В конце весны 1946 года рукопись была готова. Тур связался с судоходной компанией «Фред Ульсен», чтобы заказать каюту на теплоходе, который поплывут через Атлантический океан.
Для Лив его решение отправиться в США не стало неожиданностью — Нью-Йорк был центром исследований цивилизаций Тихого океана, и Тур, конечно же, хотел продемонстрировать там результат многолетнего труда, иначе вся его работа могла оказаться напрасной. Лив поддерживала мужа, но уже не так рьяно, как раньше. Ей вовсе не хотелось после долгой разлуки снова остаться одной с детьми. К тому же Тур время от времени заводил разговоры о путешествии на плоту, и хотя они казались Лив далекими от реальности, становилось ясно, что проекту не видно конца. Война и долгая разлука привели к тому, что между супругами возникла какая-то неопределенность. Все было не так, как прежде, и когда Тур собрался в путь, отношения между ними не улучшились.
Когда война окончилась, и они снова оказались вместе, Лив исполнилось двадцать девять лет, а Туру скоро должен был исполниться тридцать один. Они были молоды, и их по-прежнему объединяли взаимная любовь и жажда новой, насыщенной событиями жизни. Все это нашло отражение в переписке. Однако вскоре после долгожданной встречи они поняли, что совместная жизнь не ладится.
Пока шла война, они не просто жили врозь, но находились в различной среде и в разных условиях. Если Тур подчинялся строгой солдатской дисциплине, то Лив жила как гостья в роскошном особняке. Если Тур терпел лишения и унижения и страдал от бесцельности существования, то Лив пользовалась уважением и вела жизнь, насыщенную событиями.
Раньше Тур все время подчеркивал, как они с Лив похожи, как одинаково они думают, чувствуют, смотрят на жизнь и ощущают ее смысл. Именно благодаря схожести характеров они смогли вместе отправиться на Фату-Хиву. Когда же Лив вернулась из США, Тур с ужасом заметил, как сильно она изменилась. Сам Тур изменился мало, но теперь многие его качества, которые Лив раньше нравились, начали ее раздражать.
Первая перемена заключалась в том, что она начала курить. Тур не мог и не хотел с этим мириться. Против курения восставала его природолюбивая душа: курить вредно для здоровья и поэтому глупо. Кроме того, он считал, что курение — признак современного упадка морали и связано со слабостью характера{451}. В письмах из Шотландии Тур спрашивал жену, не начала ли она курить, но Лив делала вид, что не замечает вопроса, — она знала, как он будет реагировать. А когда он наконец получил ответ, то воспринял это как предательство.
Еще хуже было то, что у них появились разногласия во взглядах на войну, и это отражало зарождающиеся различия в мировоззрении. Для Тура солдат по-прежнему был антигероем, символом отвергаемого им мира. Для Лив после войны солдат стал героем, символом чего-то очень важного{452}.
Тур видел войну вблизи. Западные державы выиграли ее, и он гордился тем, что внес в это свою лепту. Однако он был уверен в том, что союзники победили не благодаря умелому ведению боевых действий, а потому что немцы воевали еще хуже{453}. С точки зрения Тура, победа не решила главную проблему: общество как было, так и осталось больным, — убийство многих миллионов человек не сделало его здоровее.
Лив не сталкивалась с ужасами войны, она жила в стране, где солдата превратили в идола, а оружие — в часть национальной души. По мнению Тура, она идеализировала солдат именно потому, что никогда не видела настоящей войны{454}.
И если война сделала Тура еще большим антимилитаристом, чем раньше, то Лив двигалась в противоположную сторону. Поэтому война для них превратилась, к обоюдному изумлению, в трудную тему для разговора.
Вновь возникал вопрос — на что они будут жить? Мать двоих детей, Лив больше чем когда-либо ранее хотела быть уверенной в завтрашнем дне — ей надоело жить в постоянном напряжении. Во время войны вышли новое издание книги Тура о Фату-Хиве и ее перевод на датский язык. Таким образом, по возвращении домой их ждали кое-какие деньги. Кроме того, Тур получил от отца из Ларвика ценные бумаги в счет будущего наследства. А что дальше?
После возвращения домой в Норвегию семья отпраздновала дни рождения маленького Тура и малыша Бамсе — им исполнилось семь и пять лет. Они и раньше были озорниками, а сейчас требовали усиленного внимания. Но поскольку рукопись стояла как стена между Туром и мальчишками, все родительские обязанности легли на Лив. В силу необходимости она больше занималась сыновьями, чем Туром, и уже не успевала перепечатывать на машинке то, что он писал от руки{455}. У Тура же возникло впечатление, что Лив уже не разделяет его идей. Противоречия накапливались, и понемногу чувства, которые они испытывали друг к другу, начали осла бевать. К весне Тур почувствовал, что Лив охладела к нему{456}. Новый медовый месяц, которого он так ждал, не наступил.
Братья. Тур-младший и Бамсе отметили по прибытию в Норвегию седьмой и пятый дни рождения
Однако вместо того, чтобы заметить «бревно» в собственном глазу, он стал сваливать вину на свою мать.
«Она имела на Лив огромное влияние, <…> и Лив испытывала к ней огромное уважение. <…> Так что когда мы с Лив расходились во мнениях насчет воспитания детей, она всегда слушалась мою мать. А я чувствовал себя униженным. <…> Под влиянием матери они объединялись… <…> и относились ко мне как к мальчишке, а не как к отцу сыновей»{457}.
Ему вспомнились детские обиды. Как отец тайком прокрадывался к его кровати и они вместе читали «Отче наш», а мать приходила и разрушала их идиллию, недовольно спрашивая отца, чему это он учит ребенка. Тур помнил теплоту и радость, возникавшую во время этой молитвы, и с некоторых пор стал приходить перед сном к маленькому Туру и Бамсе, чтобы прочитать молитву{458} в надежде на то, что они почувствуют такое же тепло. Лив это не нравилось. Она считала, что вопрос веры мальчики должны решить для себя сами{459}.
Тур не был ревностным христианином, но все же он был шокирован, когда в один прекрасный день выяснилось, что Лив во время пребывания в США стала атеисткой{460}. Он не верил в церковь, но признавал существование во вселенной некоей духовной силы, причем силы доброжелательной. Лив решила быть последовательной и официально вышла из государственной церкви[30] {461}. Туру подобное в голову не приходило, хотя в конфликт со священниками и церковью он вступил очень давно — еще когда подростком готовился к конфирмации.
Причины изменения взглядов Лив, возможно, следует искать в атмосфере, царившей в доме судовладельца Ульсена. Супруги Генриетте и Томас Ульсен придерживались христианских заповедей, но особой религиозностью не отличались. По воскресеньям их не видели в церкви, а если в доме заходил разговор о христианстве, то только потому что судовладелец ненавидел иезуитов и любил порассуждать о зле, которое они натворили на протяжении истории{462}. А, может быть, на Лив оказал влияние американский материализм: ведь она всегда была рационально мыслящим человеком.
