На берегу озера Кон-Тики повелел выстроить город из больших белых каменных глыб, и из этого города, названного Тиахуанако, он посылал своих людей во все концы Перу. Его посланцы, люди с белой кожей и длинными бородами, проповедовали индейцам, что солнце сотворило Кон-Тики, а Кон-Тики создал людей. Белые наставники учили людей поклоняться солнцу и строить пирамиды, возделывать землю и организовывать общество.
Согласно легенде, Кон-Тики не поладил с людьми — собственными детьми. В их отношении к нему любовь постепенно уступила место ненависти. Люди начали угрожать Кон-Тики, и когда один из местных вождей убил нескольких его соратников, белокожий бог решил покинуть Тиахуанако.
Вместе со своими людьми Кон-Тики добрался до тихоокеанского побережья, там они построили из бальзового дерева плоты и, гонимые ветром, поплыли на запад; позднее так же поступили индейцы квакиутли, покинувшие свои жилища в районе Белла-Кулы.
На основе общества, созданного Кон-Тики, впоследствии построили свое царство инки. Они сохранили легенду о Кон-Тики и белых богах, и именно инки назвали Кон-Тики «Виракоча», что на их языке означает «морская пена». Когда-нибудь, говорили они, Виракоча обязательно вернется.
От инков европейцы узнали о бальзовых плотах и Кон-Тики. Такие плоты были в ходу у инков, когда в начале XVI века конквистадоры испанца Франсиско Писарро, одержимые золотой лихорадкой, но с Библией в руках растоптали царство инков. Писарро почти не встретил сопротивления. У него были белая кожа и борода, и инки подумали, что, как и предсказывала легенда, вернулся Виракоча. К счастью, посреди кровопролития конквистадоры нашли место и для мирных занятий. Испанские завоеватели привезли с собой летописцев, и именно благодаря их описаниям Тур Хейердал смог построить плот, очень близкий к оригиналу Кон-Тики. И если невозможно доказать, что почти полторы тысячи лет тому назад на таком плоту покинул берега Перу сын солнца, то, во всяком случае, точно известно, что существовал народ, который верил в это, считал его богом и сохранил о нем память. Этим народом были инки. Но предки Теи Тетуа, каннибала с Фату-Хивы, тоже сохранили память о божественном Тики, творце всех вещей.
— Откуда он пришел? — спросил Тур старика.
— С востока, — ответил Теи Тетуа.
Возможно, Тур и вспоминал этого каннибала, когда вместе с другими членами своей команды завершал строительство плота на верфи в Кальяо. Он, во всяком случае, не сомневался в том, что Кон-Тики, белый вождь и бог с озера Титикака «был идентичен белому вождю и богу Тики, сыну солнца», о котором рассказывал Теи Тетуа и которого все «обитатели восточных тихоокеанских островов почитали как своего прародителя»{544}.
И вот теперь, когда они собирались повторить на плоту путешествие бога солнца, как же еще можно было назвать плот, как не «Кон-Тики»? Тур принес кокосовый орех, молоком которого решили «окрестить» плот, и попросил сделать это Герд Волд. Двадцать седьмого апреля в 11.30 утра в порту Кальяо у Яхт-клуба собралось довольно много людей. Они внимательно следили, как Герд на высоких каблуках с трудом удерживала равновесие на круглых и скользких бальзовых бревнах. Вот она подняла кокос и с такой силой ударила им о нос плота, что молоко брызнуло вокруг. В газетах ее назвали la madrina de la balsa[33].
Крещение. Секретарь экспедиции Герд Волд крестит плот соком кокосового ореха. «Кон-Тики» — имя солнечного божества, которое, согласно легенде, взяло с собой свой народ с озера Титикака и отправилось по морю на запад
Большое количество народу, прежде всего чиновников и журналистов, свидетельствовало о том, что плот стал знаменитым, еще не успев отправиться в путь. На причале стояли послы трех великих держав — США, Великобритании и Франции, — и даже китайский посол прибыл из своей резиденции в Лиме. Были представлены и перуанские власти, явились также посланники Норвегии, Швеции и Бельгии.
Тур произнес речь, и все захлопали — даже американский посол, который делал это с явной неохотой. Он предпринял колоссальные усилия, чтобы отговорить Тура от путешествия на плоту, — отчасти потому, что если что-нибудь случится и придется посылать спасательную экспедицию, то расплачиваться будут американские налогоплательщики, а отчасти потому, что поверил в басню о запланированном самоубийстве столь экзотическим способом.
— Ваши родители будут огорчены известием о вашей смерти, — предупреждал он Хейердала{545}.
Однако Тур был непоколебим. Теперь, когда плот был готов и покачивался у причала порта Кальяо, он еще больше верил в свою теорию и искусство инков строить плоты.
Ничего не боялся и шведский этнолог Бенгт Даниельссон, который после недолгих переговоров стал шестым участником экспедиции. Тур познакомился с ним в феврале в Лиме, когда приехал туда, после того как были срублены бальзовые бревна. Он сидел в гостинице, когда вдруг раздался стук в дверь. «Вошел высокий загорелый парень с окладистой бородой и в тропическом костюме». Вряд ли Тур когда-либо видел человека, так похожего на путешественника-первооткрывателя{546}.
Посетитель сказал, что его зовут Бенгт Даниельссон, ему двадцать пять лет, он — этнолог из Упсалы и пишет докторскую диссертацию в университете Сиэтла. Он только что прибыл из джунглей Амазонки, где участвовал в шведско-финской научной экспедиции, измерял черепа и изучал жизнь южноамериканских индейцев.
Вместе с одним геологом он собирался продолжать свои исследования вокруг Тиахуанако около озера Титикака. Тур слегка вздрогнул, когда услышал об этом: «я почувствовал себя так, как будто кто-то наступает мне на пятки», — ведь он сам собирался когда-нибудь, когда будет время, вместе с Эриком Хессельбергом отправиться в Тиахуанако — город Кон-Тики. Однако в Лиме Даниельссон услышал про экспедицию на «Кон-Тики» и отважился постучаться в дверь к Хейердалу, чтобы узнать, в чем заключается его теория.
Несмотря на «отдавленные пятки», Тур рассказывал долго и подробно. Возможно, этому не следует удивляться: он вовсе не был избалован вниманием со стороны ученых — они не проявляли особого интереса к его работе. Красноречию Хейердала способствовало и то, что Бенгт принадлежал к людям, умевшим слушать. «Вначале он был настроен скептически, но, в конце концов, пришел в восторг и загорелся моей идеей. Он сказал, что теория логична, а экспедиция — просто фантастика». Разговор закончился тем, что Даниельссон попросился в члены экспедиции{547}.
Тур не мог дать ответ сразу, поскольку должен был посоветоваться с остальными участниками, а также — не в последнюю очередь — с норвежским военным атташе в США полковником Мунте-Косом, который был весьма озабочен, как экспедиция отразится на имидже Норвегии в Америке. Именно поэтому с самого начала было решено, что в экспедиции примут участие только норвежцы. И вот Тур пишет полковнику в Вашингтон о своем желании включить в члены экипажа «Кон-Тики» Даниельссона, сообщая, что «единственное „но“ состоит в том, что он не норвежец, а швед».
Но еще до отправки письма он для себя уже принял решение. Даниельссон произвел на него очень приятное впечатление, а, кроме того, ему не нужно было покупать билет для перелета через Атлантику или из США — он «был готов к употреблению» на месте отправления плота. Даниельссон был ученым, и Хейердал заявил, что он будет полезен экспедиции: швед не только повысит научный уровень исследований, но и «станет добровольным и полезным сторонником моего нового „учения“»{548}. К тому же Тур считал, что швед как член экипажа, окажет честь норвежской экспедиции.
