Но наша Колбаска тоже решила проявить характер, и тут же дала понять наглецу и насильнику, что честь для неё - не пустой звук: едва Шархан полез к ней, как Колбаса пребольно укусила его за переднюю лапу.

 Это было уже слишком: обиженный Шархан заскулил от боли, забился в другой угол заднего сидения, и в знак презрения - а может, для того, чтобы скрыть обиду - повернулся спиною и к нам, и ко всему салону, и высунул свою морду в приоткрытое окно, наввстречу освежающему ветру. А моя Колбаса, глядя на это, сделала то же самое: высунула мордаху в противоположное окно, да так и поехала, размахивая ушами...

 А теперь представьте, как это смотрится снаружи: С пригорка по направлению к посту ГИБДД движется огромный чёрный джип с тонировкой. Из его задних окон с двух сторон торчат совершенно одинаковые тёмно-коричневые собачьи морды с огромными ушами - и эти уши, словно габаритные флажки, развеваются по ветру. Что должны думать гаишники? А?

 - Инспектор такой-то! - представился тормознувший нас сотрудник ГИБДД. Ещё двое его коллег, с интересом глядя на нас, подошли ближе, - что это у вас там такое? - спросил инспектор у сидевшего за рулём Саида, указывая жезлом на собак, которые пялились из окон, каждая в свою сторону.

 Саид тяжело вздохнул. Сделал паузу. И голосом, полным обиды и разочарования, густым голосом с сочным кавказским акцентом изрёк:

 - Да са свадыбы едэм, панымаешшь? Са свадыбы... Э-эх...

 Весь пост ГИБДД как стоял, так и лёг со смеха. На заднем сиденьи беззвучно ржал я. А Саид продолжал, как ни в чём ни бывало:

 - Ты, ынспэктор, нас атпусты - а то, у нас со свояком сэгодня ещщё дэла, да? Панымаешь?

 Говорить инспектор просто не мог: он только махнул нам рукой - езжайте, мол! - а сам остался ржать на своём посту. Думаю, эта "свадьба" и ему надолго запомнилась.

На фото: один из домов, построенных по индивидуальному проекту архитектора Владимира Павлова в Иркутске. Речь в рассказе идёт именно об этих домах.

 Давно собирался рассказать эту историю...

 Дед мой, хоть и занимал достаточно высокий пост в совецкой номенклатурной иерархии, был человеком достаточно весёлым и постоянно шуточки откалывал: то совецко-монгольскую войну чуть было не спровоцировал, то в Японию едва не сбежал... А в 1979 году переполошил московские Высокие Сферы рассказом о том, что власти города Иркутска со дня на день ожидают китайского вторжения, и готовятся отразить нападение маоистских агрессоров.

 Дед не был, кажется, знаком лично с тогдашним главным городским архитектором Владимиром Павловым - но получилось так, что своими архитектурными изысками Владимир Азарьевич очень даже подыграл деду в его шуточке. И даже, не столько подыграл, сколько спровоцировал деда на эту шутку. Деда я не осуждаю: московский снобизм и московское высокомерие уже стали притчей во языцех, а подчёркнутое безразличие московских начальников (что совдеповских, что нынешних) к Сибири тоже появилось не вчера.

 Но, прежде, чем я расскажу о том, что за шутку отмочил мой дедушка, необходимо сделать маленький экскурс в историю развития иркутской градостроительной архитектуры в 1960-е - 1970-е годы.

 Иркутску повезло: дело в том, что родной мой город в годы развитого донельзя социализьма был включён в некий элитный список городов совецкого союза, которым разрешалось самостоятельное проектирование городской застройки. Для бОльшей же части городов страны проекты домов, кварталов, улиц и площадей рисовали в проектных институтах Москвы и "ленинграда". Столичные "варяги" приезжали в какой-нибудь районный или даже областной "город NN", презрительно окидывали взглядом окружающее пространство, и презрительно бросали:

 - Тэ-эк! Здесь мы будем бить проспект! Эти домишки пойдут под бульдозер, эта старая каланча только уродует вид социалистического города - долой её! Эти церквухи - тоже долой: середина девятнадцатого века, поздний классицизм, типовой синодальный проект - короче, никакой историко-архитектурной ценности! Этот особнячок - оставить, что ли?... Да ладно, тоже долой! А жителей переселим в новый микрорайон на окраине - все довольны будут!

 Потом столичные архитекторы садились за план города, бегло изучали его - и, вооружившись линейками, рейсшинами и карандашами, принимались вычерчивать проспекты и улицы, шедшие строго под углом девяносто градусов друг к другу. При этом, "варягов" абсолютно не интересовало то, что с вот этим-то конкретным особнячком, этой-то конкретной церковкой или этим-то конкретным Кривоколенным переулком у жителей именно этого, конкретного города связаны и воспоминания детства, и лучшие дни юности... что на извилистую нитку этого Кривоколенного переулка, словно бусины на нить ожерелья, нанизаны не только личные воспоминания - нанизана сама История этого города.

 Ну, а дальше, когда проект был готов, его утверждали - и в бой шли бульдозеры, хоронившие под своими гусеницами Историю, и, вместе с кирпичами старинных особняков и доходных домов перемалывавшие Память. А горожан, у которых отобрали их историю и их память, местный горисполком переселял в очередные бетонные "черёмушки" на окраине. А центр города застраивался уродливыми типовыми театрами-кинотеатрами, универмагами (вечно пустыми!) и прочими "Домами Бытового Обслуживания". И, пока серый бетон не покрывался грязными подтёками и слоем городской копоти, всё это выглядело... красивенько. Не хуже, чем в точно таком же соседнем городе. Хотя и ничуть не лучше...

 Но Иркутску, как я уже сказал, в этом отношении повезло: бригады архитекторов-"варягов" не ехали сюда с целью всё разрушить "до основанья, а затем" возвести на руинах прошлого очередной унылый "город-сад". Нет, нельзя сказать, что прошлое в Иркутске совсем уж не крушили - крушили во время оно, да ещё как! Но к шестидесятым-семидесятым годам ещё многое осталось несокрушённым - а наступление более "травоядной" эпохи способствовало, среди прочего, и формированию несколько иного взгляда и на городскую среду, и на памятники прошлого. Хотя, конечно же, сносили потихонечку ветшавшую старую застройку - но того "архитектурного геноцида", как в других городах, в Иркутске никогда не было.

 Архитектор Владимир Азарьевич Павлов не был коренным иркутянином - он приехал сюда из Санкт-Петербурга (тогда ещё носившего кличку "ленинград"). Справедливости ради, скажу, что и ему, по началу, был свойственен тот самый "архитектурный максимализм", о котором мы уже говорили. Но это, скорее, объяснялось возрастом: молодой архитектор ехал из северной столицы в далёкий сибирский город для самореализации... Слава Богу, Владимир Азарьевич очень быстро понял, что приехал он не на пустое место, что Иркутск - не Tabula Rasa, но город со своей архитектурной школой и собственными архитектурными традициями.

 Сейчас, по прошествии времени, когда улеглись страсти и павловские многоэтажки "отстоялись" на иркутских улицах, уже можно смело сказать, что "карбюзьеанство" Владимира Азарьевича вовсе не уродовало и не калечило городскую среду - но, напротив, очень органично в неё вписалось, ещё лишний раз подчеркнув образ Иркутска, как "города, склонного к чудачествам". Но во второй половине семидесятых "городская общественность" думала иначе: с одной стороны, Павлова начала гнобить та часть "культурной элиты", которая собралась под знаменем одного нашего доморощенного "классика" и "печальника Земли Русской" - забыл его фамилию - а с другой стороны, павловские градостроительные инновации сильно не нравились тогдашнему Первому секретарю Иркутского обкома КПСС, товарищу Банникову. В конце концов, архитектору Павлову создали в Иркутске такие "благоприятные условия для работы", что ему ничего не оставалось, кроме, как вернуться с берегов Ангары на берега Невы.