Следующий был тоже только что выпущенный инженер по фамилии Бор-Залесский.

Это был сильный, немного гнувшийся, блондин, с бледным лицом, маленькими, напряженными глазами. Его молодая фигура была в странном противоречии с его манерами пожившего уже военного в отставке. Он щурил глаза, немного топырил губы, курил из большого янтарного мундштука, держа в другой руке серебряный портсигар с фитилем. Знакомясь с Карташевым, он сунул портсигар в карман панталон таким образом, что длинный фитиль остался висеть наружу.

— Бор-Залесский, — угрюмо повторил он и более покровительственно прибавил: — Встречались в институте.

— Да, да, — ответил приветливо Карташев, хотя вся фигура Бор-Залесского пришлась ему не по душе.

Последний на террасе был студент в введенной в этом году форме с вензелями на плечах, в куртке в обтяжку и в синих таких же в обтяжку на кавалерийский манер панталонах.

Студент был рослый гвардеец, с аккуратно расчесанной надвое светлой бородкой, с прилизанной гладко прической, молчаливый, сосредоточенный и важный.

Знакомясь, он сдвинул ноги, одновременно наклонил голову и буркнул:

— Пресняков.

Затем сейчас же важно провел рукой под бородой, не тронув ее и слегка откашлялся.

Когда знакомство кончилось, Короедов обратился к невесте и с своей обычной, добродушно-ехидной улыбкой и ласковым голоском сказал:

— Ну-с, вот, Агнеса, и наш четвертый шафер. Если угодно, могу вам его уступить, нет — себе возьму.

— Мне угодно, — ответила, слегка краснея, капризно подняв слегка верхнюю губку, невеста.

Короедов молча поклонился, хотя лицо его подергивалось, и Карташев не сомневался, что он сдерживал какую-нибудь уже готовую веселую, но ядовитую стрелу.

Не сомневалась в этом, очевидно, и невеста и вызывающе бросила:

— Ну, говорите же, что хотите сказать…

— Интересно? — спросил Короедов.

— Нет, но я боюсь, что, оставляя приготовленный яд в себе, вы можете заболеть.

Гартвиг залился веселым смехом.

— Послушай, — объяснял он Карташеву, — это я ему оказал товарищескую услугу, сообщив Агнесе Станиславовне, как мы его называли в институте.

— Ну, ну, говорите же, — что вы хотели сказать?

Короедов весело подернул плечами.

— Право же, ничего, кроме того, что не сомневался в вашем ответе.

— Надеюсь, — усмехнулась мать, откинувшись и смотря, прищурившись, в парк.

— Я бы не удивилась, если бы даже мой любезный жених ждал бы от меня какого-нибудь невежливого ответа.

— Вот уже это, ах, оставьте.

— Боже мой, что за выражения, — сказала мать и оглянулась на всех.

— Отличное выражение, — усмехнулся Короедов.

Мать только покачала головой, а Гартвиг подсел к Агнесе Станиславовне и с комичным участием сказал, показывая на Короедова:

— Обижает он вас?

— Меня очень трудно обидеть.

— Ну, конечно, особенно, когда у вас два таких, как я и Карташев, шафера.

— Ну, может быть, еще monsieur Карташев, а что до вас…

— Кончайте?

— Обидитесь.

— Я никогда не обижаюсь.

— Я все смотрю, — сказала Гартвигу мать, — на вас и не верю: неужели вы уже год как инженер.

— Позвольте, позвольте, — весело ответил Гартвиг и, вскочив, взяв под руку Ясневского, подошел с ним к матери. — Позвольте вас спросить: какая же разница между нами? И у него нет ни усов, ни бороды и даже роста одинакового.

Бор-Залесский дернул головой и добродушно грубо сказал:

— Оба гимназистишки шестого класса, выдающие себя за инженеров.

— Вот Петр Николаевич и теперь уже выглядит инженером, — сказала мать, смотря на студента.

Студент сделал гримасу, похожую на улыбку, и опять, едва касаясь, провел рукой по бороде.

— Мой брат хоть солидностью берет, — сказала Агнеса Станиславовна, обращаясь к Гартвигу, — а вы притом еще вертушка, хохотушка…

— Я? — спросил Гартвиг. Он оглянулся.

— Вот спросите его, — показал он на Карташева.

— Два сапога пара, — сказал Бор-Залесский. — Обоим и пальца даже показывать не надо, чтоб до смерти захохотались.

Карташев недружелюбно покосился на Бор-Залесского, а потом ласково на Агнесу Станиславовну и Гартвига.

— Обижают нас с тобой, Тема? — спросил он и прибавил: — Впрочем, Агнесу Станиславовну и ее шаферов никто обидеть не может.

— Да, да, — весело сказала Агнеса Станиславовна, — мы составим сплоченную компанию против этих грубых людей и их выражений. Monsieur Карташев, садитесь здесь около нас.

Но в это время дверь террасы отворилась и вошёл строгий, худой, быстрый в движениях, пожилой господин, с большими польскими усами и бритым лицом.

— Папа, позвольте вам представить моего товарища Артемия… Виноват?

— Николаевич Карташев. Короедов прибавил:

— Шафер Агнесы Станиславовны.

Старший Ясневский вторично молча пожал руку Карташеву и обратился к жене:

— Ну, что ж? Все, кажется, в сборе?

— Валериан Иванович, — обратилась та к Короедову, — нажмите кнопку, пожалуйста…

На звонок появилась красивая, с очень серьезным лицом горничная.

— Можно подавать, Наташа.

Ясневский подошел к жене и под руку повел ее в столовую.

Бор-Залесский, с опытностью отжившего гусара, подал свою руку Агнесе Станиславовне.

Гартвиг весело подхватил под руку Карташева, сказав:

— Мы с тобой, как бобыли.

— Я тоже скоро женюсь, — ответил Карташев.

— И вы? — весело повернулась к нему Агнеса Станиславовна.

— Представьте себе и я тоже! — сказал Гартвиг.

— Не верьте: хвастает, — ответил Бор-Залесский.

— Значит, вакантные у нас только Валя и Петр Николаевич?

— Что до меня, — густым басом ответил студент, поправляя свою бороду, — то и я, собственно, уже в лес смотрю…

— А где теперь ваша жена, Георгий Павлович? — спросила Агнеса Станиславовна у своего кавалера.

— Она у матери теперь.

— Вы ее возьмете с собой на изыскания?

— Возьму. Будет ходить за мной.

— А как же ребенок?

— Будет его в корзине за плечами носить.

— Папа, слышите, — сказала, входя в большую, светлую, богато сервированную столовую, Агнеса Станиславовна, — Георгий Павлович хочет с женой делать изыскания, а сына своего носить у себя за плечами в корзинке.

— Да? — спросил Ясневский, подходя к столу с закусками и наливая себе рюмку водки. — В наше время на корабли и на работы жен не допускали.

— Это в ваше время, — пренебрежительно махнул рукой Бор-Залесский.

Ясневский ничего на это не ответил.

Обращаясь к своей даме, Бор-Залесский спросил:

— Что прикажете вам положить?

Карташев, отстав, шепнул Гартвигу:

— Вот нахал.

— О, ужасный! — громко пожал плечами Гартвиг.

Карташев в это время встретился глазами с Короедовым. Точно угадав, что сказал Карташев Гартвигу, Короедов смотрел на него сочувственно весело и говорил:

— Сюда поближе, я уже налил вам.

Закусив, все сели за стол.

Обед был чопорный и длинный.

К обеду вышла младшая дочь Маруся, лет десяти, с костлявой гувернанткой — англичанкой.

У Карташева соседи были с одной стороны Гартвиг, с другой — Маруся.

— Я должна вам сделать замечание, — сказала, немного шепелявя, Маруся Карташеву, который вел оживленный разговор с Гартвигом, — вы очень невежливый сосед в отношении своей дамы.

— Это вы моя дама?

— Да, конечно. Кто же еще другой?

— Я очень извиняюсь, и, чтобы искупить свою вину, я приглашу, кроме себя, занимать вас и своего соседа… Саша! — позвал он Гартвига, но Маруся перебила:

— Если я найду вас неинтересным, я тогда сама и приглашу кого-нибудь другого и у вас совета не спрошу..

— Маруся! — окликнул ее отец.

Гувернантка тоже заговорила c ней.

Маруся наклонилась к тарелке и с упреком сказала Карташеву:

— Из-за вас я получила замечания от отца и моей гувернантки. Я никогда вам этого не прощу.

Карташев также тихо ответил:

— Я в отчаянии.

— И помните, что я женщина, а женщина никогда не прощает обиды.