1920 «После стольких лет…» После стольких лет Я пришел назад. Но изгнанник я, И за мной следят. Я ждала тебя Столько долгих лет! Для любви моей Расстоянья нет. — В стороне чужой Жизнь прошла моя. Как <украли?> жизнь, Не заметил я. — Жизнь моя была Сладостною мне. Я ждала тебя, Видела во сне. Смерть в дому моем И в дому твоем. — Ничего, что смерть, Если мы вдвоем. <1921> «На далекой звезде Венере…» На далекой звезде Венере Сердце пламенней и золотистей. На Венере, ах, на Венере У деревьев синие листья. Всюду вольные звонкие воды, Реки, гейзеры, водопады Распевают в полдень песнь свободы, Ночью пламенеют, как лампады. На Венере, ах, на Венере Нету слов обидных или властных. Говорят ангелы на Венере Языком из одних только гласных. Если скажут «еа» и «аи» — Это радостное обещанье. «Уо», «ао» — о древнем рае Золотое воспоминанье. На Венере, ах, на Венере Нету смерти терпкой и душной. Если умирают на Венере — Превращаются в пар воздушный. И блуждают золотые дымы В синих, синих вечерних кущах Иль, как радостные пилигримы, Навещают еще живущих. <1921> «Я сам над собой насмеялся…» Я сам над собой насмеялся И сам я себя обманул, Когда мог подумать, что в мире Есть что-нибудь кроме тебя. Лишь белая, в белой одежде, Как в пеплуме древних богинь, Ты держишь хрустальную сферу В прозрачных и тонких перстах. А все океаны, все горы, Архангелы, люди, цветы — Они в хрустале отразились Прозрачных девических глаз. Как странно подумать, что в мире Есть что-нибудь кроме тебя, Что сам я не только ночная Бессонная песнь о тебе. Но свет у тебя за плечами, Такой ослепительный свет. Там длинные пламени реют, Как два золотые крыла. <1921> Алжир и Тунис От Европы старинной Оторвавшись, Алжир, Как изгнанник невинный, В знойной Африке сир. И к Италии дальней Дивно выгнутый мыс Простирает печальный Брат Алжира, Тунис. Здесь по-прежнему стойки Под напором ветров Башни римской постройки, Колоннады дворцов. У крутых побережий На зеленом лугу Липы, ясени те же, Что на том берегу. И Атласа громада Тяжела и черна, Словно Сьерра-Невада Ей от века родна. Этих каменных скатов Мы боялись, когда Варварийских пиратов Здесь гнездились суда. И кровавились воды, И молил Сервантес Вожделенной свободы У горячих небес. Но Алжирского бея Дни давно пронеслись. За Алжиром, слабея, Покорился Тунис. И, былые союзы Вспомнив с этой страной, Захватили французы Край наследственный свой. Ныне эти долины, Игр и песен приют, С крутизны Константины Христиан не столкнут. Нож кривой янычара Их не срубит голов, И под пулей Жерара Пал последний из львов. И в стране, превращенной В фантастический сад, До сих пор запрещенный, Вновь зацвел виноград. Средь полей кукурузы Поднялись города, Где смакуют французы Смесь абсента и льда. И глядят бедуины, Уважая гостей, На большие витрины Чужеземных сластей. Но на север и ныне Юг оскалил клыки. Все ползут из пустыни Рыжей стаей пески. Вместо хижин — могилы, Вместо озера — рвы… И отходят кабилы, Огрызаясь, как львы. Только белый бороться Рад со всяким врагом: Вырывает колодцы, Садит пальмы кругом. Он выходит навстречу Этой тучи сухой, Словно рыцарь на сечу С исполинской змеей. И, как нежные девы Золотой старины, В тихом поле посевы Им одним спасены. |
