— Кто мне действует на нервы, — заметил Педди, покосившись на Какандера, стремительно вращающего хвостом от возбуждения, — тот сегодня будет первым!

— Уступаю молодежи, — хладнокровно парировал Какандер и, тускло взглянув на Педди, сипло пообещал: — После — дам тебе по роже!

— А про что стих надо? — Щелкунчик был слегка озадачен.

Варенька озорно огляделась на столе и лукаво закричала:

— Про еду! Про торты! Про салаты! Про пельмени!!!

— Легко! — хулигански сообщил Щелкунчик. — Мне все одно. Про пельмени — так про пельмени!

И, закатив глаза и откинув голову, принялся декламировать богемным, зазывающим трагическим голосом, в котором пару раз отчетливо всхлипнули струны и стансы былого серебряного века. В посудном шкафу в такт им тут же жалобно зазвенело, чувствительно откликнувшись, тусклое и со всех сторон сентиментальное столовое серебро.

Вадим взял гамлетовскую паузу, холодно и царственно оборотившись к окну, саркастически покачал головой. После чего сверкнул глазами на зрителей и решительно прикончил строфу:

Все присутствующие, и зрители, и актеры в том числе, подавились немым стоном. Некоторые даже принялись понемногу сползать с дивана, но не тут-то было — Какандер Первый и Единственный вовсе не собирался отступать!

Подхвостные мыши, обнявшись на диване, дружно продекламировали по бумажке:

— Баллада о серой личности, которая сделала стремительную карьеру и вышла в Мыши благодаря величайшей прожорливости, глубочайшей пронырливости и незаурядному личному мужскому обаянию!

Какандер:

Его филиппика была встречена бурей аплодисментов и криками «браво».

Педди:

В следующем конкурсе Какандер и Щелкунчик соревновались в сборке грязной посуды и относу ее в кухню на скорость. Варенька буквально летала за каждым, мельтешила под ногами, увивалась вокруг и хохотала — безмятежно, заливисто, счастливо.

После чего Педди объявил заключительную часть «рыцарского» турнира.

Щелкунчик и Какандер церемонно обменялись орехами, совершенно случайно оказавшимися в дед-морозовском мешке. Аркашке был вручен маленький и грецкий, а Вадиму достался огромный и удручающе кокосовый.

Однако Щелкунчик хитро улыбнулся и достал из того же мешка огромный сувенирный штопор:

И с легкостью вскрыл мохнатое страшилище!

А вот Мышу не повезло. Он не только не сумел с первого раза вскрыть твердую скорлупу, маленькую и грецкую, но и не нашелся с достойным ответом. Тогда, нимало не смутившись, он протянул руку и решительным жестом, как заправский хирург на пустячной операции, затребовал помощь в виде какой-нибудь книги. Варенька наугад достала с полки толстый миниатюрный томик известного поэта-пародиста. Какандер, взглянув на обложку, просиял и принялся лихорадочно листать страницы.

Щелкунчик тоже повернул к себе книгу, прочитал имя автора и лукаво усмехнулся. Делано наморщив лоб, он пошевелил губами, складывая строки, и, спустя пару минут размышлений, весело рассмеявшись, выдал публике вперед своей очереди:

Но и Аркашка был не лыком шит. Подмигнув Щелкунчику, он шагнул к нему и покровительственно приобнял одной рукой, широко жестикулируя при этом другой и бессовестно работая на публику.

Бешеные аплодисменты и нестройные крики «браво», «бис» всех четверых стали ему наградой. А потом настал черед игристого шампанского и лимонада. Сладкая пена неудержимо рванулась через края бокалов, но пролиться на стол не успела ни капельки — такой уж сегодня был удивительный, прямо-таки необычайный вечер.

По окончании шампанского салюта Аркадий с Петром сразу увели Вареньку с собой на кухню — зажигать предусмотрительно оказавшиеся в дед-морозовском мешке длинные бенгальские огни с разноцветными наконечниками. И Вадим с Натальей остались одни в мерцающей тени зажженной елочной гирлянды.

— Знаете, Вадим, я, честно говоря, до сих пор в себя прийти не могу, — призналась Наталья. — Это… просто феерия какая-то! Как там сказал вначале ваш удивительный Петр — фееричный салат в стиле «буфф»? Вот уж действительно…

— Да, Петр — действительно удивительный человек, — согласился Вадим. — Он умудрится остаться аристократом даже в куче дерьма.

— Ну, почему же так грубо? — поджала губы хозяйка, но глаза ее смеялись. — Мне, например, далеко не всегда удается сохранять присутствие духа.

— По-моему, как раз это у вас отлично получается, — покачал головой молодой человек. — Особенно с учетом сегодняшнего вторжения в ваш дом безумных актеров из погорелого театра…

— Ваш театр прекрасный, — покачала головой Наталья. — И ваши друзья просто чудо.

— Они мои друзья, — пожал плечами Вадим. — Хотя и ругают частенько, и наставляют… Этим все сказано.

— А что такое — друг? — точно эхом откликнулась женщина. — Как это можно сказать об одном и не суметь — о разных?

— Ну, это же очень просто, — улыбнулся Вадим. — Друзей много не бывает. Друг — это тот, кто входит в твою жизнь раз и навсегда. И Петр, и Аркашка — мои друзья еще со школьной скамьи. Потом — вуз, сцена, ошибки и успехи молодости…

Он засмеялся, бросил взгляд в сторону кухни, откуда только что раздались дружные троекратные крики восторга по поводу очередного бенгальского чуда.

— С тех пор они приняты мной безусловно. Со всеми их сложностями и проблемами. Они приняты навсегда и теперь стали, наверное, частью меня. Неотъемлемой притом. Даже если мы и видимся, быть может, только раз в месяц.

— Вы настолько хорошо знаете себя, что готовы пускать в этот мир других? — задумчиво сказала Наталья. Вадим пожал плечами.

— Думаю, что знаю. А если и нет, то — другие подскажут. Те же друзья.

— И вы их послушаете?