Под мерное посапывание Жаклин Линна через некоторое время выбирается из кровати и проскальзывает в комнату брата. Он раскрылся и дрожит, покрытый испариной. Его глаза лихорадочно блестят, взгляд устремлен не на сестру, а куда-то рядом. Линна ретируется, прикрыв за собой дверь.
Когда она возвращается к себе, Жаклин продолжает спать, и Линна прижимается к ее спине.
Тепло, исходящее от тела Жаклин, действует успокаивающе. Сон начинает смежать веки девочки.
И снова чей-то крик…
Дрожа от ужаса, Хейли резко села в кровати, ее спину и плечи словно свело судорогой.
– Луи! – воскликнула она. В воздухе стоял запах камфоры и ладана, а еще пота и спермы. Хейли легла, натянула одеяло на грудь и лежала так до тех пор, пока сон окончательно не рассеялся. Только тогда она перестала дрожать.
Выбравшись из постели и даже не надев халат, Хейли уселась перед экраном компьютера и стала быстро записывать сон. Потом, дрожа от холода, взяла телефонную трубку и вернулась в теплую постель. Первый час ночи – слишком поздно, чтобы звонить Селесте.
Еще днем Хейли хотела задать ей столько вопросов, но не сделала этого потому, что желала проверить истинность каждого сна, понять, являются ли они воспоминаниями самой Линны.
Хейли все же позвонила Селесте. Вудуистская жрица, казалось, нисколько не удивилась, услышав ее голос.
– У них была домохозяйка – мулатка, кажется, ее звали Жаклин, она вырастила Линну. Жаклин была также любовницей ее отца. Она была посвящена в тайны вуду. Это так? – спросила Хейли.
– Думаю, да. Я слышала, что впоследствии эта женщина…
– Нет! Селеста, больше ничего не говорите. Только ответьте, соответствуют ли действительности те факты, о которых я вам рассказала?
– Вы не хотите знать, что было потом?
– Я боюсь, что мои собственные видения и сны Линны перемешаются, а факты переплетутся с фантазией. Так я никогда не узнаю правды.
– А для вас настолько важна правда?
– Да.
Селеста вздохнула:
– Я найду кого-нибудь, кто хорошо знал Линну, чтобы все выяснить.
– Благодарю вас, Селеста. – Хейли отключила телефон и закрыла глаза, теперь уже мечтая уснуть. Но если Линна и приходила к ней снова, она этого не помнила.
На следующее утро Хейли избегала приближаться к компьютеру. Она выпила чашку кофе со льдом, затем оделась и отправилась в «Кафе дю Монд». По дороге она купила газету и почти весь час, который просидела в кафе, изучала новости. Большая часть материалов была посвящена дискуссии о том, что в самых бедных районах дельты может вспыхнуть эпидемия холеры, если там не будут улучшены санитарные условия и проведена вакцинация.
Бедный Луи! На какой-то момент приснившиеся ей события показались такими далекими, ведь происходили они никак не позже 1960 года. Она даже решила, что болезнь, которой страдал мальчик, должна была быть чем-то экзотическим и смертельным – например, холерой.
И все же тридцать лет назад Луизиана была другой, и Жаклин, должно быть, разительно отличалась от такой эмансипированной особы, как Селеста. Хейли было так же трудно представить себе жизнь Жаклин, как и подчинявшееся строгим хасидским ритуалам бытие краковских дедушки и бабушки своего мужа.
Бывшего мужа, напомнила она себе с некоторым раздражением и удивилась тому, что мысль о разводе все еще причиняет ей боль.
Интересно, любила ли Жаклин отца Линны? Или терпела его в благодарность за спокойную жизнь, которую он ей обеспечивал? Доставляла ли ей удовольствие близость с ним или значение имело только его богатство? А может, она была заложницей этой могущественной семьи?
И зачем она передала девочке свои колдовские тайны – из любви к ней или из жажды мести?
У Хейли не было ни малейшего желания ждать, куда в снах заведет ее дух, когда-то бывший Линной. Гораздо лучше, думала она, спровоцировать его на контакт.
Вместо того чтобы пойти домой, Хейли отправилась к Селесте. В то утро посетителей в магазине было больше, чем обычно. За занавеской из бус две дамы обсуждали с Селестой свои проблемы по-французски. Ожидая своей очереди, Хейли стояла за опирающейся на палку тучной, скрюченной подагрой креолкой и маленьким смуглым мужчиной в деловом костюме – половина его лица дергалась.
– Это продолжается уже несколько месяцев, – пояснил он, указывая на дергающуюся щеку. – Мама Селеста дает мне снадобье, чтобы избавиться от тика.
– А вы не обращались к врачу? – спросила Хейли и тут же поймала на себе осуждающий взгляд подагрической женщины – она посмела усомниться в почитаемой всеми святыне.
– Обращался. Они только и делают, что пичкают меня каким-то лекарством, от которого я становлюсь сонным и почти не могу работать. А мама Селеста знает, что делать.
Креолка одобрительно кивнула.
Селеста, конечно же, знает, что делать, подумала Хейли, наблюдая, как за занавеской деньги переходят из рук в руки. Тем не менее посетительницы выглядели довольными. В конце концов, кто она такая, чтобы задавать вопросы. Она ведь и сама пришла сюда за советом.
Хотя трое пришедших после нее посетителей листали книги в основном зале и не выказывали никакого нетерпения, Хейли сразу перешла к делу.
– Если Линна пытается связаться со мной, могу ли я как-нибудь ей помочь? – спросила она.
Селеста понимающе улыбнулась:
– Разумеется. Если бы вы не нервничали, когда я пришла в вашу комнатку, я бы сама вам это предложила. – И Селеста начала объяснять, что делать, деловым тоном, почти научно.
Хейли покидала магазин, унося ладан, настои дамиана и ореха готу-кола; масла, свечи, фетиши; заклинания, педантично выписанные красными чернилами; пленку с записью священных барабанов и тоненькую книжицу – руководство по контактам с душами умерших. Все это стоило недешево, но Хейли напомнила себе, что все равно не может отказаться от своей книги.
– Начните с упражнений, которые помогут вам расслабиться, – сказала Селеста, бережно заворачивая деньги и пряча их в сумку. – И не бойтесь экспериментировать. Боги вознаграждают творчески мыслящих просителей.
«Да, придется использовать творческие способности», – решила Хейли, поняв, что от мускуса у нее болит голова, а барабаны и песнопения лишь отвлекают внимание.
Вспомнив, для каких целей скорее всего использовалась комната Джо Моргана, она привязала фетиш к изголовью кровати. Пока грелась вода для чая, она поставила свечи по обе стороны монитора и положила перед одной из них конверт, в котором находились вырезки из газет, касающиеся смерти Линны.
Как научила Селеста, Хейли опустила в миску сливы, оросила их несколькими каплями рома и поставила миску на окно как подношение Легбе – духу, охраняющему границу между жизнью и смертью.
Чайник начал свистеть. Хейли заварила крепкий напиток из данных Селестой трав и добавила в него немного меда, чтобы снять горечь. Похоже, напиток оказал немедленный эффект – Хейли почувствовала необычайную бодрость. Она зажгла свечи, и ее рабочий стол превратился в подобие настоящего вудуистского алтаря. Хейли засмеялась – не потому, что все эти действия показались ей глупыми, а потому, что они показались ей единственно правильными. Теперь комната выглядела так, как, вероятно, хотела бы сама Линна, будь писательство ее ремеслом.
Интересно, а как работал Джо Морган?
Прежде чем сесть за стол, Хейли налила себе еще чашку травяного чая, смазала маслом лоб, тыльные стороны ладоней, кончики пальцев, потом зажгла яркие красные свечи.
– Линна, – прошептала она, наблюдая, как по свечам, словно медленно катящиеся слезы, стекают капельки расплавленного воска.
Хейли всегда удивляло, как сжимается время, когда она окунается в мир своих писаний.
Когда она приступала к работе, свечи были новыми, когда же она взглянула на них снова, они уже сгорели до основания, а на столе образовались горки оплавленного воска.
В висках стучало; боль была такой сильной, что отдавалась во всем теле. Должно быть, именно это чувствуют люди, страдающие мигренью, подумала Хейли. Она начала шарить в столе в поисках аспирина, и в это время у нее свело живот – она стремглав бросилась в туалет. Хотя она весьма плотно позавтракала, вырвало ее только желчью. Хейли почувствовала такую слабость, что пришлось сесть и сидеть до тех пор, пока силы не вернулись к ней.