Только лестница осталась прежней – черные лакированные столбцы, перила из светлого дуба. Хейли едва успела бросить взгляд вокруг себя, как де Ну повел ее через столовую и огромную кухню с дубовым, облицованным кафелем рабочим столом-островом посередине в просторную комнату-солярий в задней части дома.
Хотя пристроена комната была скорее всего недавно, она не нарушала очаровательного стиля старого дома. Во внешней стене – три высоких арочных окна с резными деревянными рамами. В пролетах между ними – более узкие окна с витражами в виде геометрического рисунка. Комната освещалась мягким светом газовых светильников, без сомнения, призванных давать отдых глазам Луи де Ну. Хейли прошла по красному черепичному полу к чудесному цветнику, полюбовалась завязывающимися бутонами орхидей и пышно цветущими азалиями. Выглянув из-за цветов в сад, она увидела, что и там горят светильники. От чужих глаз сад защищала высокая каменная стена.
Неподалеку от двери черного хода стояли две плетенные из бамбука скамейки и столик со стеклянной столешницей, на которой лежала ее книга «Как умирал Аарон». Хейли хотелось узнать, что думает о книге Луи, но она не спросила. Возле двери, ведущей в кухню, располагались ажурные белые чугунные стулья и такой же квадратный столик с бутылкой вина в ведерке со льдом.
– Какая чудесная комната, – сказала Хейли.
– Благодарю вас. Я пристроил ее в прошлом году, – ответил де Ну тем же бесстрастным голосом, каким говорил днем о смерти сестры.
– Вы сами все придумали?
– И почти все сделал сам. Мне нравится быть исключением из правила, гласящего, что интеллектуалы ничего не умеют делать руками.
Остроумное замечание было произнесено без всякой интонации.
– Удивительно, что у вас хватает на это времени, – заметила Хейли.
– У меня небольшая практика. Не вижу резона увеличивать свое состояние, раз мне не на что его тратить – у меня нет наследников. Что же касается известности, то мой отец позаботился о том, чтобы ее хватило на несколько поколений. – Произнося это, он быстро вынул пробку из бутылки, разлил вино по бокалам, взял свою тарелку и жестом пригласил Хейли сделать то же. Они проследовали на кухню, где на множестве блюд их ожидали деликатесы, в том числе лосось, сваренный в укропной воде.
– Вы еще и прекрасно готовите, – заметила Хейли.
– Иногда. Но чаще я ужинаю вне дома. Люблю местную кухню. А вы? Мы, креолы, так же примитивны, как и наша кухня. Такое можно встретить лишь в тех местах, где люди собирают мелких ракообразных и высасывают из них мясо.
Его улыбка выдавала неуверенность и ту же внутреннюю слабость. «Неужели он настолько болен?» – подумала Хейли.
– Варварский обычай, вам не кажется? – спросил де Ну.
Наполнив тарелки, они вернулись в солярий. Поставив свою тарелку на стол, он отодвинул стул для Хейли. Его рука коснулась при этом ее обнаженного плеча, и она едва сдержалась, чтобы не вздрогнуть. Несмотря на свою привлекательность, Луи де Ну не был мужчиной, чье прикосновение могло оказаться приятным Хейли.
За ужином она смеялась его остроумным замечаниям, сосредоточив все свое внимание на нем – не из любопытства, а из осторожности. Похоже, он не возражал против ее вопросов о Линне и отвечал на них с удивившей Хейли искренностью.
– Многие годы я был обречен жить во тьме, мисс Мартин…
– Зовите меня, пожалуйста, Хейли. Я выросла на Среднем Западе. У нас там не принято церемонничать, особенно за ужином.
– Хорошо, Хейли. Много лет я был прикован к дому, чтобы мои глаза имели возможность отдохнуть и, возможно, излечиться. Пока я лежал здесь один, Линна жила за нас двоих. – Теперь он говорил оживленнее, но в хрипловатом голосе слышалась печаль. – Мы были близки, – продолжал он. – Из-за моей замкнутости и ее… давайте деликатно назовем это «склонностью к приключениям»… мы стали половинками идеального целого и в некотором роде уравновешивали друг друга.
– Уравновешивали друг друга? – переспросила Хейли.
– Я не переносил резкого света классных комнат, поэтому Линна делала для меня записи. Сомневаюсь, что она ходила бы в школу, если б не нужно было помогать мне. Даже папа едва ли смог бы ее заставить. Но из любви ко мне она приносила домашние задания и тщательно записывала лекции. Впрочем, думаю, она просто фиксировала на бумаге слова, которые не имели для нее никакого смысла. Мы оба обожали приключенческие романы, и она мне их читала: Дюма, Стивенсона, Мелвилла.
Приносила она мне и школьные сплетни. Но что самое для меня дорогое – Линна рассказывала мне о своей жизни все. Я знал детали ее поездок в дельту с Жаклин, знал все заклинания и магические формулы, которым та обучила сестру. Мне известно, когда она утратила невинность, где, с кем и как это случилось. Я знаю обо всех ее романах, о всех случайных любовниках, а также о тех, кто привлекал ее своими знаниями и силой духа.
– Вы говорите о ее увлечениях так… откровенно.
– Вам кажется это странным? Но мы ведь близнецы, Хейли, мы были целым только вместе. Думаю, все было бы по-другому, если б каждый из нас не оказался ущербным. Линну уважали, но не любили одноклассники. У меня же из-за того, что плохое зрение сильно ограничивало мою активность, друзей вообще было очень мало. Она стала моим лучшим другом. Что касается ее жизни… я не слишком одобряю то, что она делала, но никогда не осуждал и теперь не осуждаю ее. Именно поэтому она делилась со мной всеми своими секретами, а я надежно хранил их в своем сердце.
– Судя по всему, теперь у вас намного лучше со зрением, – заметила Хейли.
– Бывает по-разному. Когда начинается головная боль и свет режет глаза, я закрываюсь в этом доме и напоминаю себе, какое счастье, что я вообще что-то способен видеть.
– Когда Линна покинула этот дом?
– После школы она отправилась в Джорджтаун, потому что так хотел папа. Поскольку отметки у нее были не блестящие, он даже нажал на кое-какие пружины. Она ненавидела университет и, не дожидаясь провала на экзаменах, вернулась домой в середине семестра. К тому времени я тоже учился в университете, здешнем, луизианском. Мои успехи, не в пример «достижениям» Линны, были отличными, и впервые на моей памяти папа оставил сестру в покое и сосредоточил все внимание на мне. А Линна спустя несколько месяцев встретила Карло Буччи. Они поженились, когда ей исполнился двадцать один год. Свадьба была шикарной. За все платил Буччи. Отец на свадьбе не появился.
– А вы?
Де Ну кивнул:
– И отец меня за это так и не простил. Линна знала, что он не приедет. Он достаточно ясно дал это понять, поэтому она решила взять реванш и пригласила в качестве посаженой матери его любовницу-мулатку. Та отвела ее к алтарю, а это означало, что потерян последний шанс к примирению. Хотя Линна с отцом больше не сказали друг другу ни слова, мы с сестрой оставались по-прежнему близки. Ее замужество обернулось катастрофой. Любовь умерла через несколько месяцев после свадьбы. Карло, видите ли, контролировал каждое ее движение, как вообще контролировал все, что происходило вокруг него. Столкнулись две сильные воли, и произошел взрыв.
Он подлил вина в бокалы – Хейли пила уже второй, он – третий или четвертый. Бутылка почти опустела, и де Ну, казалось, слегка опьянел, что было неудивительно при его физической слабости.
– Думаю, она вернулась бы домой вскоре после свадьбы, если бы папа не был столь непреклонен. За четыре года, что Линна прожила с Буччи, Карло оскорблял ее как физически, так и морально. Она платила ему тем же, унижая и на людях, и дома. В последний год она изменяла ему, и я не могу ее осуждать за это, поскольку Карло, насколько я знаю, и сам никогда не собирался хранить ей верность. Карло Буччи должен стать одним из героев вашей книги. Он того заслуживает.
Хейли сменила тему, спросив Луи де Ну о работе, и до конца ужина они говорили о юридических проблемах.
В конце, после того как они отведали торт со взбитыми сливками, которым мог бы гордиться любой немецкий ресторан Милуоки, она обратилась к нему с просьбой. Хейли не могла удержаться от этого шага, сколь бы неприличным он ни казался.