Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Дайте ему свидетельство, господин учитель.

Но учитель не слышал. Он потел вместе с учеником, склонившись над тетрадью. Здесь нужно все разобрать по частям и потом сложить снова…

— Открой дверь, дядя, жарко…

Мальчик смотрел на него и улыбался своей странной, как плач, улыбкой.

Учитель вспоминал… Часы… десятки, сотни часов рука двенадцатилетнего мальчика, как слепая, двигалась по бумаге, пытаясь вывести самый простой знак. Ожидая, когда ученик правильно выпишет буквы, учитель сотни раз повторял одно и то же слово…

Но зима 1946 года прошла… Когда весной начал таять снег и расцвели подснежники и первоцвет, мальчик впервые улыбнулся по-настоящему. И показал учителю первые правильно написанные строчки. Долгие месяцы рука мальчика двигалась, как раздавленная улитка, а теперь она начала наконец выводить буквы одну возле другой.

Стяву Медведь кончил четвертый класс одним из лучших. Потом он уехал в Хунедоару… Прошли годы. В западных горах много раз дымились захваченные весной ледники. Как и сейчас — этой прекрасной весной, охватившей всю страну…

Учитель включает свет. Перед ним лежит последнее письмо главного старшего сталевара Стяву Медведя…

«Поэтому я прошу Вас прибыть на собрание, на котором будут обсуждать мое заявление о вступлении в партию. Я сказал об этом товарищам из партбюро, и они согласились. Вы знаете меня с детства, знаете мою семью… Я очень хочу, чтобы вы были рядом со мной…»

Учитель дрожащей рукой проводит по глазам. И не может сдержать слез.

— Орлята мои… Взлетают, подымаются ввысь!

СОСЕД

ПРОСНУВШИСЬ УТРОМ, ВИКТОР как обычно подбросил вверх одеяло и хотел вскочить с постели, но ударился лбом об стенку. Только тут, потирая набитую шишку, он вспомнил: накануне они переехали сюда из старого дома, а там кровать была поставлена совсем по-другому. Еще полусонный, мальчик направился к окну и отодвинул в сторону занавеску. Солнце как раз вставало, и Виктору показалось странным, что оно поднимается по левую сторону от шоссе, а не по правую, как в Петрошань. Странным показалось ему и то, что под их окном простирался огромный зеленый сад. Мало того, вместо людского муравейника, передвигавшего вагонетки к промывной башне, видно было бесконечное голубое небо да ряд выстроившихся вдоль шоссе новых и светлых домов.

— Мы — в Урикань, в новом городе! — обрадовался мальчик. — Какие здесь белые дома! — подумал он. — Интересно, а наш дом — какой? — И в нетерпении выбежал из комнаты. В коридоре он увидел идущие вверх ступеньки.

«Это лестница на второй этаж! — воскликнул он про себя, потому что никогда не жил в многоэтажном доме, и это показалось ему чем-то особенным. Во всяком случае, чем-то совсем необычным.

Он как раз собирался подняться по лестнице, когда увидел на дверях через площадку табличку и понял, что там живет сосед. „Франчиск Кристя“ — прочитал он по слогам. Значит, соседа зовут Франчиск. Виктор будет звать его дядя Фери! Какой он? Молодой или старый? Есть у него велосипед? А патефон или радио? Умеет ли он играть в шахматы? Есть у него дети? И кем он работает?

„Нет, детей у него нет“, — понял мальчик, убедившись, что в комнате целый день тихо.

Однако часа в три он услышал, что там кто-то насвистывает. „Сейчас я с ним познакомлюсь“, — подумал Виктор и выбежал в коридор. Скоро сосед вышел. Это был молодой, высокий человек, с черными глазами и усиками. На нем был тренировочный костюм вишневого цвета, на ногах — футбольные ботинки, а в руках мяч.

— Папа, наш сосед — футболист! — крикнул Виктор, врываясь в комнату, где его отец как раз снимал свою шахтерскую робу.

— Да, и к тому же — очень хороший. Вы еще не познакомились?

Мальчик обрадовался. Он тоже играл в футбол. И тоже ходил на матчи. И он стал мечтать о том, как они познакомятся, поговорят о футболе и даже вместе погоняют мяч. Но сосед в тот день больше не показался.

Назавтра мальчик увидел его только под вечер. Он как раз хотел спросить, кем, по его мнению, лучше быть — вратарем или нападающим, как вдруг остановился в недоумении. На этот раз сосед был одет в черный костюм и белую рубашку, а под мышкой нес скрипичный футляр.

— Значит, он не футболист», — подумал мальчик. И подождав, когда сосед отойдет, крикнул в окно комнаты, где отец читал газету:

— Папа, наш сосед — артист!

— Да, и очень хороший, — ответил отец. — Вы все еще не познакомились?

Виктор обрадовался еще больше. В Петрошань он несколько раз был с отцом на концертах и мечтал играть на трамбоне или барабане в шахтерском духовом оркестре. Мальчик с нетерпением ждал, когда же наконец можно будет поговорить с соседом. Может быть, тот даст ему маленький барабанчик — из тех, на каких играют ученики? Или хотя бы флейту…

Но они встретились лишь на следующий день, вечером. Виктор опять хотел было остановить соседа, но, рассмотрев его, прирос к месту. Сосед был одет, как все, а под мышкой нес большую чертежную доску и целую кипу книг.

«Значит, он — не артист», — подумал мальчик и помчался на кухню.

— Папа, нам сосед, наверное, студент в Петрошань.

— Да, и очень хороший. Как я вижу, вы все еще не познакомились…

Виктор был страшно рад. «Раз он студент, — думал мальчик, — он покажет мне свои книги и картинки. И расскажет много интересного… Студенты столько знают!»

Лежа в постели, Виктор никак не мог заснуть. «Как же новый сосед может быть и артистом, и футболистом, и студентом? — спрашивал он себя. — Что, у него три специальности? Целых три? И все сразу?»

Проснулся он чуть свет. Отец собирался на работу.

— Папочка, скажи, у дяди Фери три специальности?

— Нет. Всего одна: он шахтер.

Мальчик вышел в коридор и тут увидел соседа в прорезиненной блузе, в шахтерском шлеме и с лампой.

— Значит, он — шахтер, — прошептал мальчик.

— Да, и очень хороший, — засмеялся отец, выходя из комнаты. — Именно поэтому он и может играть в футбол, играть на скрипке и, кроме того, учиться…

Виктор был вне себя от радости. Ведь он тоже хочет стать шахтером! Но и футболистом, и студентом, и артистом… как новый сосед!

И увидев, что его отец вместе с дядей Фери уже выходят за ворота, он подбежал к забору и крикнул им вслед, как принято среди шахтеров:

— Желаю удачи!

Потом вернулся домой, снова лег и заснул как сурок.

Большие каникулы - i_107.jpg

УЧЕНИК

ОДНАЖДЫ, В ВЕСЕННИЕ КАНИКУЛЫ, я посетил Исторический музей. У выхода, собираясь записать свои впечатления, я не спеша листал страницы книги, покрытые множеством подписей, как вдруг мой взгляд привлекла одна из них. Это была самая обыкновенная страница; вверху написано несколько строк, потом идут два столбика подписей. Страница как страница. И все-таки, повторяю, я не мог оторвать глаз от этих продолговатых, чуть наклонных, с нажимом букв, выведенных так, словно человек писал не на столе, а на согнутой спине или в тесноте и давке… Я узнал этот почерк! Я видел его когда-то десятки и сотни раз, я знал его так же хорошо, как свой собственный. Эта неожиданная встреча вызвала у меня впечатление, что где-то рядом стоит, глядя мне в спину, близкий и дорогой человек и ждет, когда я его узнаю. Я повернулся. Никого… Только по залам робко, почти на цыпочках, передвигаются группами десятки ребятишек и с ним сопровождающие — некоторые пожилые, с белыми как снег волосами — учителя. И тут у меня в мозгу словно вспыхнула молния, и я, к моей радости, вспомнил… Да, это он! Это его почерк! И в конце длинного ряда имен я прочитал, написанное теми же продолговатыми буквами, с нажимом: «Учитель Думитру Миронеску».

Мой бывший учитель!

Он вошел к нам в класс осенью 1945 года. В накинутом на плечи пальто, высокий, сильный, но худой и бледный. Глаза его горели под высоким лбом, как после тяжелой болезни. Сначала он остановился и взглянул на доску. Как обычно, я записал на ней «плохих учеников», и слова, корявые, с ошибками заполнили всю доску:

54
{"b":"180331","o":1}