«Призовут в армию, и все забудется как страшный сон!» — решил Сергей и застегнул молнию на огромной черной сумке. В мыслях он, конечно же, расставался с избушкой надолго.
Прощаясь с бабушкой, Сергей вдруг ни с того ни с сего заплакал и крепко прижался к родному человеку.
— Брось, внучок! Не переживай так. Ты же ничем не можешь ей помочь!
Бабушка давно догадалась о чувствах внука к богатой соседской девчонке.
* * *
Когда Сергею предложили служить в «горячей точке», он не отказался. Старая вина грызла душу хуже голодного зверя. Он хорошо запомнил, как мать причитала, словно на похоронах, провожая его на службу.
Серову предложили идти в спецназ по здоровью и данным профотбора.
Полковник на призывном пункте сказал:
— Имеешь право отказаться. В такие войска никто силком не гонит. Но если выдюжишь, вернешься мужиком. Настоящим мужиком.
— Я хочу там служить!
С этих слов началась его военная карьера.
Каждую ночь вплоть до призыва Сергею снилась Ирина. И даже на призывном пункте, прикорнув в углу на старом продавленном диване, он увидел ее умоляющее лицо.
После пропажи девушки Серова преследовало навязчивое состояние: за ним точно кто-то следил. Вначале он списывал эти ощущения на страх: страх оказаться за решеткой за несовершенное преступление. Но сейчас, во время службы, он точно знал, что дело не в страхе. Хотя в спецназ Сергей пошел именно для того, чтобы избавиться от этого поганого прилипчивого состояния, когда подкашиваются колени и заплетается язык.
Страх оказался сильнее Серова тогда, когда надо было броситься следом за Ириной и попробовать хоть что-то предпринять. Воспоминания об этом постоянно терзали парня, не давали уважать себя.
— Я стану здесь мужиком! — решил для себя Сергей, но уже много раз успел пожалеть, что дал согласие служить в спецназе. А еще на первых порах он жутко скучал по матери и бабушке, оставшихся где-то там в нереальной, нормальной жизни.
* * *
В том, что во сне с ним кто-то разговаривает, Серов не признавался даже Владимиру Сечину, своему бывшему однокашнику, которого встретил в расположении части в первый же день. Вначале Сергей, просыпаясь в холодном поту от услышанных слов, думал, что вопросы задает кто-то с соседней кровати. Но вскоре понял, что снится ему один и тот же сюжет: как будто бросается он с размаху на землю, закрывает голову руками и слышит жуткий свист. А чуть позже незнакомый нечеловеческий голос говорит:
— Дорога для тебя одна! Ты знаешь, где тебя ждут! Возвращайся!..
Прошло две недели, и Сергей перестал в ужасе вскакивать с кровати от одной и той же сцены во сне. В этот особенный день он впервые сумел попасть инструктору по спецподготовке, сержанту Агапову, под дых во время тренировки. Тот согнулся и безуспешно пытался восстановить дыхание. Сергей смотрел на дюжего сержанта и чувствовал, как что-то меняется в нем самом по отношению к беспощадному инструктору. Сержант добился своего: Серов смог победить. Но похвалы его так и не дождался.
— Дурак, добивать надо было! Тюлень! — Сержант отдышался и сплюнул на пол. — Учу тебя, учу! А все без толку. В нашем деле не должно быть никакой жалости! Она равна твоей смерти, а значит, и смерти твоего взвода. Нюня!
Толк был. И Сергей теперь об это знал. Он поверил в сержанта и в себя.
И именно в эту ночь Серов вместо того, чтобы проснуться от страха, взял и ответил жуткому голосу:
— Я приду! Я не струшу!
— Посмотрим, сможешь ли ты прийти! — последовал неожиданный ответ, и Сергей проснулся.
Разведчики. Разведвзод. Специфика тренировок диверсионных подразделений. И много-много кроссов. Ноги в мозолях по самые колени. Стрельбы, спарринги, ножевой бой, сдача нормативов, зачетов, и прочее, и прочее, и прочее…
Никакой жалости к себе и товарищам. Работа на общий результат. Задача должна быть выполнена любой ценой! Своих не бросать! Твои товарищи — это часть тебя самого. Если умер ты, значит, умер он. Умер он — умер ты… брат… братишки…
Разбитый нос, выбитые суставы, в глазах туман, и стук сердца громче ударов молота по наковальне. А следом вопрос командира:
— Все нормально?
— Да не страшно! Нормально!
Через три месяца Сергей начал ко всему этому привыкать. Через шесть стал забывать, что жить можно по-другому. Через десять стало нравиться то, что раньше вызывало ненависть.
Спецназ.
* * *
С самого начала Серов и Сечин служили в одном взводе. Естественно, по просьбе Владимира. Он взял шефство над молодым солдатом, что часто выходило ему самому боком. Особенно на первых порах.
Кроссы с полной выкладкой для неподготовленных равносильны попытке медленного самоубийства.
Сечину пару раз приходилось на себе дотаскивать Сергея до финишной черты. Но он не жаловался. Да и взвод помалкивал. Каждый помнил свои прошлые ошибки.
Когда Сергей решил попросить прощения за собственную слабость, Володька сказал:
— Когда-нибудь ты также вытащишь меня на себе. А то, что ты не бросишь, я не сомневаюсь.
Неожиданно, как это всегда бывает, пришло время командировки. Боевое задание. Максимальный риск. Проверка всех и каждого.
— Ты уже участвовал в подобном? — Сергей понял, что никогда не спрашивал об этом друга.
— Да! Один раз!
— И как?
— Страшно, но все делаешь на автомате! Как учили. И парни — молодцы! На них можно рассчитывать!
Сергей решил задать самый главный вопрос, мучивший его последнее время:
— Убивал?
— Да! — Володя посмотрел в глаза другу. — Не думай об этом. Нас посылают лишь к тем, кому жить нельзя. На бешеных волков натравливают волкодавов. Ты видел хоть раз, чтобы наш лейтенант сомневался? Здесь сомнения равносильны смерти… ерунда, если твоей собственной, а вот если товарищей…
В эту ночь перед отлетом Сергей повзрослел. Он первый раз в жизни по-настоящему задумался о смерти — смерти своей и своих друзей. Ощутил всю ответственность, которая может оказаться на нем за неверно и не вовремя выполненное указание.
«Мало меня гонял сержант!» — вдруг со злостью подумал Сергей.
Эта мысль почему-то успокоила, и Серов заснул.
Среди ночи он услышал голос:
— Ты готов! Ничего не бойся. В трудную минуту вспомни о друге…
Взрывы и свист больше не снились.
Наутро перед построенным взводом лейтенант снова разминал шею:
— Тем, кому осталось служить два месяца, шаг вперед!
Вместе с Сечиным вперед вышел сержант Агапов.
— Имеете право не лететь! — лейтенант не смотрел на вышедших ребят: внимательно рассматривал свои облегченные берцы.
Оба тут же встали в строй.
— Что вы хотите этим сказать? — Щеглов поднял глаза. Глаза улыбались.
— Мы не имеем такого права! — Агапов сказал то, о чем думал и Сечин.
— Ну что ж, тогда, как говорится, по машинам!
Лейтенант с удовлетворением разглядывал широкие спины подчиненных, выносивших оружие и боеприпасы из казармы.
Сергей вместе с Сечиным тщательно проверял укладку — на марше ничего не должно бряцать и болтаться. Серов вспомнил повторяющийся из ночи в ночь сон и спросил:
— Знаешь, Володь, о чем я думаю последнее время?
— О чем?
— Что я буду делать, если погибнешь ты? Как мне после этого жить? Ведь я останусь с этим до конца жизни. Если погибну я, проблем нет! Я наконец поверил, что мы не бессмертны… А раньше мне казалось все по-другому!
— Не думай об этом, дружище! — Сечин постарался улыбнуться своей обычной неподражаемой улыбкой. — Если я умру, останешься ты! И ты доделаешь дело до конца. Мы ведь здесь не просто так собрались, чтобы потешиться. Мы учимся ничего не чувствовать, чтобы остальные могли чувствовать себя людьми. Мне так говорил отец! А справедливей мужика, чем мой отец, я не встречал. Вот еще лейтенант Щеглов на него похож. Да ты со своим правдолюбием грозишь занять в моей голове почетное место! Собственно за это и уважаю тебя больше всего! Из-за страха не говоришь неправды!