– Может быть, я, милорд?
– Что? Ты, Джон? Да у тебя же голос хуже, чем у шутовской погремушки из свиного пузыря. Нужно кого-нибудь отыскать посоловьинее, так сказать.
– Будет исполнено, милорд, но… позвольте спросить, господин барон, – Джон Кейлем опасливо поглядел на убитую птицу, – что вы собираетесь делать дальше с этим… монстром?
– Как что? А что, по-твоему, делают с дичью после удачной охоты? Готовят, естественно! Я велю ощипать Черного Лебедя, поджарить его до хрустящей румяной корочки, засунуть ему чеснок в зубы, перец в уши и парочку яблок в зад.
– Если позволите заметить, господин барон, не уверен, что у этой птицы есть уши… Но, осмелюсь поинтересоваться, вы не опасаетесь, что плоть этой твари и ее кровь могут оказаться ядовитыми или попросту непригодными для пищи?
– Уж поверь, к ужину Черный Лебедь будет дымиться на огромном вертеле. Каких трудов стоило его изловить! Он послужит наилучшей праздничной трапезой, которая ознаменует полную и окончательную победу над мерзким остроухим вторженцем. А что до пригодности птицы, то, уж поверь, Джон, я буду давиться, но съем ее, и, к слову, Харнет приготовит все в лучшем виде. Можешь быть уверен: он просто мастер с половником и кухонным ножом, а еще… – тут Танкред вдруг запнулся и застыл на месте.
– Что с вами, господин барон?
– Харнет! – вдруг вспомнил Огненный Змей. – Были ли от него какие-либо вести? Я ведь велел ему сразу же доложить! Связные?! Кто был связным между вами?!
– Эээ… Никого, милорд. Вы ведь сами велели действовать напрямую. Но от вашего слуги не поступало никаких вестей. Я не слышал о нем ничего со времени…
Кейлем не успел договорить – на лице Танкреда отобразилась ярость. Он ринулся в сторону башни Баронессы, а внезапно посетившая его пренеприятнейшая догадка гнала его, подталкивая в спину.
– …сдачи города чужакам, – слегка оторопев, договорил капитан Кейлем. Не получив никаких дополнительных инструкций, он решил продолжить доставку «дичи» на кухню. Самоуправничать и бросаться следом за бароном он не решился.
А Танкред тем временем мчался, как ветер. Оказавшись в башне, он влетел в распахнутую дверь и понесся вверх по ступенькам.
«От Харнета не было вестей!»
Семь ступеней…
«Мерзавец Остроклюв все же сделал последнюю подлость!»
Еще девять…
«Но как он вызнал?! Как сумел пройти через заградительные заклятия?!»
Вот он и на площадке.
Здесь располагалась стена – крепкая на вид и нерушимая каменная кладка. Барон преодолел ее с лету, даже не подумав замедлить бег, – он просто прошел сквозь стену. В нескольких шагах в низкой арке пряталась толстая дубовая дверь. Барон вскинул руки в быстром движении, и с грохотом и жутким скрежетом дверь вылетела из петель и рухнула в комнату, как будто по ней ударили тараном. Танкред бросился в помещение и…
Все дальнейшее произошло за считаные мгновения, но перед глазами Огненного Змея все жило будто бы в своем отличном временно́м потоке: окружающее казалось замедленным, как будто постаралась одна из чародеек Неллике. Но не магия была причиной всему, а лишь ужас мгновенного осознания. Такое случается, когда подсознательно ты уже начинаешь понимать, что должно произойти, хотя четкая мысль (и уж, само собой, препятствование пока не свершившемуся) еще не сформировалась. Он. Забыл. Снять. Свой. «Костюм».
Баронесса вжалась в стену, прячась в темном углу, куда не проникало солнце, – на ее лице были непонимание и крайнее удивление. Что касается Харнета, то губы его были решительно поджаты, а брови – нахмурены: он был собран и готов…
Танкред даже не успел закричать «Нет!», ему удалось едва вскинуть руку в защитном жесте, когда его верный слуга выдернул закрепляющие крючья. Три освобожденные тетивы на сложном механизме, напоминавшем некий диковинный и гротескный арбалет, будто бы вздохнув с облегчением, спустились, выбрасывая вперед три толстые стрелы…
Танкред Бремер упал на спину, сбитый с ног. Голова стала напоминать наполненную утренним светом комнату, в которой кто-то начал одну за другой задергивать шторы на окнах. Тьма стала наползать на его рассудок стремительно и безжалостно… В боку Огненного Змея, плече и в правой стороне груди торчали все три стрелы, глубоко застрявшие в его теле. Серебристый камзол с высоким воротником стал пропитываться кровью так, будто он воистину был сделан из металла и начал ржаветь.
– Знай наших, остроухий ублюдок! – самодовольно зарычал старый Харнет и шагнул вперед с кривым ножом наперевес к застреленному незваному гостю, чтобы прикончить его окончательно.
– Кретин! – натужно прохрипел Танкред и конвульсивно дернул пальцем.
В тот же миг весь его облик изменился: и камзол, расшитый птичьими клювами, и черные бархатные штаны, заправленные в высокие до бедер сапоги, и само лицо распростертого чужака преобразились. Теперь это был отнюдь не эльф – ныне на полу истекал кровью Танкред Бремер, господин Харнета, в опаленной во многих местах некогда алой мантии.
Слуга застыл с таким видом, будто с небес только что спустился сам Хранн и растолковал ему, что вся его былая жизнь – всего лишь сон, а на самом деле он – молодая послушница женского монастыря для благородных душ в Сен-Брионе. Руки его опустились, губы начали шептать что-то бессвязное…
– Не стой… столбом… отнеси меня к ней…
Харнет, все еще пораженный и обескураженный, аккуратно поднял господина на руки и понес к баронессе. Едва пару раз не уронив барона – все же уже не тот возраст, чтобы таскать тяжести, – он опустил его подле ног леди Сесилии, осторожно прислонив спиной к стене.
– Логово Змея… Подсвечник Трех Саламандр… Исцелит… Ящер Огня даст сил… Еще не поздно. Поспеши…
Слуга кивнул и опрометью кинулся к двери.
Танкред поднял взгляд.
– Как же? Как же так вышло? – спросила леди Сесилия.
Она склонилась над ним и попыталась обнять – ему показалось, что в ее глазах снова появилось то уже позабытое чувство, которое она питала к нему когда-то, то, в котором ее душа и сердце варились, как в котле.
«Женщины… – с мысленной улыбкой (также мучительной) подумал Танкред. – Стоит лишь пасть к вашим ногам, немного надавить на жалость, и вся ваша ненависть, все прежние переживания и обиды мгновенно забываются. Как же легко вами манипулировать…»
– Я стал жертвой… – выдавил из себя барон порцию крови и несколько рваных хрипов, в которых различить слова можно было лишь с трудом, – …жертвой собственных планов… попался в собственную… ловушку…
– Зачем ты превращался в этого эльфа? – спросила баронесса непонимающе. – Хотя нет, я не хочу ничего знать. Харнет действительно может спасти тебя? Какой-то подсвечник?
Танкред кивнул.
«Если поторопится, Бансрот его подери».
– Да, твои планы… – печально проговорила баронесса, глядя на оперение стрел в теле супруга. – Все эти интриги, логические ходы и авантюры. Ты – истинный сын Огня, мой дорогой Тан. Истинный. Ты всю жизнь горел, как маленькая свечка, мечтающая затмить огромный костер маяка. Ты обжигал тех, кто был рядом с тобой. Ты создавал пожары. И теперь ты сгорел сам…
Он глядел на нее и ничего не говорил. Струйка крови потекла из уголка его рта.
«Где же носит этого Харнета?!»
– А я? – В ее глазах стояли кристально прозрачные слезы, из которых вышел бы идеальный эликсир тоски, отчаяния и сожаления, – что-то изменилось, и теперь она могла плакать. – Да что говорить обо мне? Ты сделал это со мной. Ты обратил меня в монстра… Как же болит моя голова на этом полуденном пекле… Как же горячий дневной воздух обжигает мои ноздри, губы, горло и легкие… Как же я ненавижу все эти зеркала, ведь я не отражаюсь в них больше… Как же ненавижу свет свечей, ведь я не могу больше отбрасывать тень. Кровь… она вытекает из тебя сейчас, а я хочу вобрать ее в себя всю. Ты сделал меня таким… монстром. Но бо́льшую муку мне приносит холод… Мне так холодно… этот озноб – он все не проходит. Семь одеял, теплые одежды – ничто не в состоянии помочь.