— Хороших мало, вспомни дельфийскую мудрость.

— Да уж как-то совсем мало. Потому трудно порой любить людей, хотя — надо! Хочется иной раз, как Сократ, зажечь факел средь бела дня и кричать в толпу: «Ищу человека». Земля для сорняка — родная мать, а полезные для жизни овощи вырастить очень трудно, правильно сказал Эзоп. Зато иногда и в сорняке встречаются такие красивые цветы! Это уже я сказал, имея в виду людей, которых я люблю, — бодро прибавил он.

Солнце исчезло за горами, позолотило горизонт, а небо окрасилось в легкий сиреневатый тон, какая картина — глаз не оторвать. Александр рассматривал это обыкновенное чудо с удивлением и благодарностью — за чудо и за ежедневность. Он отметил про себя, что без Таис видит мир, большой, сложный, а красоту мира — только с ней.

— Детка, спой, давно ты мне не пела.

Таис не надо было повторять дважды. Конечно, милый мой, от всего сердца, если хочешь…

Александр смотрел на нее, целуя глазами.

— Пифагор Самосский — чародей чисел, говорил, что музыка приближает нас к миру богов. Да-да. Это он тебя не знал, — прибавил Александр, смеясь.

— Что бы он тогда сказал?

— Ничего. Ему бы некогда было не то что говорить, но думать. Хоть о числах, хоть о гармонии. Одна бы мысль владела его существом, одно желание — носить тебя на руках, посвятить всю жизнь тебе.

Опять было непонятно, да какой степени он шутит.

— Ах, неужели бы я стала на пути знания? Мне приятней было бы стать вдохновительницей, чем помехой в поисках истины. Я, что ли, тебе помеха? — поинтересовалась Таис.

— Помеха? — Александр задумчиво посмотрел вдаль. — Я пришел к себе и принял свою судьбу. Знаешь поговорку: идущего судьба ведет, упирающегося — тянет. Поэтому глупо упираться. — Он усмехнулся. — А судьба моя — разрушать старое и создавать новое. Я живу свою жизнь. Иногда, очень редко, как сейчас, у меня возникают сомнения: Удивительно, что так редко, если учесть, что во мне не только божественного много, но и демонического не меньше. Но я человек долга и сознательно несу ответственность. Нет, я так хочу. Мне правится быть хозяином жизни, преодолевать себя и обстоятельства, пытаться менять что-то в этом мире… или не менять. И я тешу себя надеждой, что ты не очень несчастна со мной таким. Хотя характер у меня плохой, вспыльчивый.

— Зато отходчивый.

— Но со мной ведь нелегко, я бываю неуправляемым, бешеным, как Гефестион говорит.

— У тебя сильные чувства, и их непросто удерживать. Пылкому человеку трудно сохранять хладнокровие. Но я-то знаю, чего от тебя ждать, так что… мне все нравится! Ах, любимый, любимый, будь таким, какой ты есть, только будь!!!

Поток дел снова захватил Александра. «Я пленяю только твои взгляды, а дела пленяют все остальное», — шутила Таис. Приятные и неприятные события чередовались. Огорчило Александра ограбление могилы основателя персидской державы Кира Великого. Он приказал восстановить гробницу. Кир, как будто предвидя судьбу своего праха, повелел написать на надгробье: «О, человек, не завидуй мне, что у меня этот памятник». Зависть переживает века, а почтение чужих заслуг — нет. А вот Александр имел редкий дар ценить чужие заслуги. Кир с детства был одним из его героев. Мирская слава проходит, если ей позволяют проходить и предают ее забвению.

Да разве только это? Орксина, сатрапа Персии, опустившегося до ограбления персидских храмов и творившего беззакония над жителями сатрапии, Александр приказал казнить, а сатрапом назначил Певкеста, который выучил персидский язык, надел индийскую одежду, перенял обычаи вверенной ему страны и управлял сатрапией справедливо и достойно, к удовлетворению Александра и самих персов.

Александр по-прежнему упрямо преследовал свою трудную цель — сблизить персов и эллинов, приучить их к мысли жить в мире и дружбе на одной земле без границ. Он надеялся, что войны закончатся тогда, когда все земли будут объединены под единой справедливой властью, и у людей не останется причин ненавидеть и воевать друг с другом.

Новая эра Александра должна ознаменоваться новыми человеческими отношениями, иначе зачем все было: весь поход, все жертвы? Старые обиды отомщены, надо наконец поставить точку и начать новую жизнь, не отягощенную враждой, презрением, суждением о людях по национальному, а не человеческому признаку. Не кто ты — перс-варвар или эллин, а каков ты — порядочный, терпимый к другим человек или узколобый националист и фанатик своей веры. На это благое дело тратил он все свои силы и всю свою власть. Это было как раз то, что Александр хотел «изменить в мире», как он это называл.

Но удел гения — остаться непонятым своими современниками. К сожалению, далеко не все откликались на его идеи, опередившие не только время, но и уровень развития человеческой натуры. Каждый понимает лишь то, что доступно его пониманию. Новые взгляды с трудом пробивают дорогу через заслоны держателей старых устоев с закостенелыми мозгами; люди боятся терять привычное, страшатся всяких изменений, особенно если они происходят так быстро. Но Александр шел на этот риск. «Мечтатель», — называл его Гефестион. — «Или провидец», — улыбался в ответ Александр.

Свой следующий шаг в деле слияния народов в одну семью Александр собирался предпринять в Сузах. Он задумал переженить представителей македонской верхушки с девушками из знатных персидских семей и узаконить существующие союзы тысяч македонских солдат с персиянками. И все это обставить с размахом — как праздник народов. Герои его любимой «Илиады», разрушив Трою, превратили княжеских и царских дочерей в рабынь и наложниц. Александр позаботился о том, чтобы персиянки стали законными женами, а не невольницами победителей. Пусть это была капля добра в море того горя, что принесла война поверженным народам, но это был жест сожаления и примирения, и потому — хорошее начало.

К сожалению, об этих планах Таис узнала не из первых рук, а от Птолемея. Так получилось, что Александр был слишком занят разбором дел о беззакониях правителей Сузианы, отчетами, проверкой жалоб и судом, и не видел Таис несколько дней. Таис же занималась выполнением своего долга — воспитанием сыновей. Эта работа приносила ей удовлетворение, счастье ей приносил один Александр. Она радовалась, что дети хорошо развиваются, здоровы и веселы, что все идет без сбоев, своим чередом, благодаря ее добросовестным усилиям. Но сердце мало участвовало в этих заботах, оно было отдано другому мальчику — с золотыми кудрями, строящему крепости из мокрого песка у моря «в солнечных бликах и дружных дельфинах». Это была ее настоящая жизнь, с ним и для него, все остальное — выполнение долга.

Птолемей, едва скрывая любопытство, спросил, знает ли она о планах Александра жениться на дочке Дария и переженить гетайров на персиянках. Таис, вечной улыбкой защищая себя от влияний мира, чаще вредных, чем приятных, подняла спокойные глаза и ответила «нет». Про себя же продолжила: «Нет, дорогой Птолемей, ты не дождешься от меня ни растерянности, ни смятения».

— Ну и кто же достанется тебе? — поинтересовалась Таис с той же улыбкой.

— Дочь Артабаза Артакама. Через нее я породнюсь с Евменом, который женится на ее сестре Артониде. А Гефестион породнится с Александром, женившись на Дрипетиде.

— Ну, что ж. Пусть даруют боги счастье всем участникам этой большой свадьбы.

— Думаешь, я хочу жениться? — стал оправдываться Птолемей.

— Это не освобождает тебя от выполнения долга по отношению к твоей новой жене, — перебила его Таис.

— Какого долга?

— Сделать Артакаму счастливой.

— Если она не будет этому противиться, — сказал он, и это была первая честная фраза во всем разговоре.