– Поздно уже, – говорит Луи.

Она кивает и следует за ним в дом. Подъем по лестнице представляется ей вечностью. Наверху Линна останавливается. Сможет ли она уснуть в своей комнате? Даже теперь, когда отца нет в живых, кошмары наверняка будут мучить ее.

Луи берет ее за руку и ведет в большую спальню, где на беломраморной каминной полке под портретом матери горят свечи.

Несколько лет назад Луи перебрался из своей прежней комнаты в помещение на первом этаже. Там когда-то жила Жаклин. В комнате был отдельный вход и имелась ванная, поэтому он мог уходить и приходить, когда заблагорассудится. Но теперь, когда отец умер, Луи обосновался в родительской спальне. Линна восприняла это как подтверждение – старик действительно умер; теперь их жизнь станет спокойной.

Будто они когда-нибудь, даже после смерти Анри, могли обрести мир в душе!

– Спи здесь, как в детстве. Ты говорила, что спала в маминой кровати, надеясь, что мама тебе приснится.

Линна об этом уже забыла. Теперь воспоминания нахлынули снова. В ее снах Джоанна де Ну всегда была здоровой и счастливой. Они всегда куда-то шли вместе, в какое-то далекое прекрасное место, где никто не мог их найти.

– А я буду спать внизу, – сказал Луи.

Что ж, лучше эта комната, чем ее спальня. Линна идет по коридору в свою комнату, где осталось множество ее вещей, и выбирает простую белую хлопчатобумажную ночную рубашку, девичью – с завязывающимся ленточками воротничком и кружевным подолом. Быстро раздевшись, направляется в ванную на другом конце коридора. Горячая вода успокаивает ее. Она закрывает глаза и кладет голову на бортик.

Уходи отсюда.

Сквознячок проделывает с ней шутку: он касается ее волос, и ей кажется, что она различает произносимые легким шепотом слова. Это, наверное, вода журчит – журчит ритмично, наполняя ее тихой мелодией.

Уходи отсюда.

Нет, ничего подобного. Это ее собственные страхи, чудесно преобразившиеся под высоким потолком, в темноте среди кафельных стен, разговаривают с ней. Одна ночь не изменит ее жизни. Она отдаст этот дом Луи.

Линна снова слышит какие-то слова, но не обращает на них внимания.

Маленькие барашки мыльной пены отмечают ее путь из ванной в родительскую спальню. Она останавливается у двери, переводит взгляд со свечей на кровать. Покрывало отогнуто, постель ждет ее.

Уходи, уходи отсюда!

Она не может больше игнорировать предостережение. Направляется к лестнице и, перегнувшись через перила, смотрит вниз, на открытую дверь, ведущую в ярко освещенную переднюю. Сладкий запах трубочного табака Луи плавает в воздухе. Она не может уйти, не сказав ему. Сделав выбор между инстинктом и любовью, возвращается в постель.

Сны.

Папа с желтым лицом… Его голое одутловатое тело… Нож в руке… Он стоит над ней.

– Ты пойдешь со мной, – говорит он. Голос мертвеца звучит глубоко и низко.

Не в силах стряхнуть с себя сон, Линна лежит и наблюдает, как он неправдоподобно вытягивается, потом садится на край кровати. Прижимает ее плечи руками. Его рот – на ее губах. Его дыхание – это смрадный дух смерти. Ее дыхание – сладкое и легкое. Он высасывает из нее жизнь.

– Поменяйся со мной местами. Дай мне еще пожить! – требует он, срывая с нее покрывало, разрывая ночную рубашку.

Линна справлялась с ним, когда ей было всего двенадцать лет, почему же теперь она так слаба?

И вот он уже на ней. Она ощущает сладкий запах мыла, которым обмывали покойника, бальзама, воска и разложения. Он входит в нее, и она испытывает приступ тошноты.

– Грязная сука! Ты пойдешь со мной! – кричит он.

– Нет! Оставь меня! Я позову Легбу, проводника в мир мертвых, он прогонит тебя, он низвергнет тебя во тьму, в… – Страх лишает ее дара речи. Линна визжит, молотит по воздуху кулаками.

Она слышит голос Луи – он зовет ее все громче и громче, и вот Луи уже сидит на краю кровати, держа Линну за руку, умоляя ее проснуться.

Спеша прийти ей на помощь, брат оставил очки у себя в комнате. Шелковый халат едва подвязан поясом, и она замечает редкие волосы у него на груди. Она гладит их дрожащей рукой, прижимает ладонь к его сердцу, словно его мерный стук может замедлить лихорадочное биение ее собственного.

– Я видела папу… Он мучил меня.

– Ш-ш-ш, Линна! Все в порядке. Вот. – Не отходя от нее, он протягивает руку и берет с ночного столика полупинтовую бутылку без наклейки. В бутылке – густая зеленая жидкость. – Ты готовила этот тонизирующий напиток для меня, помнишь? Говорила, что после него я буду спать без сновидения. Выпей.

– Луи, я боюсь!

– Ты никогда ничего не боялась. Вот. – Он вытаскивает пробку и передает бутылку ей.

– Ты останешься со мной? – спрашивает она.

– Всю ночь.

Линна берет бутылку, выпивает то, что в ней осталось, и прислоняется к брату. Ее дыхание постепенно становится ровным. Глаза закрываются.

На грани сна она чувствует, как Луи отпускает ее, кладет на спину и подсовывает подушку под голову.

– Луи? – шепчет она.

– Я не ухожу.

Она ему верит и расслабляется. Он ложится рядом и, опершись на локоть, смотрит на нее сверху.

Хейли видит лишь то, что видит Линна, испытывает лишь ее притупленные усталостью и наркотиком чувства. Его рука раздвигает ей ноги, приподнимает бедро, опускается на ее горячее и влажное лоно.

Запах кофе, корицы, апельсинов и свежеиспеченного хлеба возвещает утро. Луи стоит возле кровати с подносом в руках.

– Завтрак, мадемуазель, – объявляет он.

– Вообще-то, думаю, меня следует называть «мадам», несмотря на развод.

– Фу! – Он морщит нос. – Я видел мадам Буччи на твоей свадьбе. Она старая и толстая. Не то что вы, мадемуазель де Ну.

– Ну ладно, – улыбаясь, соглашается Линна. – Поставь на стол.

Он ставит, передает ей халат и отворачивается, пока она его надевает, – примерный брат, несколько смущенный слишком явными прелестями своей сестры.

– Налей кофе, – просит она, идет в ванную и закрывает дверь.

Внутренняя поверхность ее бедер влажна, внизу живота – тяжесть. Она плохо помнит, но что-то такое ей снилось. Линна плещет в лицо холодной водой, но это мало помогает снять усталость. Глаза у нее красные, веки опухли, словно она совсем не спала. Присоединившись к брату, она жадно пьет кофе, наливает вторую чашку. Съедает апельсин и булочку, но легкий туман, застилавший глаза еще прошлым вечером, никак не рассеивается.

– Ты ужасно выглядишь, – говорит Луи.

– И так же себя чувствую.

– Возвращайся-ка в постель и поспи еще немного.

– Но Джо будет…

– Джо на работе, разве ты не знаешь? Я позвоню на телевидение и скажу ему, где ты.

Она соглашается, потому что у нее нет сил спорить. Пытается подняться, но ноги подкашиваются. Луи подхватывает ее и относит на кровать, укрывает, взбивает подушки, осторожно опускает на них ее голову.

– Бедный дорогой Луи, – говорит она. – Мы выросли такими разными.

– Нет! Никогда не говори так!

– Твоя сила в том, что ты можешь спокойно жить в этих стенах. Моя – в том, что я могу уйти отсюда не оглядываясь.

– Спи, Линна. Поговорим потом, – шепчет он и целует ее в губы.

– О, Луи, – отвечает она, обнимая его за шею и притягивая к себе. – Как я тебя люблю!

Темнота. Темнота, длящаяся много часов. Звонит телефон, замолкает, звонит снова. Кто-то стучит в дверь. Она слышит это, но не может до конца очнуться. Когда становится тихо, она снова засыпает.

Появляется мама, с трудом перетаскивая через порог свое искалеченное тело. Она идет, держась за стенку, каждое движение причиняет ей невыносимую боль, и она плачет. Когда мама приближается к кровати, Линна хватает ее за руку, словно мама – живая, настоящая. И во сне, на один лишь момент, они соединяются так, как никогда не соединялись в реальной жизни.

Трагедия ее собственного прошлого сплетается с трагедией матери.

Визг тормозов на мокром асфальте. Машину бросает из стороны в сторону. Удар в дверцу со стороны пассажирского сиденья скорее ощущается, чем слышится.