— Посмотри сама…

Сол помог мне встать и подойти к распростертому на полу гигантскому телу. Минотавр умер от удара коротким мечом в живот. Меч с инкрустированной драгоценными камнями рукояткой лежал рядом.

— Он упал на колени и, ревя от страшной боли, вытащил из раны меч, — почему-то шепотом сказал Сол: — Впечатляющее было зрелище.

— Где ты нашел этот меч?

— Идем, я кое-что тебе покажу.

Мы подошли к месту, где раньше возвышался холмик из черепов и костей. Сейчас же на его месте лежал необыкновенной красоты сосуд в окружении кем-то разбросанных человеческих останков, золотых монет и драгоценных камней.

— Я случайно заметил в куче черепов что-то блестящее, и пока минотавр ходил за тобой по пятам, откопал вот этот симпатичный кувшинчик. Он тебе что-то напоминает?

— Фреска в первой пещере. На ней изображен такой же золотой сосуд, в который какой-то человек бросает пригоршню золотых монет.

— На предыдущей фреске этот же человек руководит строительством, а на последующей — изображен минотавр в этой пещере. О чем это нам говорит?

— Фрески изображают приключения Дедала, начиная с убийства племянника и заканчивая заключением минотавра в построенный им лабиринт.

— Но как ты объяснишь нарисованный сосуд с золотом?

Я пожала плечами.

— Наверное, Дедалу хорошо заплатили за то, что он построил лабиринт и скрыл позор царя Миноса от глаз людских.

— По одной из легенд лабиринт был построен, чтобы скрывать несметные сокровища правителей Минойской державы, а лучшего стража драгоценностям, чем кровожадное чудище с головой быка просто не придумаешь. И даже если такого монстра в природе не существует, слухи о нем отобьют у любого охоту искать чужое золото. Дедал единственный, кроме самого царя, знал, где находится сокровищница, поэтому он был пленником царя, а когда ему все же удалось сбежать, царь самолично ринулся за ним в погоню. Имея довольно таки склочный характер, кузнец вполне мог насолить своему благодетелю, оставив подсказки в виде невинных на первый взгляд картинок.

— Значит, фреска с сосудом подсказывает нам, что в этом лабиринте есть хранилище, забитое золотом и драгоценностями. Но оно может быть где угодно…

— Верно. Но я предположил что вход в сокровищницу должен быть где-то здесь. Откуда, по-твоему, здесь взялся кувшин спрятанный под черепами? Сдается мне, что минотавр иногда наведывался в кладовку и таскал оттуда бесценные экспонаты, чтобы было во что играть. Как ты, наверное, заметила, он не далеко ушел от пятилетнего ребенка в интеллектуальном плане.

— И как ты нашел этот вход?

— Сначала я решил, что последняя фреска с золотом находится там, где должна быть потайная дверь, но ничего не обнаружил. Что-то другое должно указывать на золото — подумал я и закрыв глаза, представил себе еще раз фрески в первой пещере. Единственным золотым изображением кроме кувшина и монет было…

— Солнце на первой фреске!

— Точно! Восходящее солнце в сцене убийства племянника. Почти что во всех античных культурах солнце отождествлялось с золотом. Пошли, посмотрим на это чудо человеческой мысли.

Сол подвел меня к месту, где картина из первой пещеры повествовала о том, как Дедал столкнул с высокого обрыва своего лучшего ученика.

— Где-то здесь, — Сол провел рукой по стене. — Нарисовано солнце. Замечаешь что‑то необычное?

— Вот этот камень. Он отшлифован и имеет идеально круглую форму.

— Все верно. А теперь нажми на него.

Камень легко ушел вглубь стены, и в полу, рядом с нами открылся люк.

— Мастер на все руки любил люки, — прокомментировал Нортон и пригласил меня спускаться первой.

Я отказалась от экскурсии по сокровищнице и с облегчением уселась на пол, прислонившись спиной к стене: последствия моего поединка с минотавром давали о себе знать приступами тошноты и головокружения.

Гроза минотавров закрыл люк и продолжил, горделиво глядя на меня сверху вниз:

— Я перерыл немало сундуков, прежде чем отыскал оружие. Я схватил меч и полез обратно, и хорошо, что во время успел, потому что наш друг готовился вонзить свои зубы в твое беззащитное тело.

— Ты все правильно сделал, — устало произнесла я: — Ты спас мне жизнь. Но почему ты не предупредил меня о люке, до того как скрыться за ним? Я решила, что ты просто напросто сбежал.

Сол грустно усмехнулся.

— Ты по возможности должна была отвлекать и сдерживать рогатую тварь, пока я искал, как её одолеть. Прости меня.

— Ты не доверял мне, ты боялся, что я последую за тобой в сокровищницу, ты надеялся максимально выиграть время для себя, пока чудовище было всецело занято мной. А я могла погибнуть по-настоящему, ты сам это утверждал.

— Может — да, а может — нет. В любом случае, мы оба живы и мы победили. Поэтому, не смей меня ни в чем винить. Не я придумал эти правила игры.

Я закрыла глаза и тихо рассмеялась.

— Господи, какой же ты подонок. Но ты рано празднуешь победу — нам еще надо выбраться из этого лабиринта…

— Это не проблема, — буркнул Нортон. — Если ты помнишь, мой запас лоскутов от хитона оставался нетронутым. Пока ты без толку тряслась подмышкой у зверя, я работал в поте лица, разбрасывая тряпочки.

Сол уселся рядом со мной и предложил мне прилечь на него. Когда я отказалась, он бесцеремонно схватил меня за плечи и потянул вниз.

— Ты врач, и должна знать, что при ударе головой, лучшее, что ты можешь сделать — это просто спокойно полежать, — назидательно сказал он. — Если тебе претит моя забота, то можешь утешиться мыслью, что я это делаю ради себя любимого. Чем быстрее ты придешь в себя, тем быстрее мы уйдем отсюда. Чем ты ударилась?

— Затылком.

— Думаю, что легкий массаж головы и лица тебе не повредит.

Нежные касания Сола притупляли боль, успокаивали и убаюкивали. Я не заметила, как уснула, а проснувшись, обнаружила, что продолжаю лежать на коленях у своего спутника, которого тоже сморил сон. Я села, тем самым разбудив Нортона.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.

— Гораздо лучше, — заверила я. — Твой массаж — просто чудо. Где ты научился этому?

— О, у меня был великий учитель. Он любил повторять, что познавая себя, познаешь мир. Иными словами, если хочешь хоть что-нибудь в этой жизни знать, начни с себя, со своего тела и души. В общем, медицина мне не чужда.

— Кто был твоим учителем, отец?

— Нет. Своих родителей я почти не помню. А моим учителем был Хирон.

— Хирон?! — я вскочила на ноги, — ты знал его раньше?

— Он был единственным человеком, с которым я общался с 5 до 15 лет. В детстве я любил себя сравнить с графом Монте-Кристо, а Хирона — с мудрейшим аббатом Фариа или с гнуснейшим тюремщиком, в зависимости от обстоятельств. Правда, в отличие от несчастного Эдмона Дантеса, моя камера была вполне комфортабельной, а питание — тщательно подобранным для растущего организма.

— Камера? — не веря своим ушам, переспросила я.

— Ну а как по-другому назвать место, в котором торчишь безвылазно с десяток лет, не видя живой души, за исключением одного человека? Впрочем, под опеку Хирона я попал вполне добровольно, о чем не раз жалел. Со временем я пришел к выводу, что быть героем — дело уж больно хлопотное. Герой — это миллион вселенских проблем, и все это, чтобы потешить свое когда-то уязвленное самолюбие. Овчинка не стоила выделки: гораздо легче было оставаться сыном предателей.

— О чем ты говоришь?

— А, оставь, — Сол махнул рукой. — Мне редко приходилось говорить с кем-либо по душам, вот меня и понесло. Тем более, ты была так любезна, что в кои веки проявила интерес к моей персоне.

— Твоя персона, как неожиданно выяснилось, имеет непосредственное отношение к Хирону. Где находилась твоя камера?

— На острове Веры, под землей, на верхнем ярусе.

— На верхнем ярусе?

— И чему тебя учили в твоей хваленной школе? — притворно вздохнул Нортон. — На острове Веры, да будет тебе известно, находятся три завода без которых жизнь на двух других островах давно бы вымерла. Это электростанция, завод по опреснению и обеззараживанию воды и, самое главное, завод по переработке отходов производства и жизнедеятельности. Эти три монстра расположились под землей и занимают собой около сотни этажей в глубину. Я жил над этими машинами и нередко спускался вниз полюбоваться на эти творения рук человеческих. Хирон как-то сказал мне, что коэффициент износа этих машин при правильной эксплуатации чрезвычайно мал и с момента их сооружения не было ни одной поломки.