1917 Канцона («Бывает в жизни человека…») Бывает в жизни человека Один неповторимый миг: Кто б ни был он: старик, калека, Как бы свой собственный двойник, Нечеловечески прекрасен Тогда стоит он; небеса Над ним разверсты; воздух ясен; Уж наплывают чудеса. Таким тогда он будет снова, Когда воскреснувшую плоть Решит во славу Бога-Слова К всебытию призвать Господь. Волшебница, я не случайно К следам ступней твоих приник: Ведь я тебя увидел тайно В невыразимый этот миг. Ты розу белую срывала И наклонялась к розе той, А небо над тобой сияло, Твоей залито красотой. 1917 «Ты говорил слова пустые…» Ты говорил слова пустые, А девушка и расцвела. Вот чешет косы золотые, По-праздничному весела. Теперь ко всем церковным требам Молиться ходит о твоем, Ты стал ей солнцем, стал ей небом, Ты стал ей ласковым дождем. Глаза темнеют, чуя грозы, Неровен вздох ее и част. Она пока приносит розы, Но захоти — и жизнь отдаст. <1917?> В Бретани Здравствуй, море! Ты из тех морей, По которым плавали галеры, В шелковых кафтанах кавалеры Покоряли варварских царей, Только странно, я люблю скорей Те моря, суровые без меры, Где акулы, спруты и химеры, — Ужас чернокожих рыбарей. Те моря… я слушаю их звоны, Ясно вижу их покров червленый В душной комнате, в тиши ночной, В час, когда я — как стрела у лука, А душа — один восторг и мука Перед страшной женской красотой. <1917> Предзнаменование Мы покидали Соутгемптон, И море было голубым. Когда же мы пристали к Гавру, То черным сделалось оно. Я верю в предзнаменованья, Как верю в утренние сны. Господь, помилуй наши души: Большая нам грозит беда. <1917> Сирень Из букета целого сиреней Мне досталась лишь одна сирень, И всю ночь я думал об Елене, А потом томился целый день. Все казалось мне, что в белой пене Исчезает милая земля, Расцветают влажные сирени За кормой большого корабля. И за огненными небесами Обо мне задумалась она, Девушка с газельими глазами Моего любимейшего сна. Сердце прыгало, как детский мячик, Я, как брату, верил кораблю, Оттого, что мне нельзя иначе, Оттого что я ее люблю. <1917> Любовь («Много есть людей, что, полюбив…») Много есть людей, что, полюбив, Мудрые, дома себе возводят, Возле их благословенных нив Дети резвые за стадом бродят. А другим — жестокая любовь, Горькие ответы и вопросы, С желчью смешана, кричит их кровь, Слух их мучат злобным звоном осы. А иные любят, как поют, И поют, и дивно торжествуют, В сказочный скрываются приют; А иные любят, как танцуют. Как ты любишь, девушка, ответь, По каким тоскуешь ты истомам? Неужель ты можешь не гореть Тайным пламенем, тебе знакомым, Если ты могла явиться мне Молнией слепительной Господней И отныне я горю в огне, Вставшем до небес из преисподней? <1917> «Мы в аллеях светлых пролетали…» Мы в аллеях светлых пролетали, Мы летели около воды, Золотые листья опадали В синие и сонные пруды. И причуды, и мечты, и думы Поверяла мне она свои, Все, что может девушка придумать О еще неведомой любви. Говорила: «Да, любовь свободна, И в любви свободен человек, Только то лишь сердце благородно, Что умеет полюбить навек». Я смотрел в глаза ее большие, И я видел милое лицо В рамке, где деревья золотые С водами слились в одно кольцо. И я думал: «Нет, любовь не это! Как пожар в лесу, любовь — в судьбе, Потому что даже без ответа Я отныне обречен тебе». <1917> Позор Вероятно, в жизни предыдущей Я зарезал и отца и мать, Если в этой — Боже Присносущий! Так жестоко осужден страдать. Если б кликнул я мою собаку, Посмотрел на моего коня, Моему не повинуясь знаку, Звери бы умчались от меня. Если б подошел я к пене моря, Так давно знакомой и родной, Море почернело бы от горя, Быстро отступая предо мной. Каждый день мой, как мертвец, спокойный, Все дела чужие, не мои, Лишь томленье вовсе недостойной, Вовсе платонической любви. Пусть приходит смертное томленье, Мне оно не помешает ждать, Что в моем грядущем воплощенье Сделаюсь я воином опять. |
