На утро четвертого дня в джунглях наступает тишина. Это происходит так внезапно и так бескомпромиссно, что я выглядываю за шторку, ожидая увидеть, что Бог перенес нас в другое место и другое время. Но шелково-хлопковые деревья все еще маячат над нами, их темные непроницаемые стволы окружены рассеянным светом. Те же самые пальмовые листья отчаянно парят вокруг них в поисках солнечного света.

В двух каретах впереди лорд Гектор спрыгивает с крыши на землю, обнажив меч.

Наша процессия большая и шумная из-за скрипа колес карет, фырканья лошадей и лязга доспехов. Тем не менее, до того джунгли и не собирались почтить наше присутствие тихим благоговением. Рядом со мной леди Аньяхи начинает бормотать молитву.

Затем вдалеке раздается барабанный бой. Я не могу определить, где именно, но дребезжащее эхо отдается пустотой в моей груди. Снова раздается грохот, уже ближе.

Кареты резко останавливаются.

Нет.

Стража Алехандро действовала интуитивно. Они почувствовали опасность и остановили процессию, чтобы занять круговую оборону. Куда ни кинь взгляд, везде листва, и если бы я высунулась из окна кареты, мои пальцы могли бы достать до пальмовых листьев. Впрочем, невидимое копье врага может достать меня так же легко.

Впереди виднеется небольшая поляна, где деревья расступаются по сторонам дороги.

— Лорд Гектор! — кричу я, мое сердце бешено колотится. Он смотрит на меня, его грудь вздымается с долгими, выверенными вздохами. Но я знаю, что все понимаю правильно. «Война прекрасная» посвящает целые эпизоды обсуждению тактики противника. — Езжайте вперед. Мы должны увидеть, как они подойдут!

Он кивает в ответ и выкрикивает приказ, пока новый залп барабанного боя пробивает брешь у меня в груди. Лошади в гневе брыкаются в ответ, но тянут нас вперед, к поляне.

— Аньяхи, Химена. Мы должны лечь вниз, подальше от окон.

Карета пошатывается, когда они сползают с сидений. Мы втроем неловко, с трудом протискиваемся в пространство между скамейками.

— Стража Его Величества самая лучшая в мире, — уверенно дышит Аньяхи. — Нам ничего не угрожает.

Однако ее рука сжимает мою до синяков.

Свободной рукой я тянусь к двери, пока не дотягиваюсь и не задвигаю защелку. Мысль о том, чтобы покинуть кареты, пугает меня, и я представляю нас троих, лежащих на земле. Я надеюсь, Аньяхи права, и нам не грозит опасность.

Барабанная дробь становится все быстрее и громче. Я ударяюсь плечом о скамью, когда карета трогается. Я не смею подняться, чтобы выглянуть в окно, но надеюсь, что мы уже на поляне. Я слышу шаги и глухие приказы лорда Гектора, затем металлический скрежет.

Что-то ударяется о карету. И еще раз. Вскоре каменный град начинает барабанить о деревянные стенки. Я слышу стук возле своей головы. Блестящие черные точки стрел протыкают стены насквозь буквально возле моего носа. Мое лицо горит. Слишком жарко, слишком душно, трудно дышать. Божественный камень в пупке леденеет, и я задыхаюсь от удивления. Он никогда раньше не остывал.

Я чувствую, как нагрелись панели под моими ладонями. Слишком сильно. Едкий запах горящего дерева режет нос, а Божественный камень продолжает пульсировать холодом, словно предупреждая.

Аньяхи скулит:

— Пожар!

Наша карета наполняется дымом, и снаружи раздаются отчаянные крики.

— Принцесса! — вопит кто-то. — Быстро к принцессе!

Но голос слишком далеко.

Я ищу на стенке кареты защелку двери. Она открывается, и мы вываливаемся в холодный, свежий воздух под карету. Я падаю на что-то, что трещит под моим весом. Аньяхи кричит.

У меня нет времени выяснять, насколько больно я сделала ей. Лошади чуют дым и начинают брыкаться в упряжке. Мы в любой момент можем оказаться под колесами. Я жалею, что у меня нет с собой ножа, чтобы освободить лошадей, почувствовать какую-то власть в своих руках. Карета кренится вперед. Позади и слева от меня я вижу ногу Аньяхи, неестественно вывернутую, лежащую прямо на пути колеса.

Мне становится плохо.

— Аньяхи, ты должна затащить ногу под карету.

— Я не могу! — рыдает она.

Я хватаю ее за подмышки и тяну. Химена делает то же самое с другой стороны, но Аньяхи большая, а я никогда не отличалась физической силой. Лошадь пятится назад. Кареты скрипят. В панике Химена и я дергаем Аньяхи к нам, но мы лежим под таким неудобным углом, прижавшись к земле, что, увы, это недостаточно.

Звенит сталь, карета трясется. Кто-то перерезал ремни упряжи, и слезы облегчения жгут мои глаза.

Не понимаю, что делать дальше. Карета нас прикрывает, но она горит. Сейчас дым уже облизывает днище кареты, свернувшись вокруг панели, словно пепельная змея. Перед глазами мелькают ноги. Наши враги — босоногие демоны, практически голые и разукрашенные в черно-белые полоски. Ножные браслеты из мелких костей гремят, когда очередной демон скрывается или снова выбегает из джунглей. Они выбегают, обходят, исчезают; затем появляются другие. У их атаки нет четкого рисунка. Она случайная, непрерывная, беспощадная.

В нескольких шагах от нашей горящей кареты видна огромная пещера, образованная корнями хлопкового дерева. Я бы могла быстро до нее добраться, и Химена тоже, но вряд ли это сможет сделать Аньяхи со своей сломанной ногой.

Я поворачиваюсь к своим фрейлинам.

— Мы должны выбраться отсюда, пока карета не упала.

Они кивают, и я вижу круглые щеки Аньяхи, вымазанные грязью вперемешку со слезами. Мое сердце делает скачок, я очень не хочу потерять одну из них.

— Химена и я пойдем первыми, — говорю я Аньяхи. — Потом мы вытянем тебя за руки.

Я очень надеюсь, что стоя у нас получится сделать то, что не получилось лежа под каретой.

— Аньяхи, только ты не должна кричать, как бы больно тебе ни было.

Аньяхи прерывисто дышит. Затем она отрывает полосу ткани от подола дорожного платья. Меня распирает от гордости за нее, когда она комкает ткань и засовывает себе в рот. Я готова, говорит ее взгляд.

Тем не менее мы ждем. Бой идет слишком близко. Оттуда, где мы лежим, мы видим обнаженные тела, окрашенные сапоги из жесткой телячьей кожи. Человек падает на землю прямо передо мной, и я залезаю обратно под карету. Его глаза открыты и выделяются белизной на черном лице. Его волосы такой же длины, как и мои, но скручены в толстые комки. Он лежит неподвижно. Осторожно, с бешено колотящимся сердцем, я вырываю каменный нож из его все еще теплой руки и запихиваю его за лиф своего платья.

Наконец я вижу хоть какой-то просвет в боевых действиях и делаю судорожный жест Химене. Мы выползаем на четвереньках из-под кареты. Стоит мне приподняться, как у меня подворачивается нога, но я упрямо встаю и выпрямляюсь. Пока вокруг никого не видно, мы подхватываем Аньяхи под руки. Она громко стонет в кусок тряпки, пока мы тянем ее. Ее глаза плотно сжимаются, лицо сильно краснеет. Затем она идет вяло, как будто в бессознательном состоянии. Пока мы тянем ее к пещере, я каждую секунду ожидаю получить стрелу в грудь. Пот стекает по моей спине и по животу. Позади меня у Химены распустился пучок, и ее волосы теперь свисают, растрепанные, ниже плеч. Постепенно мы подходим к границе джунглей. Земля уходит вниз, когда мы залезаем под корни. В темноте прохладнее и спокойнее. В маленькой пещере достаточно места для нас троих. Я пытаюсь отдышаться, крепко держа на плечах Аньяхи, я чувствую облегчение от того, что мы смогли проделать этот путь.

Сейчас мне гораздо лучше видно битву. Стражник моего мужа, кажется, в состоянии выстоять против этих странных дикарей. Они сражаются спина к спине, щитом заслоняясь от стрел. Тела с обеих сторон падают наземь, и мой желудок протестует против запаха горящей плоти. Наша карета превратилась в преисподнюю. Я чувствую, как Химена рядом вздрагивает, когда пылающий каркас обрушивается на землю, разбрасывая снопы искр во все стороны. Еще чуть-чуть, и мы бы сгорели.

За обломками кареты двое дикарей прижали одного из наших стражников к дереву. Мне не видно его лица, но я вижу его тело, застывшее в панике.