Сомалийский полуостров Помню ночь и песчаную помню страну И на небе так низко луну. И я помню, что глаз я не мог отвести От ее золотого пути. Там светло, и наверное птицы поют И цветы над прудами цветут, Там не слышно, как бродят свирепые львы, Наполняя рыканием рвы, Не хватают мимозы колючей рукой Проходящего в бездне ночной! В этот вечер, лишь тени кустов поползли, Подходили ко мне сомали, Вождь их с рыжею шапкой косматых волос Смертный мне приговор произнес, И насмешливый взор из-под спущенных век Видел, сколько со мной человек. Завтра бой, беспощадный, томительный бой С завывающей черной толпой, Под ногами верблюдов сплетение тел, Дождь отравленных копий и стрел, И до боли я думал, что там, на луне, Враг не мог бы подкрасться ко мне. Ровно в полночь я мой разбудил караван, За холмом грохотал океан, Люди гибли в пучине, и мы на земле Тоже гибели ждали во мгле. Мы пустились в дорогу. Дышала трава, Точно шкура вспотевшего льва, И белели средь черных, священных камней Вороха черепов и костей. В целой Африке нету грозней сомали, Безотраднее нет их земли, Столько белых пронзило во мраке копье У песчаных колодцев ее, Чтоб о подвигах их говорил Огаден Голосами голодных гиен. И, когда перед утром склонилась луна, Уж не та, а страшна и красна, Понял я, что она, точно рыцарский щит, Вечной славой героям горит, И верблюдов велел положить, и ружью Вверил вольную душу мою. Либерия Берег Верхней Гвинеи богат Мёдом, золотом, костью слоновой, За оградою каменных гряд Все пришельцу нежданно и ново. По болотам блуждают огни, Черепаха грузнее утеса, Клювоносы таятся в тени Своего исполинского носа. И когда в океан ввечеру Погрузится небесное око, Рыболовов из племени Кру Паруса забредают далёко. И про каждого слава идет, Что отважнее нет пред бедою, Что одною рукой он спасёт И ограбит другою рукою. В восемнадцатом веке сюда Лишь за деревом черным, рабами Из Америки плыли суда Под распущенными парусами. И сюда же на каменный скат Пароходов толпа быстроходных В девятнадцатом веке назад Принесла не рабов, а свободных. Видно, поняли нрав их земли Вашингтонские старые девы, Что такие плоды принесли Благонравных брошюрок посевы. Адвокаты, доценты наук, Пролетарии, пасторы, воры, — Всё, что нужно в республике, — вдруг Буйно хлынуло в тихие горы. Расселились… Тропический лес, Утонувший в таинственном мраке. В сонм своих бесконечных чудес Принял дамские шляпы и фраки. — «Господин президент, ваш слуга!» — Вы с поклоном промолвите быстро, Но взгляните: черней сапога Господин президент и министры. — «Вы сегодня бледней, чем всегда!» Позабывшись, вы скажете даме, И что дама ответит тогда, Догадайтесь, пожалуйста, сами. То повиснув на тонкой лозе, То запрятавшись в листьях узорных, В темной чаще живут шимпанзе По соседству от города чёрных. По утрам, услыхав с высоты Протестантское пение в храме, Как в большой барабан, в животы Ударяют они кулаками. А когда загорятся огни, Внемля фразам вечерних приветствий, Тоже парами бродят они, Вместо тросточек выломав ветви. Европеец один уверял, Президентом за что-то обижен, Что большой шимпанзе потерял Путь назад средь окраинных хижин. Он не струсил и, пёстрым платком Скрыв стыдливо живот волосатый, В президентский отправился дом, Президент отлучился куда-то. Там размахивал палкой своей, Бил посуду, шатался, как пьяный, И, неузнана целых пять дней, Управляла страной обезьяна. Мадагаскар Сердце билось, смертно тоскуя, Целый день я бродил в тоске, И мне снилось ночью: плыву я По какой-то большой реке. С каждым мигом все шире, шире И светлей, и светлей река, Я в совсем неведомом мире, И ладья моя так легка. Красный идол на белом камне Мне поведал разгадку чар, Красный идол на белом камне Громко крикнул: — Мадагаскар! — В раззолоченных паланкинах, В дивно-вырезанных ладьях, На широких воловьих спинах И на звонко ржущих конях Там, где пели и трепетали Легких тысячи лебедей, Друг за другом вслед выступали Смуглолицых толпы людей. И о том, как руки принцессы Домогался старый жених Сочиняли смешные пьесы И сейчас же играли их. А в роскошной форме гусарской Благосклонно на них взирал Королевы мадагаскарской Самый преданный генерал. Между них быки Томатавы, Схожи с грудою темных камней, Пожирали жирные травы Благовоньем полных полей. И вздыхал я, зачем плыву я, Не останусь я здесь зачем: Неужель и здесь не спою я Самых лучших моих поэм? Только голос мой был не слышен, И никто мне не мог помочь, А на крыльях летучей мыши Опускалась теплая ночь. Небеса и лес потемнели, Смолкли лебеди в забытье… …Я лежал на моей постели И грустил о моей ладье. |
