Потом зажгла несколько свечей и написала записку мистеру Берку, сообщив о вспышке оспы среди придворных принцессы Мэри, а также о том, что Грейстил, возможно, тоже заболел. Кроме того, Велвет потребовала от управляющего, чтобы тот держался подальше от ее мужа. Стараясь не шуметь, она вышла из комнаты, пересекла холл и сунула записку под дверь мистера Берка.

А потом она вдруг почувствовала, что ее неудержимо тянет к мужу — хотелось заглянуть в его спальню и проверить, не заболел ли он. Немного помедлив, Велвет подошла к лестнице и поднялась на второй этаж. Затаив дыхание, повернула ручку двери, тихонько проскользнула в комнату и подошла к постели. Сначала ей показалось, что муж крепко спит, но тут луна вдруг вышла из-за тучи, и Велвет увидела, что Грейстил, совершенно нагой, лежит на постели без движения, с широко раскрытыми глазами. Протянув руку, она коснулась его плеча и тут же почувствовала, что от него исходит нестерпимый жар. Велвет не на шутку встревожилась.

— Грейстил! — воскликнула она.

Когда же она прикоснулась к его лбу, у нее не осталось никаких сомнений: было совершенно ясно, что у Грейстила жестокая лихорадка. Велвет зажгла все свечи, какие только нашлись в комнате, и с подсвечником в руке снова подошла к постели. Открытые глаза Грейстила лихорадочно блестели, лицо и шея побагровели, а сухие губы растрескались.

— Воды… — в беспамятстве пробормотал он.

Велвет бросилась к умывальнику и налила в чашку немного воды из кувшина. Приподняв голову мужа, она поднесла чашку к его пересохшим губам. Когда он напился, она налила остатки воды из кувшина в миску и, прихватив с собой губку и полотенце, вернулась к кровати. Намочив полотенце, обтерла его лицо, шею, грудь и руки.

Внезапно послышался стук в дверь, и Велвет, приблизившись к ней, спросила:

— Кто там?

— Это Берк, миледи… Я только что прочитал вашу записку. Хочу вам сказать, что не может такого быть. Думаю, вы ошиблись и…

— Увы, не ошиблась, — перебила Велвет. — У него сильнейший жар. Так что вам ради собственной безопасности лучше перебраться в пристройку, где живут слуги. За Грейстилом буду ухаживать я одна. Впрочем, вы можете мне помочь и не подходя к постели милорда.

— Очень жаль, что ваш муж заболел, леди Монтгомери. Рассчитывайте на меня. Я готов выполнить любое ваше поручение.

— Как только закончится снегопад, перенесите, пожалуйста, мой багаж из кареты в дом. Она застряла в начале подъездной дорожки. Кроме того, вам с моим кучером Недом придется помочь миссис Клегг запастись хворостом и дровами. Мне также потребуется вода для ванн и омовений, а также напитки для облегчения жажды больного. Что касается напитков, то подумайте, какие наилучшим образом подходят для этой цели. Вы человек многоопытный, мистер Берк, и я всецело на вас полагаюсь.

— Благодарю вас, миледи.

— Но к двери больше не подходите, а оставляйте то, что будете приносить, на верху лестницы. Там же оставляйте свои записки, если у вас возникнет нужда что-нибудь мне сообщить.

— Что вам потребуется в первую очередь, миледи?

— Пустое ведро и свежая питьевая вода. Заранее благодарна.

Сев у постели, Велвет внимательно посмотрела на мужа. Она не знала, способен ли он воспринимать ее слова, но знала, что должна говорить — хотя бы ради собственного успокоения.

— Грейстил, я знаю, как плохо тебе сейчас, но ты почему-то удерживаешься от стонов. Знаешь, я уверена: если ты будешь стонать, тебе станет легче, любовь моя.

Он шевельнулся, но не издал ни звука. Велвет же вновь заговорила:

— Рассвет почти наступил. Ветер утих, и снег идет уже не так сильно, как прежде. Как только снегопад прекратится, а на небе появится солнце, Роухемптон станет еще прекраснее. Я люблю этот чудесный старый дом. Это лучший подарок, какой мне когда-либо делали, и я, Грейстил, всем сердцем благодарна тебе за него.

— Воды… — пробормотал он.

Велвет поднялась со стула и отправилась к лестнице. Там, на верхней ступеньке, она нашла пустое ведро и кувшин с питьевой водой. Налив воды в чашку, она подошла к кровати и снова приподняла голову мужа, чтобы он мог напиться. Жар по-прежнему сжигал его, и, пока он пил, Велвет возносила молитву Господу и просила сделать так, чтобы эта вода хоть немного уменьшила его страдания и ослабила лихорадку.

Через некоторое время она услышала какой-то шум в холле. Отправившись выяснить, что происходит, Велвет обнаружила на верху лестницы ведро с теплой водой и записку, в которой мистер Берк сообщал, что положил в воду для омовения листья огуречника, от чего вода через некоторое время должна приобрести красноватый оттенок. Он также писал, что в данный момент кипятит воду с листьями и семенами все того же огуречника, так как этот отвар в охлажденном виде — обычное средство при лихорадке.

Когда Велвет в очередной раз обтирала мужа полотенцем, она увидела на его теле старые шрамы от ран, которых прежде не замечала. Шрамы напомнили ей о том, что Грейстил провел большую часть своей жизни в сражениях — сражался, чтобы возвести Чарлза на престол.

— Эту битву ты просто обязан выиграть, — сквозь слезы пробормотала она.

Когда наконец наступило утро, Велвет заметила, что глаза Грейстила закрылись — судя по всему, он погрузился в сон. Часом позже она нашла на верху лестницы свой саквояж и ящик с картиной.

— Упаковка, слава Богу, не повреждена. Значит, в ящик они не заглядывали, — с облегчением вздохнула Велвет.

Весь день она ухаживала за мужем, но никаких изменений к лучшему не замечала — жар по-прежнему сжигал его, и Велвет со страхом ожидала наступления ночи.

В очередной раз напоив Грейстила отваром из огуречника, она заглянула в его блестевшие от лихорадки глаза и отчетливо проговорила:

— Грейстил, ты слышишь меня? Ты слышишь меня, капитан Монтгомери?

— Мне холодно, — пробормотал он.

Велвет натянула на мужа все имевшиеся в комнате одеяла и подоткнула их с боков и вокруг шеи. Прикоснувшись к его щеке, она поняла, что температура у него поднялась еще выше. Она подошла к камину и подбросила в него еще угля и дров. Приблизившись к кровати, спросила:

— Теперь тебе стало теплее, любимый?

Словно в насмешку над ее усилиями, он стал сотрясаться от дрожи и клацать зубами.

— Холодно… Ужасно холодно…

Велвет испугалась. Ведь если Грейстилу так холодно, то он, наверное… скоро умрет! Бросившись в гардеробную, она достала из шкафа еще одно одеяло и накрыла мужа, но он продолжал дрожать. Тогда она сбросила с себя всю одежду, скользнула под одеяла и заключила мужа в объятия.

— Мое тело оттянет жар на себя… — шептала она. — Любимый, ты чувствуешь, как сжигающее тебя пламя уходит?

Вскоре дрожь Грейстила стала затихать, и, успокоившись, он затих в ее объятиях. Велвет потерлась щекой о его плечо и, едва не задохнувшись от перехвативших горло слез, прошептала:

— Если ты сегодня ночью умрешь, значит, мыс тобой спим вместе в последний раз. — Тихонько всхлипнув, она добавила: — Грейстил, я люблю тебя больше жизни… Чувствуешь, как моя любовь входит в тебя?

Когда Велвет проснулась, рассвет уже окрасил небо в розовые тона. Она сразу поняла, что лежит, прижавшись к спине Грейстила. И сразу же почувствовала на груди влагу, образовавшуюся между их телами. Решив, что лихорадка Грейстила пошла на убыль, она отбросила одеяло, чуть отодвинулась от мужа и в ужасе замерла, увидев образовавшиеся у него на спине «горошины», наполненные прозрачной жидкостью. Некоторые из них лопнули — оттого-то она, наверное, и почувствовала у себя на груди влагу.

Быстро выбравшись из постели, Велвет обошла кровать и, заглянув в лицо Грейстила, обнаружила, что он тоже проснулся.

— Ты понимаешь, что я говорю, любимый? — спросила она.

Грейстил в ответ чуть прикрыл глаза, и Велвет решила, что он ответил утвердительно. Заметив, что он облизал кончиком языка сухие, растрескавшиеся губы, она налила в чашку отвар огуречника, добавила туда воды и поднесла чашку к его губам. Грейстил выпил все до капли, и ей показалось, что он вздохнул с облегчением.