Человек с собакой появился в лесу спустя час после рассвета. Он возник в соседней роще как зловещий призрак, посеребренный инеем. Волосы, брови, усы человека побелил мороз. Изо рта вырывалось легкое облачко пара, так же как из пасти собаки — черной, гибкой, лохматой, неизвестной Тирду породы. Собака усиленно и дьявольски сосредоточенно принюхивалась к морозному воздуху вокруг деревьев.

Выйдя из рощи, человек и собака остановились подле двух отдельно стоящих сосен с искривленными кронами. Постояв немного, человек чуть наклонился к собаке и что-то проговорил. Ищейка внимательно выслушала хозяина и потянулась мордой к его заплечному мешку. Человек немедленно отстегнул карман сбоку и вынул что-то темное и узкое. Тирд, все это время с опаской подглядывавший из дупла, напряг зрение и тут же в ужасе юркнул поглубже в свое укромное убежище.

Он разглядел в руке человека голубиное перо. И это было перо его, Тирда!

Значит, этот страшный и непонятный человек со своею собакой уже побывали на том месте, где голубь без сил упал в снег. Наверное, перо ушло глубоко в сугроб, и вороны Госпожи Леса не сумели его отыскать. Зато это смогла сделать собака, а навел ее не иначе как проклятый хабифальк. И теперь они направлялись прямиком к его дереву!

Черный корвус уютно устроился в сосновой кроне. Он тоже не спускал глаз с собаки, которая неторопливой трусцой обходила дерево за деревом. Ворону было наплевать на собаку. Он знал, что верхового чутья даже у этого пса не хватит, чтобы учуять голубя, надежно укрытого в дупле. Ворон высматривал пернатого врага. Он знал: рано или поздно хабифальк появится. Об этом говорила массивная кожаная перчатка на руке хозяина птицы и собаки. Его пернатый слуга, скорее всего, кормился где-то неподалеку. И ворону нужно было оставаться начеку.

У мороза есть характерная и странная особенность. Некоторые запахи он отбивает напрочь, они точно тают на холоде. Иные же напротив — усиливаются и обостряются, будто пронзают ноздри холодными и пахучими иглами. Собаки хорошо знают эту особенность стужи и умеют ее использовать. Поэтому человек, прежде чем дать собаке перо, дважды осторожно погрузил его в сухой снег, наметенный возле дерева. Затем смахнул с пера снежинки и слегка расщепил его ость. И только после этого охотник на королевских посланцев протянул перо злополучного Тирда ищейке.

И тут произошло ужасное. Собака, едва вобрав ноздрями сладкий и пьянящий запах добычи, неожиданно, как по команде, повернулась к дереву, в дупле которого прятался бедный Тирд, и уставилась на сосну. Неужели проклятая собака все-таки его учуяла? В глубоком дупле и на такой высоте? Этого не могло быть! Чего ей тут надо?!

Так со страхом думал Тирд, не слишком-то осведомленный о способностях собак, сидя в темной древесной нише, весь в пуху. А собака снизу молча смотрела прямо на него! Сердце голубя билось как в силке, и тут он услышал где-то наверху сдержанное хриплое покашливание. Это был давешний ворон.

Черный корвус сидел на ветке, метрах в четырех повыше дупла. Он чистил перья, полировал клювом когти и ковырял ногой кору. Ворон тихо ворчал, булькал, щелкал клювом и покрякивал, как это обычно делают лесные птицы, чувствующие себя в полной безопасности в высокой кроне. При этом корвус изредка скашивал блестящий черный глаз и внимательно смотрел на застывшую внизу собаку.

Охотник тоже заметил пристальное внимание, которое его питомец оказывал лесной птице. Он подозвал ищейку, но умный пес не тронулся с места. Человек не рассердился. Он подошел к собаке и что-то сказал ей, поглядывая на ворона, который блаженствовал в сосновых ветвях. Собака повела головой, прислушиваясь к голосу своего властелина, и негромко тявкнула в ответ, точно не соглашаясь с доводами человека. И тот поднял голову и еще раз, уже внимательней, посмотрел на черную птицу.

Тирд, вновь тихонечко высунувшийся и одним глазком поглядывавший меж ветвей, замаскировавших вход в дупло, видел всю эту картину. И теперь ему пришла в голову новая и еще более ужасная мысль. Наверное, собака учуяла какую-то связь ворона с ним, Тирдом. И теперь чует их обоих. Но неужели ее возможности столь велики? Или это злосчастный мороз играет с бедным маленьким голубем свои злые холодные шутки?

Возможно, похожая мысль пришла в голову и ворону. Он в последний раз скосил взгляд на собаку, а потом с шумом, нарочито, как это делает сладко потягивающийся человек, расправил крылья и взлетел. Сделав над сосною круг, ворон в довершение ко всему бомбардировал собаку с высоты своего положения изрядным комком липкой белой массы. Но промахнулся. После чего полетел прочь, не спеша, степенно, словно преисполнившись сознания честно исполненного долга.

Собака постояла немного, не спуская глаз с удаляющегося ворона, а затем потихоньку, шажок за шажком двинулась вслед за ним. Ищейка шла, подняв морду и помаргивая от хлопьев снега, которые поднявшийся ветер, как прилежный хозяин в доме перед праздником, принялся смахивать с веток.

Самые неприятные подозрения Тирда подтвердились. Ученая ищейка никогда не пойдет за вредной птицей без всяких на то оснований. Даже если та и пыталась нахально обгадить собаку. Тирд был уверен, что его ищут самые хитрые и опасные враги, каких только можно представить. То же самое ему давеча сказала и голубка. На миг ему отчаянно захотелось вырваться из своего убежища, показавшегося вдруг тесной и душной западней. Расправить крылья, как этот ворон, и броситься в морозное небо, а там — будь что будет!

Но он тут же представил, как из-за туч невесть откуда на него вновь спикирует чудовищный фальк, и теперь его уже никто не спасет. Но, скорее всего, свалится сам Тирд, больной и слабый голубь, которого уже давно ждут высокие и важные персоны. Они сердятся, злятся на Тирда, поминают его нехорошими людскими словами, быть может, уже и проклинают. И сетуют, что не послали другую птицу — более разумную, находчивую, сильную, наконец. Наверное, при этом вовсе и не зная о порченом зерне и странной, с тухловатым вкусом воде, которую ему пришлось пить за несколько часов перед вылетом из-за необъяснимой, внезапной и всепоглощающей жажды.

А может быть, уже и не ждут.

Голубь, не прилетевший вовремя, в королевской почтовой Службе чаще всего означает одно: ждать его не имеет смысла. У голубей в природе немало врагов, но самый могущественный — человек, ведомый злым умыслом. И, значит, Тирда уже считают погибшим, даже оплакать его некому. Ну, кроме, быть может, двух-трех голубок, которые прошлой весной поглядывали на него с благосклонной симпатией. И, выходит, письмо, которое он несет, не ждут тоже. То письмо, что, возможно, могло бы в корне поменять планы многих и многих людей, а значит, и почтовых голубей тоже.

И теперь, не дождавшись Тирда, все эти люди и принадлежащие им собаки, лошади и голуби тоже поступят совсем иначе, чем должно. И, возможно, себе на беду или даже погибель. Ведь в лесах уже третий год идет война, и, значит, Тирд воюет тоже, наравне со всеми этими людьми, лошадьми, собаками и голубями. И тоже может погибнуть, как все остальные. И опасных шансов для этого у него даже больше. Ведь он носит секретные записки и предписания, которыми совсем не прочь воспользоваться злой и коварный враг.

Но за три года верной и нелегкой службы Тирд впервые увидел своего противника так близко. Причем вполне конкретного врага, знающего о нем, Тирде, и ненавидящего его. Именно поэтому на него напал хабифальк; поэтому человек и собака пришли в лес. И что ему делать — жалкому, беспомощному голубю-неудачнику, — если избитые крылья и дальше откажутся повиноваться?

Но более всего Тирда, что забился сейчас в теплый пух укромного дупла, угнетала тяжелая и причинявшая почти физическую боль мысль, что люди, к которым он летел, возможно, и не подозревают о письме.

Оно, безусловно, должно быть очень важным, это письмо, раз Тирду даже не дали толком отдохнуть после возвращения из столицы. И вовсе не проследили, чтобы его корм и питье были отменного качества, как и полагается в службе перед дальним перелетом. Люди, посылавшие это письмо, очень спешили; и, значит, он был нужным, несказанно важным, этот кусочек бумаги или шелка, запечатанный в берестяной торбочке у него на лапке. Ах, если бы только Тирд мог знать, что там! В бересте с королевской печатью, от которой, и голубь не раз видел это сам, тревожно замирает сердце у самых великих и бесстрашных воинов, мудрых волшебников и капризных людских красавиц?