— Читал ты эту книгу?.. Колоссальная книга! — неустанно делится он, с кем придется, своим восхищением на переменах. — Ко-лос-саль-ная! — он разделяет слова на слоги так, словно разламывает сочный персик.

— Какую?

— Такую, в желтой обложке, пальца в два толщиной… Черт, как она называется? Эх, забыл, но книга, правда, колоссальная! Я ее два раза прочитал… На уроке геометрии… сегодня утром.

— С собакой на обложке?

— Нет… желтая, но без собаки… А, я знаю, про какую ты думаешь. С собакой это другая… Да, помню, я прочитал ее на уроке химии. Тоже хорошая книга! Особенно там, где те двое встречаются с другими двумя… Смотри-ка, совсем забыл название, — кается он. — Но я могу рассказать тебе. До упаду нахохочешься! — Он заливается смехом, потом довольный начинает рассказывать. — Там один уезжает не знаю куда… ха-ха… не знаю с кем… ха-ха… и тот, который уезжает, расстается, не знаю почему, с тем, с которым уехал… ха-ха-ха… Так, наверное, пальца в три толщиной… Как же она называется? Ах!.. — Титу немилосердно ломает пальцы.

— На языке вертится. Я прочел ее сегодня, на третьем уроке…

— На третьем? Ведь третий будет только сейчас.

Титу на минуту задумывается:

— Да, верно… Я спутал… Знаешь, та тоже толстая, пальца в три. Да, да, я помню… А та, которую я читал на химии, была такая грустная. Ах, забыл название! Но я тебе расскажу… Такая грустная! — Он ищет платок, но слезы уже текут у него по носу. — Там один уехал, не знаю куда… хны-хны… а другой остался с остальными, которые что-то против него затевали… Такая грустная книга!..

Он отыскал платок и, так как уже кончил рассказывать грустную книгу, элегически сморкается:

— Теперь мне больше нечего читать..

— Иди в библиотеку.

— Вот еще, в библиотеке я все перечитал — оживляется он. — Давай расскажу тебе одну потрясающую! Забыл, как называется. Пальца, наверное, в четыре толщиной. Приключения! Тайны! Знаешь, — начинает он загробным голосом, — там одна, которая уезжает не помню куда, не помню с кем! И не знаю для чего! И по пути расстается, не знаю как, с тем, с которым уехала!!! И тут начинается путаница… Ох, смотри, учитель пришел. Запомни, где я остановился. После урока расскажу дальше. Жаль, забыл заглавие. Но ничего. Если я тебе расскажу, и читать не надо. Всю жизнь будешь помнить. Гарантирую!

ИТАК, ПОД ЗВУКИ ПОСЛЕДНЕГО ЗВОНКА ученики весело высыпали за ворота школы навстречу летним каникулам — навстречу новым радостям и удовольствиям. Прошла первая неделя каникул, теперь можно подвести кое-какие итоги: прогулки, экскурсии, пионерские лагеря в школе, в горах или на море…

— Футбол….

Это дополнение принадлежит пареньку с ободранными коленками, одетому в майку с номером. Он во всю мочь дует в светло-желтый, немного спустивший мяч. И не отрываясь от него, продолжает:

— Я, например, могу играть где угодно и когда угодно. Целый день, с утра до вечера. Разве вы про меня не слыхали? В команде нашего квартала я забил больше всех мячей!

— Не говори!

— Не верите? Вот и теперь: уже целую неделю, с тех пор как начались каникулы, я забиваю мячи! Всевозможные, в любой час дня: с лёту, под штангу, носком, финтом, крученые… Про штрафные я и не говорю. Я забивал угловые, в полукедах и в ботинках, грудью, коленками и особенно головой. Да, голова — мое главное оружие!

Шнурок почти надутого мяча он держит в зубах, так что голову — его главное оружие — даже не видно. Но мне кажется, что я вижу его сияющие глаза и раскрасневшиеся от гордости щеки.

— И сколько же мячей ты забил?

— Я как раз подсчитываю. Они у меня все записаны… Посмотрите!

Он вытащил из-за пазухи записную книжку, на обложке которой между двумя штангами с сеткой посередине было написано: «26 июня — 16; 27 июня — 25; 28 июня…»

— Всего восемь?

— Да, на девятом мяч спустил… Значит, к настоящему моменту я забил 108 мячей. У меня записано и как я это сделал… Большинство, конечно, головой! Я ведь сказал, что это мое главное оружие.

— Зачем ты ведешь эти записи? — спросил я.

— О, это очень важно. Я сверяю свои успехи. В прошлом году за то же время я забил только 107.

— Значит, на один меньше!

— М-да! Только, видите ли, здесь-то и есть загвоздка… Хорошо, что вы разбираетесь в футболе. Вы можете мне помочь. Дело в том, что мнения разделились…

— О чем?

— Об одном голе… Понимаете, 28 июня, в восьмой игре, перед обедом, я забил гол в собственные ворота. Это был великолепный гол, уверяю вас, и все же…

— Автогол…

— Да. И вот теперь вопрос стоит так: есть ли этот автогол гол или нет? Идет ли он в счет? Посудите сами: гол был, это ясно! Забить я его забил. «Тогда, скажете вы, засчитай его.» Ладно, я засчитаю, но… как? Добавить его или вычесть? Так как он забит мною, его следовало бы, конечно, добавить…

Но в качестве, как бы это сказать…

— Автогола…

— Именно., в качестве автогола его нужно вычесть, а это портит весь счет. Ведь вы знаете, счет — это наш футбольный урожай. А вы как считаете?… Вы и представить себе не можете, как этот вопрос меня волнует. Не могу подвести итог… Добавить автогол от 28 июня к урожаю или вычесть из него? Может он стоять рядом с остальными или не может?

Я взглянул на вопросительно вытянувшуюся мордочку своего собеседника. Он, затаив дыхание, ждал приговора.

— Я думаю, может, — ответил я.

— Правда?!

От радости он с новой силой начал дуть в кожаный мяч, потом продолжал:

— По правде сказать, я и сам так думал. Тогда все в порядке: всего я забил 108 мячей! Только… вы не обижайтесь, я хотел бы знать: на чем вы основываетесь, когда так рассуждаете? Почему вы считаете, что он может стоять рядом с остальными?

— Очень просто. Те — тоже автоголы. Bce! Мальчик удивился.

— Как? Что вы говорите? Все — автоголы? Но… разве вы не знаете, как я их забил? Загляните в дневник!

— В этом нет необходимости. Я видел другие дневники. Ребята рассказывают в них об экскурсиях в эти прекрасные летние дни, о спектаклях, о работе в школьном саду, о концертах, которые они готовят и, разумеется, о футболе тоже. Но посуди сам: разве этот урожай можно сравнить с твоей суммой голов? Сравни — и ты увидишь: твоя первая неделя была одним огромным автоголом! Ты тоже, как и они, мог бы сделать столько интересного!.. А вместо этого… взгляни на свои записи! Расчет простой: все равно нулю. Правда, нулю в 108 степени…

— Хорошо, но… Я не понимаю.

— Почему? Ведь — какое твое главное оружие?

— Голова!

— Тогда я могу надеяться, что ты меня все же поймешь. И прямо сейчас, в эту минуту…

Где-то прозвучал горн. Он звал детей в школьный лагерь. Брошенный мальчиком мяч с мощным свистом выпускал воздух… Скоро от него остался лишь жалкий комочек ободранной кожи…

Мальчик, казалось, совсем не собирался надувать его снова… Прекрасно! По сути, это и был его первый настоящий гол.

НАСТУПИЛИ ЗИМНИЕ КАНИКУЛЫ.

Два мальчика лежат, растянувшись на коврике перед камином. Они разбивают кочергой золотистые орехи, лениво бросают скорлупу в открытую дверцу и болтают… Забытые на столе шахматы братаются, примиренные последней ничьей. В комнате тепло, в ослепшие от сумерек окна с шорохом ударяют снежинки. Час тишины, час благородных порывов, рождающихся в юных сердцах, час исповеди.

— Я не знаю, как другие, — взволнованно заявляет хозяин, — но для меня дружба — это щедрость и самоотдача, а не расчет. Если у меня есть друг, я чувствую в себе какой-то порыв, который меня окрыляет, какое-то желание отдать ему все… — мальчик ищет еще более емкое слово, но, не найдя, удовлетворяется жестом: обводит рукой экватор комнаты и повторяет низким голосом высоких эмоций, тихо и взволнованно:

— ВСЕ… Приведу тебе конкретный пример. Я дружу с Винтил ой, знаешь его? Сын продавца из табачной лавки, тут, на углу. Ну так вот, поверь: будь у меня торт с Гималайские горы, я отдал бы ему Эверест… Если бы вот эти ореховые скорлупки превратились в футбольные мячи, я сказал бы ему: «Бери, Винтила, сколько хочешь». Если бы весь этот снег во дворе стал халвой или взбитыми сливками, я позвал бы сначала его: «Бери, друг, греби лопатой… Не стесняйся».