— Да, господин Ортег.

Хэйсоа вдумывалась в услышанное. Так вот что задумал этот Ортег! Он хочет лишить мир Звездной силы. Древние сектанты действовали так же согласно своей идее. Какая идея движет магом? Но это не важно. Ведь Звездная сила исчезнет, только когда Шайса умрет на алтаре Колон. Или…

— Эй! Кто ты такая?!

Молодой стражник, наверное, совершал обход замка. Увидев Хэйсоа и двух своих неподвижных товарищей, он, не раздумывая, выхватил саблю. Сестра метнула в него Звездный огонь, но навстречу голубому пламени с острия сабли слетел острый ослепительно белый луч. А на крик стражника уже сбегались люди со всего замка. Еще мгновение — и из дверей выйдет Ортег со своим собеседником, они наверняка тоже не безоружны… Хэйсоа вызвала карту перемещения. Она с жалостью вспомнила о Гот-то и Роут, которым обещала помощь. Но им не угрожает немедленная гибель, а позднее она за ними вернется. А сейчас — назад, в храм, пока ее там не хватились. Поймав рукой самый яркий из трепещущих огоньков, Хэйсоа исчезла на глазах изумленных стражников и разгневанного Ортега, застывшего на пороге.

Оказавшись в неком знакомом для любой искательницы пространстве, Хэйсоа уже видела хрустальные башни храма, выраставшие из темного тумана. И вдруг странное сопротивление толкнуло ее назад: храм был закрыт для возвращения. Значит, угрожающие слова управительницы о том, что после самовольной отлучки нельзя будет вернуться назад, были не пустым звуком. Однако ни у кого еще не было повода это проверить. Наверное, Сияющая что-то сделала с картой перемещений.

В пространстве между двумя точками дул сильный встречный ветер. Он закрутил Хэйсоа и бросил ее обратно — в замок Ортега. Там не успели еще опомниться после ее исчезновения, когда прямо перед распахнутыми дверями, ведущими в кабинет хозяина, заклубилось темное облако, из которого синеглазая женщина появилась вновь… Волосы и одежда Хэйсоа были спутаны, как будто она попала в ураган. Нахмуренный Ортег шагнул вперед, поднимая саблю, сверкающую белым огнем идера. Не дав возможности своим недругам остановить ее, Хэйсоа снова вызвала карту перемещений и поймала рукой первого попавшегося голубого мотылька.

Когда я поняла, что спасена, то едва не лишилась чувств. Меня удерживали веревки, но умная Виса осторожным рывком когтей освободила мне руки и ноги. Я сразу же бросилась к Эстрилу: надо было немедленно уходить, пока дикари не опомнились. Однако теребя неподатливые путы и оглядываясь, я заметила, что никто из племени не рискнул поднять глаз. Даже шаман продолжал лежать, распростершись на земле, хотя Виса не причинила ему серьезного вреда. Дикари опасались даже не огромных тигров с горящими светло-зелеными глазами. Белая кошка была их божеством, однажды спустившимся с небес. Божество снизошло до них и явило свою волю, которой никто не смел противиться. Как только Эстрил и Иелкон были свободны, мы вслед за Висой покинули площадку.

Впереди была ночная чаща, возможно, полная диких зверей, да и клыкастые спутники моей Висы не вызывали доверия. Но страшнее человека зверя нет, и поэтому мы уходили, оставляя большую опасность за спиной. Как только страшные столбы для жертвоприношений скрылись из виду, я вдруг почувствовала неудержимую любовь ко всему, что меня окружало. Я вела себя, как девчонка: постоянно бросалась целовать Вису в усатую морду, не обращая внимания на удивленные взгляды тигров, висла на шее у Эстрила, тоже ошеломленного неожиданным и чудесным спасением. Я испытывала злорадное желание пнуть кого-нибудь из этих глупых дикарей в торчащий кверху костлявый зад, но ограничилась тем, что сорвала с одного из них леопардовую шкуру. Надо было чем-то прикрыть наготу, а то Иелкон так и ел меня глазами. Эстрил тоже обзавелся трофеем: он нашел свой охотничий нож, подаренный кочевниками бертмед.

Виса вела нас через лес. Он был совсем не похож на тот, сквозь который мы пробирались на Ловиже: ни папоротников, ни лиан. Высокие, редко растущие деревья были похожи на колонны в величественном древнем храме. Густой лишайник одевал их малахитом на высоту человеческого роста. Земля под ногами, хоть и влажная после вчерашнего дождя, была упругой; кое-где зеленел низкорослый кустарник, да на полянах среди седой от ночной росы травы пламенели пунцовые цветы. Лес был полон жизни: птицы вкладывали в песни всю душу, желтые глаза хищников следили за нами из-за деревьев, мириады разноцветных светлячков вились над нашими головами.

Я не могла поверить, что снова чувствую у своих ног знакомое тепло: Виса не забыла привычку прижиматься ко мне во время совместной прогулки. Однако она выглядела гораздо счастливее, чем во время житья в храме. Свобода даже в чужих краях пошла ей на пользу. Кроме того, один из тигров, великолепный самец, явно был к ней неравнодушен. Похоже, моя сестренка тоже нашла свою любовь…

Под охраной четвероногих спутников наш небольшой отряд устроился на ночлег. Измотанные, пережившие столько опасностей, мы начали засыпать еще на ходу. И теперь я положила голову Эстрилу на колени, расплакалась слезами облегчения и уснула, чувствуя себя, наконец, в покое и безопасности.

На следующий день Виса вывела нас к обширной поляне. Мы еще издалека поняли, что там живут люди: по лесу тянулся дымок от костра, слышался детский плач. Еще одно туземное племя? Конечно, мы голодны и нуждаемся в помощи, но разве благоразумно искать ее у одних дикарей, едва вырвавшись из рук других? Мы с сомнением смотрели, как Виса белым призраком появляется на опушке. Но когда несколько дикарей робко приблизились к ней и замерли в почтительном поклоне, сомнения наши рассеялись.

«Ум-и-пуш» — люди из чащи — как они сами себя называли — были племенем собирателей и рыболовов. Охотники — «ва-у-фа» — принадлежали к числу их исконных врагов. По сравнению с ними ум-и-пуш были почти безоружны: они пользовались только легкими острогами для рыбной ловли, мотыгами, которыми рыхлили землю в поисках съедобных кореньев, и маленькими топориками — с их помощью юноши забирались на самые высокие деревья, чтобы достать плоды. Каждый месяц ва-у-фа устраивали набеги и забирали кого-нибудь из ум-и-пуш в плен, а потом приносили в жертву своим богам — тиграм и леопардам.

Лесные люди были маленького роста — взрослые члены племени не доставали Эстрилу до плеча — и носили лишь короткие юбочки из сухой травы, украшенные у мужчин разноцветными птичьими перьями. Все они были неестественно худы и нескладны, робки и запуганы, как нелюбимые дети. Кожа у ум-и-пуш была темнее, чем у их свирепых соседей, и отливала лиловым оттенком. Темно-лиловые глаза смотрели на нас с несмелым любопытством. Когда мы вслед за Висой появились на поляне, все ум-и-пуш сбились в кучку. Наверное, их особенно напугала леопардовая шкура на моих плечах: она напоминала им о постоянной вражде с охотниками. Мне пришлось сбросить пятнистый наряд, и тогда тихий возглас удивления вызвала моя светлая кожа. Осмелев, две молодые девушки подкрались ко мне на корточках. Одна протянула руку, коснулась моей ноги и тут же отскочила, ойкнув. Я улыбнулась ей как можно более доброжелательно и тоже потрогала ее за плечо. Увидев, что я не рассердилась, дикарка смущенно хихикнула, показав редкие желтые зубы, и вместе с подругой убежала к соплеменникам. Лед был сломлен. Ум-и-пуш расступились, позволяя нам подойти к их очагу.

Лес скудно кормил своих детей. И тем не менее, в руках каждого из голодных гостей тут же оказалась деревянная плошка с темным ароматным варевом. Позже я узнала, что для этого блюда, кстати, питательного и довольно вкусного, собирали пой-пой — длинные глянцево-черные овощи с коричневой мясистой сердцевиной. На вкус пой-пой напоминали тушеное мясо. Настоящее мясо ум-и-пуш в пищу не употребляли.

Они не стали нам мешать и расположились неподалеку. Мне показалось, что у них на все становище — человек на пятнадцать вместе с детьми разных возрастов — было всего две небольшие миски. Дикари ели чинно, не дрались из-за куска. Взрослые не отталкивали малышей, а протягивали им самые сочные куски. Я огляделась в поисках Висы. Но моя сестренка уже ушла вместе со своими спутниками, предоставив нас гостеприимству лесных людей.