вышедшего из себя человека, который безудержно жестикулировал и говорил слишком громко. Для Матильды все это было пыткой.
— Хорошо, — проговорил Жирар. — Я покидаю вас, но поверьте мне: для вашего черствого сердца путь в рай заказан!
По его лицу скользнула ухмылка, полная какого-то подразумеваемого смысла, и он удалился большими журавлиным шагами.
— Вам нехорошо, мадам? — спросил ремесленник, возле лавочки которого завершилась эта сцена.
Услышав громкий раздраженный голос, он выбежал на улицу, еще держа в руках железный стержень, который перед тем начал обрабатывать молотом.
— Благодарю вас за вашу любезность. Пустяки. Я пойду.
Матильда чувствовала одновременно и ярость, и огорчение. Очень уязвимая к возможности попасть в смешное положение, она была не меньше расстроена чувством своей ответственности, хотя и не была ни в чем виновата, за состояние, помрачавшее рассудок своего поклонника. Сознание того, что не в ее силах изгнать из него демонов сумасбродства, ее удручало.
До улицы Кэнкампуа она добралась в состоянии глубокого волнения. Но у нее не оказалось достаточно времени задуматься над тем, в чем тут дело. На этот раз в мастерской оказался Бертран, навещавший ее теперь все реже и реже.
— Большая новость, мама! Возвратившаяся в Париж королева прислала к нам своего камергера заказать цепочку из чеканного золота для маленькой принцессы Маргариты, своей младшей дочери. Она хочет, чтобы цепочка была безукоризненного качества, и желает получить ее как можно скорее.
— Вы послали с камергером образцы моделей, которыми мы располагаем?
— Я предложил ему все наши эскизы. Ее величество сама выберет то, что ей понравится.
— Как скоро мы получим ее ответ? И когда должна быть готова цепочка?
Погрузившись снова в работу, она забыла о тяжелом дне, который начался так необычно и так неприятно продолжился, и, отбросив все, занялась только королевским заказом, который должен был прибавить блеска к репутации их дела.
Уже при Бертране, заразившем ее своим возбуждением, а потом и одна, когда он ушел, она работала до колоколов СенМаглуар, возвестивших окончание рабочего дня.
К вечеру серое небо стало еще более мрачным от словно набухших снегом туч. Снова посыпались крупные хлопья, под пеленой которых Матильда спешила домой. Она подбирала складки плаща и старалась не поскользнуться на своих защищавших обувь деревянных подметках.
Встретивший ее дома запах горевших в камине поленьев почти успокоил Матильду.
— Ну вот, дорогая моя! — воскликнул Этьен, увидев ее в дверях. — Вы можете гордиться тем, что довели человека до сумасшествия!
— Что вы хотите этим сказать?
— То, что сказал, дорогая: из-за вас наш зять Жирар впал в безумство.
— Окончательно?
— Да я вижу, вы были в курсе его состояния, раз вас интересует лишь степень его сумасшествия!
— Увы, друг мой, как я могла этого не знать? Не дальше чем сегодня, после обеда, он остановил меня на улице со своими абсурдными речами, которые не остались незамеченными даже для прохожих!
— Примерно так я и думал.
— Вы видели его?
— Да, видел, с ножом в руках!
— Что вы говорите?
— Истинную правду. Разъяренный вашим отказом, ваш поклонник решил отделаться от препятствия, стоящего между ним и вами.
— Господи!
— Да, да! Спрятавшись под навесом нашего дома, он ждал, по колено в снегу, когда я буду возвращаться домой, чтобы принести меня в жертву своей безумной страсти.
— Этьен, вы шутите!
— Ни в малой степени, мамочка! Дядя правда только что пытался заколоть папу!
— Это просто немыслимо!
Не сняв даже плаща, Матильда в замешательстве упала на кофр, стоявший у двери. Пока она вынашивала в себе жалобные мотивы на явно фантастическую тему собственной смерти, ее муж из-за нее подвергся настоящей опасности, которой угрожал ему Жирар!
— Боже мой, Боже мой, если бы я только могла подумать…